С. Воложин.
Комментарии к книге Бенуа.
Учитесь не верить
XI (продолжение).
Последние академики.
"…вполне брюлловскую вещь — “Убийство детей Годунова””.
К. Маковский. Убийство Фёдора Годунова в 1605 году. 1862.
Ну да. Контраст, свет, вплоть до белизны, освещение неизвестно откуда…
Только адрес передачи возбуждения какой? Антибунтарям, как само собой (может, даже против воли автора) получалось у Брюллова? Реакционерам? В 1862-то году… Через год после отмены крепостничества… К. Маковский этого хотел? Наверно, нет, раз "в следующем затем году покинул Академию в числе знаменитых 13-ти, увлекшись всеобщим протестующим настроением и примкнув к кружку Крамского". Несчастных-то крестьян освободили от крепостной зависимости без земли!..
*
"…“Масленицу”, “Похороны” и другие бытовые сценки, часто столь же мелкие по смыслу, как и произведения его младшего брата Владимира, но отличающиеся от них в хорошую сторону большей сочностью письма и большим пониманием красок”.
Тут не понятны и мелкость смысла, и сочность письма, и понимание красок. – Смотрим.
К. Маковский. Народное гулянье во время масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге.
1869.
Ну, за сочность красок я сочту, скажем, большую темноту зимних одежд при белизне снега, пара и иных светлых мест. Относительно понимания красок что я могу комментировать? Что бледно-фиолетовый дом правее центра соответствует бледно-жёлтым домам и бледной желтизне неба… Что красно-коричневой стене слева соответствует зелень чего-то на этой стене нарисованного и зеленоватому же занавесу балагана… Что синему платью центральной бабы соответствует оранжевая поддёвка и мех воротника… - Какие-то жалкие потуги это, а не понимание красок.
Теперь мелкость смысла.
Противопоставим одобрительные слова Стасова:
"Весь Петербург гуляет и улыбается на морозе при розовых отблесках зимнего солнца. Тут и франт в pince-nez, и оборванные мальчишки; упаренные в своих салопах купчихи и балаганные актеры в плохих трико, дующие на морозе в дымящийся стакан чая чиновники, любующиеся на паяцев, и молодцы в поддевках, ловко достающие гривну из кармана; мастеровые, толсто хохочущее мужичье и дамочки в шикарных шляпах, солдаты и продавцы орехов и стручков”.
Улыбаются считанных несколько человек.
Остальные не улыбаются. Просто ни один.
Франт в пенсне - это второй из найденных мною улыбающихся. Пенсне он держит в руке.
Оборванных мальчишек двое.
Упаренная в салопе купчиха одна – на переднем плане.
Почему плохие трико у балаганных актёров, мне не видно.
Почему человек, дующий на стакан, чиновник мне не понять. Он что-то не солиден. Без верхней одежды. А мороз же. Ряженый какой-то в коротких штанах. Да ладно.
Стасов просто нагнетает, чуть не каждого называя во множественном числе. Он рад, что художник нарисовал простой народ, что художник демократ. А демократия – в моде…
Ну. Его можно понять. Объявлены ж реформы образования, судебная, земская, вот-вот объявят городское самоуправление.
Имеется ли это в виду у К. Маковского? – Нет, конечно. У него и собственно гулянье еле видно. Сгрудившаяся толпа это не гулянье. Рассредоточить надо было. Он плохо умеет видеть жизнь или что? – Прав Бенуа: "Однако долго выдержать в этом направлении, требовавшем постоянного изучения народной жизни и преобладающего интереса, по рецепту школы, к мрачным сторонам ее он, случайно заразившийся от товарищей ходячими взглядами, не мог”.
*
"Разумеется, не тем К. Маковский был брюлловцем, что брался <…> за аллегорические и мифологические сюжеты, — в которых так велик Бёклин <…> он за все брался как настоящий академик, с полным равнодушием к главному в искусстве — к интимному, теплому, сердечному чувству, тем, что для него поза и приличный, заманчивый вид были важнее всего и что он не думал выражать себя, давать самое драгоценное в художественном творчестве: убедительность своеобразных форм и взлелеянное в душе содержание. К. Маковский не сделал ничего искреннего. Его “Русалки”, претендующие на чувственность и поэзию, — очень пустячная, ничего, кроме банальной пикантности и дешевой эффектности, не содержащая иллюстрация”.
Бёклин. Русалка. 1886.
"В творчестве швейцарского мастера как бы овеществляется знаменитое воззвание Поля Верлена — “о музыке прежде всего” <…> Принципы цветомузыкального контрапункта Бёклина хорошо заметны в его картине “Русалка” (1886, Берн). Звучит главный верхний красно-рыжий цветовой мотив русалки. Постепенно он холодеет, опускаясь книзу, к голубовато-синему тритону в воде, как бы зеркально отражающему верхний слой. Не только цвет, но и плавные овалы форм создают бесконечно чередующуюся цветовую мелодию теплых и холодных тонов. Жест поднятой кисти русалки — подъем волны и постепенный спад, которому вторят клювы чаек, горизонталь камня, глухой плотный голубоватый фон, на котором еще ярче горят рыжие волосы русалки, музыкально-расходящиеся всплески отражения — все создает гармоничный, завораживающий мир” (Дьяков. http://art.1september.ru/article.php?ID=200702415).
Поразительный образец анализа элементов и синтеза художественного смысла из этого анализа! Я б не начал писать больше 40 лет назад, если б такими разборами были полны книги по искусствознанию.
Причём, что особенно отрадно, это что я к моменту обнаружения этого текста уже отказался от заскока, что художественным является только то, что выражено противоречиво (противоречие-де единственный способ выразить подсознательное). Я теперь твёрдо знаю, что подсознательное (в данном случае – "гармоничный, завораживающий мир”) может выражаться ещё одним способом – образами, рождёнными подсознанием художника, обращающимся к подсознанию же воспиемника, и способным быть выраженными словами (осознанными) почти исключительно одними только критиками.
Я уверен, что и зная Бёклина как символиста, я б ни за что не догадался так проанализировать его картину, как Дьяков.
- Доказательство? – Пожалуйста.
До обнаружения этого Дьякова я наткнулся на другую картину Бёклина.
Бёклин. Игры наяд. 1886.
Я был в полной растерянности, как это привязать к известному всем причастным символизму художника. К улёту бог весть куда в сверхбудущее, пусть его образом и будет мифологическое прошлое. Растерялся, хоть видел бёклиновских наяд разных ещё лет 40 назад. Было чрезвычайно трудно в СССР тогда увидеть репродукции Бёклина. Мне выслали книгу на немецком по межбиблиотечному абонементу на две недели из Таллина.
Правда, этот мой провал с привязкой (объясняемый мной как проявление общения между подсознательным живописца и подсознательным зрителя) проваливает другое моё предположение: что подсознанием все всё “понимают”. – Я ничего не чуял в этих наядах. Беспокойство я переживал только от непривязываемости к символизму, а не от невыразимости Чего-То.
Наверно, действовала чисто моя нелюбовь нырять.
Помню, как я воспринимал одно из первых общений с Чёрным морем. Мне было 20 лет. Я тогда ещё не очень умел плавать. Я на 16-й станции Фонтана в Одессе (тогда ещё не было сплошь песчаных пляжей в городе) обнаружил у берега плоский камень, покрытый водой на несколько сантиметров и защищённый от прибоя и от солнца скалой, раза в два большей, чем на картине Бёклина. Я лёг на этот камень, и меня периодически разбитая скалой волна то чуть приподымала, то опускала. После пляжного зноя это был рай. Но очень спокойный. А не – такая свобода от земного притяжения, как в “Играх наяд”.
Теперь – к К. Маковскому.
К. Маковский. Русалки. 1879.
"… 19 до 24 июня… Ранее эти дни назывались праздником Русалии. Из-за того, что русалки ассоциировались с водной стихией, по старославянским обычаям в праздник их вызывали для предотвращения засухи, несмотря на то, что они считались “нечистой силой”” (http://opisanie-kartin.com/opisanie-kartiny-konstantina-makovskogo-rusalki/).
Вот художник и проиллюстрировал: "считались “нечистой силой”” – так церковь в стороне; "для предотвращения засухи” – так к облакам русалки устремляются. Мистика – ну так голубые миазмы вокруг их хоровода.
Был какой-то скандал вокруг этой картины. Наверно. Из-за богомерзкости сюжета с точки зрения церкви. Было ли модно быть в оппозиции к властям? – Тогда – было.
От души или иллюстрирует знаемое художник – очень трудно отличить. Но, наверно, Бенуа прав.
*
"…они [портреты К. Маковского] по своему сбитому рисунку, по своей пустоте и салонной миловидности бесконечно уступают не только произведениям истинных мастеров “бомондной” портретистики, вроде Рикара, Шаплена, Стевенса, Дусэ или Дюеза, но и таким розовым и приторным художникам, как Ф. А. Каульбах, у которого если не таланта, то, по крайней мере, знания и выдержки несравненно больше, нежели у нашего отечественного Карлюса-Дюрана”.
Рикар. Портрет предположительно мадам Эмилии Гайар.
Про Рикара пишут, что он улавливал характерность человека. Так я согласен. Вот эта женщина, по-моему, добра, благонравна и пострадала.
Шаплен. Девушка с гнездом.
Ну она-то думает о своём будущем как матери в гнезде. – Плоско.
Стевенс. Портрет женщины в белом.
А эта считает свою жизнь уже конченной. И смирилась.
Дусе. Красавица гарема.
Впол-не довольна своей жизнью. И никакой свободы не надо. Не знает, что это такое.
Дюез. Отдых. 1891.
Оно того стоит – так жить?
Каульбах. Портрет дочери поэта Людвига Гандховера. 1895.
Вот у кого полная жизнь.
Карлюс-Дюран. Мадам Генри Фукье. 1876.
Шик-блеск-красота! Матёрая женщина.
Что такое знание и выдержка, явленные, мол, тут, я, конечно не усекаю… И, наверно, не смогу сравнить с портретом какой-нибудь женщины Маковского.
К. Маковский. Портрет девушки.
Чем это хуже, я не понимаю. Настороженная. Недоверчивая. Боящаяся. Практически беззащитная.
И всё – шикарное, от сытости и довольства происшедшее. Полсвета скачет, а полсвета плачет. Почему б кому-то не выражать мироотношение скачущих? Почему историку искусства надо хаять соответствие такому умонастроению? Я это повторяю, впрочем. Не наскучило? Может, потому, что Бенуа сам был художником. Мне проще, я – интерпретатор, да ещё и тот, что ищет, почему так нарисовано. Ясно, что мне все “почему” равны, пока я ищу ответ. Я после нахождения позволяю себе стать на чью-то сторону. Но то ж будет только после фазы беспристрастности. Так, во всяком случае, я самого себя идеализирую.
XII.
Влияние академии на реалистическую школу.
"Перов изменил самому себе, жизни и правде и принялся сначала писать свои пустенькие, смехотворные сценки, а затем и мертвые, холодные и пустые, точь-в-точь как брюлловский “Псков”, исторические картины или даже еще глупейшие аллегории вроде “Весны””.
Смотрим глупость.
Нет. Не смотрим. Не нашёл такой в интернете.
*
"…от невыработанности его [Репина] собственных взглядов, отпечаталась не только в таких прямо неудачных вещах, как “Св. Николай”, “Дон Жуан” или “Дуэль”, но и в лучших его произведениях: в “Запорожцах”, так досадливо эпизодических и анекдотических”.
Так насчёт “Запорожцев” (см. тут) я почти согласен. Народничество выдохлось, надоело, и интересно стало обыкновенное, обыкновеннейшее – в пику пафосному. Вот Репин над пафосным и посмеялся, нарисовав анекдот.
Ну а другие вещи?..
Репин. Николай Мирликийский избавляет от смерти трех невинно осужденных. 1895.
То же время создания - политическая реакция. То же нарушение пафосности. Поясню.
Теоретик классицизма Гильдебранд писал: "Ничто не должно двигаться на нас из картины, но мы должны входить в картину, чтоб сохранить целостное движение вглубь”.
Так вот этот казнимый на первом плане ещё и наклонился вперёд, к нам. – Тихая такая фига в кармане канону пафосности.
Что там было в Мирах в Ликии в первой половине IV веке, при Константине Великом, впервые сделавшем христианство государственной религией?
"… приехали гонцы из Мир и со слезами рассказали, что правитель города Евстафий осудил на смерть трех невинных людей.
- При тебе он бы никогда не осмелился на такое! Владыко, все плачут и ждут тебя.
Святой Николай, взял с собой воевод, тут же отправился домой. Подъехав к Мирам, он узнал, что осужденных уже вывели из темницы.
На месте казни стояла большая толпа. Пройдя сквозь нее, святитель увидел троих несчастных со связанными руками и закрытыми лицами. Им уже пригнули головы к земле, и палач достал меч из ножен. Святой Николай выхватил меч у него из рук и развязал узников.
Народ радовался, и никто из городских властей не посмел сказать святителю ни слова. Правитель Евстафий оправдывался и просил прощения, Николай даже не смотрел на него. Наконец, когда Евстафий сознался, что за взятку осудил на смерть невинных, и искренне покаялся, святитель простил его” (http://4spisok.ru/imennye-ikony/551-nikolay-chudotvorets-mirlikiyskiy).
Что значит – религия на подъёме… – Коррупция – на спаде.
А в 1895 году? – Наоборот. Россия на рубеже XIX-XX вв. входила в первую пятёрку по числу чиновников. А чиновник – это взяточник. В России – низовой чиновник. Как Ликия была крошкой в Римской империи.
"Рост взяточничества с начала XX века в России (как и в других странах первой пятерки) имел место в связи как с ростом числа чиновников, так и с поставками и военными заказами, сделками с недвижимостью, основанием новых кооперативных обществ, получением для эксплуатации земельных участков с полезными ископаемыми и другими сделками в начале XX века” (http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/201761#XIX_.D0.B2.D0.B5.D0.BA._.D0.90.D0.BB.D0.B5.D0.BA.D1.81.D0.B0.D0.BD.D0.B4.D1.80_III).
За 5 лет до начала ХХ века, наверно же, было то же самое.
Вот Репин и посмеялся над бесполезным пафосом высшей власти (в России наверху были честны) и церкви, призывавших к честности.
Он же был реалист (см. тут, тут), т.е. видел в социуме то, чего другие ещё не видели. Бенуа в принципе не мог такого реализма усечь, будучи ницшеанцем, для которого приговор над миром произнесён окончательный – серость. – Где ему было судить о "невыработанности его [Репина] собственных взглядов”, когда тот открывал и открывал новое и новое в бурно изменяющемся социуме…
Так нельзя ли насмешку Репина над современными нравами увидеть и в “Дон Жуане”?
Репин. Дон Жуан и донна Анна. 1887-1896.
Безусловный хохот вызовет, если заметите, рожа на колене статуи Командора. Трагикомичен и Дон Жуан, смотрящий на небо. Он – в роли. Не любящего, а монаха, раз на небо смотрит, а не донну Анну пожирает глазами. Театральностью Репин высмеивает и донну Анну – она ж деланно закрывает ухо. Этак не сделаешься несышащей.
Пушкина Репин не иллюстрирует.
Пушкин куда как серьёзен. Он такое задумал… Это у него предпоследняя из маленьких трагедий.
Самоцитата: “Перед нами – через все четыре трагедии – проходит не очень-то и скрытый сверхсюжет об изменении сознания от зла к добру. А в каждой отдельной вещи происходит трагедия неосознавания самого себя”.
Так на то и сверхзадача Пушкина была – выразить идеал консенсуса в сословном обществе.
А у Репина – обратная задача: он заметил тенденцию ухудшения нравов от колоссального прогресса при капитализме.
У Пушкина Дон Гуан и Донна Анна по-своему честны. У Репина они притворщики. И он над ними смеётся.
Теперь “Дуэль”.
Репин. Дуэль. 1896.
Обратите внимание, какая буйная зелень-жизнь противостоит этим охваченным эмоциями людям. Только врачу она не противостоит – он тоже в зелёном. И как зелени плевать, что происходит с людьми, так врачу (он аж руки за спину заложил; будто не хочет спасать раненого, если это окажется возможным). На него аж орёт правый из группы. Левый из группы неравнодушен в том, чтоб не дать упасть раненому. Центральный – в том, чтоб разобраться, смертельное ль ранение. Раненый – озабочен получением прощения за обиду, хоть обиженный и получил удовлетворение вполне, казалось бы. А оскорблённый и убивший неравнодушен, потому что ему по инерции мало того, что он убил. Он закуривает, но глаза его яростные.
Дуэль морального результата не дала.
А что это было за время?
"…Александр III, которому присвояется почему-то эпитет миротворца и христианина, не только не воспрещал дуэлей, против которых боролись и борются все христианские императоры и короли, но прямо предписал их законом, для того чтобы поддержать в войсках пропадающий принцип чести военного звания.
50, 40 лет тому назад всего этого не могло быть: не было таких офицеров, которые бы убивали беззащитных людей за воображаемую честь мундира, и не было таких государей, которые одобряли бы убийство беззащитных граждан и узаконивали бы убийство на дуэли.
Случилось нечто подобное химическому разложению. Поваренная соль, пока она не разложена, не представляет ничего неприятного. Но, подвергшись разложению, она дает отвратительный удушливый газ хлор, который прежде, в соединении своем, был незаметен. То же сделалось в нашем обществе с военными людьми.
В прежнее время военный человек 30-х, 40-х, 50-х, даже 60-х годов, составляя нераздельную и необходимую часть тогдашнего общества, не представлял из себя не только ничего неприятного, но, как это было у нас, да и везде, я полагаю, представлял из себя, особенно в гвардии, цвет тогдашнего образованного сословия. Таковы были наши декабристы 20-х годов (Далее отчеркнуто место с пометой пропустить: Тогдашние военные не только не сомневались в справедливости своего звания, но гордились им, часто избирая это звание из чувства самоотвержения.).
Не то уже представляют теперешние военные. В обществе совершилось разделение: лучшие элементы выделились из военного сословия и избрали другие профессии; военное же сословие пополнялось все худшим и худшим в нравственном отношении элементом и дошло до того отсталого, грубого и отвратительного сословия, в котором оно находится теперь. Так что на сколько более человечны, и разумны, и просвещенны стали взгляды на войну лучших не военных людей европейского общества и на все жизненные вопросы, на столько более грубы и нелепы стали взгляды военных людей нашего времени как на вопросы жизни, так и на свое дело и звание.
Оно и не могло быть иначе: военные люди за 30, 40 лет тому назад, никогда не слыхавшие сомнения о достоинстве военного звания, наивно гордились им и могли быть добрыми, честными и, главное, вполне христиански просвещенными людьми, продолжая быть военными; теперь же это уже невозможно. Теперь для того, чтобы быть военным, человеку нужно быть или грубым, или непросвещенным в истинном смысле этого слова человеком, т.е. прямо не знать всего того, что сделано человеческой мыслью для того, чтобы разъяснить безумие, бесполезность и безнравственность войны и потому всякого участия в ней, или нечестным и грубым, т.е. притворяться, что не знаешь того, чего нельзя не знать, и, пользуясь авторитетом сильных мира сего и инерцией общественного мнения, продолжающего по старой привычке уважать военных, - делать вид, что веришь в высокое и важное значение военного звания” (Лев Толстой. http://az.lib.ru/t/tolstoj_lew_nikolaewich/text_1200.shtml).
Эту статью Толстой стал писать из-за одной статьи "от 6 ноября 1896 г.” (Там же). А ""Дуэль” написана И. Е. Репиным в белорусском имении “Здравнёво”. Впервые была представлена публике на выставке “Опытов художественного творчества русских и иностранных художников, и учеников” в 1896 году.” (http://gruzdoff.ru/wiki/%D0%94%D1%83%D1%8D%D0%BB%D1%8C_(%D0%BA%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0_%D0%A0%D0%B5%D0%BF%D0%B8%D0%BD%D0%B0)). То есть Репин, не Толстой, открыл то безобразие, что считалось нормой в России.
Ещё одно доказательство реализма Репина. И ошибочности Бенуа.
Конец 10-й интернет-части книги.
Перейти к другим интернет-частям:
0, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31
На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |