Мария Раевская сказала про Пушкина, дескать, он поэт, следственно, влюблён. Вот так и Бенуа. Он художник, влюбляется в какого-то художника, и его превозносит, а проходит минута, и он его уже ругает. И как к этому относиться? Ибо заразительны оба отношения, оба искренни. Но такое искусствоведение – не наука.

Ну вот как относиться к тому, что Саврасов – художник одной картины? Когда он у меня попал в коллекцию художественных открытий… Красота – в простоте печальной, но и не без жизнеутверждающего начала. Нельзя пользоваться своим открытием в другой, третьей и так далее картинах? Будешь эпигоном самого себя?

"…продажей в московских подворотнях своих [Саврасова] очень неважных этюдов”.

Надо думать, что этюды – после шедеврального взлёта в 1871 году… И не карандашные…

Дату не нашёл.

Ну, таки не на что смотреть.

Но обличения нет. Как и везде. Из-за чего и погорела судьба художника.

А его тянуло выражать ещё не мистическую, но уже вечную русскую особость (а вовсе не изопублицистику передвижников). Эти “ещё” и “уже” – эхо моего знания, до какого ницшеанства это выросло у Левитана, ученика Саврасова. Из-за этого знания я внимательно всматриваюсь в бледно-зеленую грандиозную даль, что проникла и в этот жалкий этюд.

Поверить, что масло? Что-то на карандаш похоже.

Неадекватное нарисованному название. Какое ж “у реки”, когда до реки (посмотрите на сани с седоком, замахнувшимся на лошадь) ехать и ехать. Если же верить, что тут ранняя весна, то придётся то, что правее берёз, считать проталинами на обрывистых берегах, а не кустом с почему-то сохранявшейся всю зиму листвой. Но уж как объяснить дымок парохода, я не знаю. Не ледокол же это?

Или всё-таки это халтура на продажу (для того и подпись в правом нижнем углу и обрамил слева, справа и вверху)?

Но – опять – даль, даль какая…

Помещаю потому, что вода на переднем плане и кое-что другое сделано явно кистью. За, по-моему, эскизность. Ну и за дату.

И даль какая…

А это уж точно не на продажу, и убейте – не масло. Но я и тут чую даль.

Этой далью кругом я хочу хоть как-то оппонировать Бенуа.

Я субъективен, наверно, но мне не только от знаменитой “Грачи прилетели” (1871), чуть не от каждой его вещи хочется выть из-за её русскости, непритязательной и великой.

За 19 лет до "Грачей"… Какое к чёрту: "считаться необъяснимым случаем, находящимся вне всякой связи с прошлым”?

Это про ерунду-то на первом плане и головокружительную бесконечность на дальнем, что вот, уже за 19 лет до “Грачей” есть (я ж ещё и не искал специально; может, и ещё более ранние случаи такого парадоксального соединения существуют)… Бенуа просто не понимает всю силу отторжения Саврасовым (сыном богатого купца) сытости и радости, когда тянет к горнему. Ну и про венециановскую “На пашне. Весна” Бенуа забыл. А ведь и та уже уносит в какую-то вечность русского менталитета. Наконец, Саврасов просто не одинок.

Я не могу судить по репродукциям о "красоте красок” ни у Каменева, ни у Саврасова, но тему и настроение, по-моему, можно считать совпадающими.

Непосредственность же исполнения, по-моему, Бенуа притянул зря. Гляньте на загрязнение снега на переднем плане. Это непосредственность – нарисовать многие сотни объектов строительного мусора, который набросали грачи, строя себе гнёзда? Или не меньшее число сотен веточек берёз? Кюгельгена он за такое обругал.

Просто Саврасову повезло в 1871 году. Впервые ж открылась выставка беглецов из Академии. И этот бунт с темой весны что-то шептал о революции. Вот Саврасов и был превознесён.

Саврасов же нарисовал Вечность Русского Менталитета, одним их образов чего является головокружительная даль.

Прикиньте, сколько от вас, зрителя, до леса у Каменева и сколько до самого дальнего леса у Саврасова. – У Каменева – не больше километра, у Саврасова – может, и десять. С пригорка ж, оказывается, вы смотрите у Саврасова! С высоты колокольни. Шестым планом оказывается самый дальний лес.

Другое дело, что сам скрытый приход весны – тоже выражает специфическую скромную, но могучую русскость.

Я думаю, именно это имел в виду Бенуа, когда (впервые с восклицательным знаком) сравнил картину с музыкой:

""Грачи прилетели” — чудесная картина, такая же поэтичная, в одно и то же время тоскливая и радостная, истинно весенняя, как вступление к “Снегурочке” Римского! Еще зима. Мрачный, сизый горизонт, далекая снежная равнина, старинная церковь, жалкие домики, голые деревья, зябнущие в холодной сырости, почти мертвые от долгого тяжелого сна… И вот чувствуется, как по этой сырой и холодной, мертвой, бесконечной мгле проносится первое легкое и мягкое дуновение теплоты, жизни. И от ласки этого дуновения растаял пруд, встрепенулись, ожили деревья, а снежный саван быстро исчезает. Целая стая веселых птиц примчалась с этим ветром. Они расселись по деревьям и без умолку твердят свою радостную весть о близости весны”.

За скрытость говорит выбор слов: "Мрачный, сизый горизонт, далекая снежная равнина”, “голые деревья, зябнущие в холодной сырости, почти мертвые”, “сырой и холодной, мертвой, бесконечной мгле”.

И всё – натянуто, всё – не правда.

Горизонт был бы мрачным и сизым, если он был взят сам по себе:

Но его так мало по сравнению с голубым небом, что его мрачность и сизость исчезает.

То же и со снежностью далёкой равнины. Их две, кстати: на самом краю слева и на самом краю справа. Их до смешного мало на территории холста, чтоб влиять. Наоборот, в долине много где уже растаял снег, блестят озёра.

Теперь, голые ли деревья? – Смотря какие. То, что слева от сарая, – да. А справа – нет! Голая самая левая берёза. Она вообще, кажется, засохшая – настолько её, сухую, ветра изуродовали, обломав. Но вот ветки центральной и правой групп берёз что-то подозрительно не голые. И уж точно не в холодной сырости они зябнут, а греются в какой-то желтоватой атмосфере вокруг них. Отсюда противоречие самому себе у Бенуа: "ожили деревья”. То же и со снегом: "снежный саван быстро исчезает”.

Бенуа можно понять: он хотел словесно выразить, что Саврасов сумел нарисовать процесс. При этом Бенуа не слишком сообразовывался с реалиями картины.

На картине же весна пришла. Как во вступлении к “Снегурочке”. Особенно в теме весны (слушать вторую дорожку тут). Или в голосовом куске на первой дорожке (по тому же адресу).

Но во вступлении гораздо больше музыки. И в ней, например, в начале второй минуты на третьей дорожке, и на временной метке 2:46, и перед самым концом – живописуется музыкой вот эта скрытость работы весны. Если вы видели, как под солнечными лучами на краях рытвин сугробов растут капли и падают, а там, внизу уже начинается крохотный ручеёк, как, подтаявший, обрушивается вниз же ком снега, - если вы представите это – вы как бы зримо поймёте про скрытость грандиозной работы. И вот ритм всё увеличивающихся луж: две малые чуть левее центра на переднем плане, гораздо больше – справа, целые озёра – на третьем плане, - живописует скрытую и грандиозную работу.

Хочется думать, что чувствую, что именно из-за неё Бенуа вспомнил о вступлении к “Снегурочке”, а не из-за открытых сцен явления весны, типа возгласов: “Конец Зиме! – пропели петухи. Весна-красна спускается на землю”, - которым соответствует название картины и порядка 30-ти нарисованных грачей, которые, конечно же, галдят.

Жалкость домиков и старинность церкви (чтоб была ассоциация со старым) попали в речь Бенуа тоже для словесного изображения движения от плохого к хорошему. На самом деле домик только один, и он не жалкий. Хотя его деревянность при каменности церкви дому не плюс. Что вместе с неодинаковыми тенями от досок на сарае, тихо шепчет о бедности. Что, впрочем, тоже имеет отношение к русскости (на историческое обоснование бедности народа не хочется отвлекаться; факт, что и Саврасов к ней не относится отрицательно, что подтверждают и остальные произведения художника, и его судьба не угодившего протестантам-передвижникам).

Хм. Неужели картина Саврасова в общем светлее картины Каменева?

Я б не сказал. (Это я взял максимальную контрастность для обоих.)

При минимальной яркости у Каменева даже светлее, вроде…

Или не лезть в эти сферы…

"Его [Поленова] восточные этюды теперь кажутся слащавыми и неприятно поражают своей вялой техникой, но в свое время они явились также своего рода откровением для глаза русских художников, так как никто до него не передавал такую легкость в тенях, такую прозрачность красок, такую воздушность перспективы”.

Троада — древнее название полуострова на северо-западе Малой Азии.

Судя по слову “тушь”, я предполагаю, что это этюд. Я, конечно, не понимаю, как смешивается тушь разных цветов. И я предполагаю, что море в момент писания Поленова не интересовало, поэтому он его сделал таким, как небо. Предполагаю также, что поразила Поленова разноцветность гор. Верить Поленову мне что-то не хочется. Но никакого из эпитетов Бенуа я не понимаю и не знаю, как понять.

Фиолетовые тени на жёлтом доме это и есть "легкость в тенях”?

Если я смею – я не вижу тут никакого откровения.

Надо подойти иначе. Надо найти, кто что говорит о живописных открытиях Поленова на Востоке.

Отталкиваться надо, наверно, от того, как охарактеризовал Алленов появление Поленова со своим “Московским двориком”:

А потом Поленов решил учить. Появилось долженствование. Но он его стал проводить, понимаю, преимущественно цветом:

"…стремление внести искусство и красоту в жизнь, приобщить к ним массы людей” (http://www.liveinternet.ru/users/3556592/post120646881/).

Так когда он для этого строит по собственному проекту дом для секции народных театров с какими-то костюмерными и декорационными мастерскими, мне понятно. Но цветом…

Так я-то, конечно, выпадаю в осадок от такой красотищи. Но я с детства рисовал. А как рабочие? Даже если повесить эти вещи на стены их театра…

То есть, презрение Бенуа головой мне понятно. Поленова стали интересовать декоративные задачи. Красяво. Слащаво по Бенуа. А Алленов вообще проигнорировал такую деятельность Поленова.

По моему словоупотреблению – прикладное искусство. Приложено к задаче украшать стены помещений. И не волновать. Как и Айвазовский, собственно.

Впрочем, не исключено и другое, некое впадение в ницшеанство, в искусство для искусства. И плевать на действительность.

(Кстати, я видел Тивериадское озеро с такой низкой точки зрения, а возможно, и в такой час дня, когда восточный берег озарён полдневным солнцем, но при большой похожести гор такой тёмной воду я не видел. Т.е. главное – красиво, а не правда. Или другой вариант: главное – образ иномирия.)

Это (идейно – см. тут) скачок обратно к “Московскому дворику” (1877). Оттого и "правдивые краски”. Ну а робкая техника – я пас.

Речь о средневековом праве первой ночи. Перед нами казус – сразу три девушки сегодня вышли замуж за крепостных данного сеньора. И ни одну не могут у сеньора женихи выкупить. И вот наступает вечер, и все три прямо со свадьбы приведены кем-то там, наверно, старшим в общине… Ну не брать же сеньору их на ночь всех троих!

И у нас кровь закипает, ибо несправедливость и в наше время свирепствует… И как меня впечатлял Деларош (в 9-й интернет-части) с этой беспомощностью у “королевы девяти дней” сделать пару шагов к эшафоту из-за… повязки на глазах, так я могу оценить изобретательность придумки Поленова про аж трёх невест.

Но. Это ж литературщина, а не живопись… Не зря и сам Поленов был не удовлетворён. Понятно, почему и для Бенуа это ужасная картина.

(Каким горячим, однако, начинал Поленов. Не потому ли его и в третьем периоде творчества опять потянуло на должное?)

И надо увидеть во всех трёх картинах дряблость живописи и несильные краски…

А меня, наоборот, в “Бабушкином саде” очень даже впечатляет солнечного цвета дорожка. Можно б так же взвыть от точности, как и с мокрой травой Ф. Васильева. И, разозлённый этим злым Бенуа, я готов восхититься столкновением цветов розовой нежности с холодом сеньорского замка. А тут, в “Раннем снеге”, меня просто ошарашивает темнота неба. Помимо того, что ошарашивает сентябрьский снег при даже не пожелтевших листьях, что таки бывает.

Ой, Бенуа, Бенуа…

Жаль, я не могу судить техническую сторону. Жаль, что тут появляется уже техническая слабость и моего любимого Айвазовского. Я уж и соглашался его отнести в прикладное искусство, приложенное для украшения. Но оно должно было выдавать изображение, “как живое”. А для этого ж, мыслится, нужно обладать техникой. Так вот и техники, оказывается, нет у Айвазовского.

Всё ли бескорыстно у Бенуа?

"Как видим, Дубовской в то время занимал достойное место в русском искусстве, на равных разделяя его с Левитаном. Однако, начиная с 1898 года, с появлением нового объединения художников, группировавшегося вокруг журнала “Мир искусства”, ситуация резко меняется. “Золотая пора” Товарищества передвижных художественных выставок миновала, и оно переживает кризис. На страницах “Мира искусства” передвижники подвергаются уничижительной критике, обвиняются во всех явных и мнимых гpexax, “в отсутствии стремления к техническому совершенству”, в “игнорировании разрешения художественных задач” и т.д.” (http://ilya-ya.ru/kulturologiya_2/rok_nepriznaniya_nikolaya_dubovskogo.php).

Может, "дилетантское, вялое в кисти” – это левое из двух передних справа стволов? Ну, в самом деле, не бывают же такие ступеньки на стволе…

Или вдруг утолщение стволов, веток вверху деревьев…

А "Бедность в полутонах” не есть ли то, что мы видим как массив леса на заднем плане?

Вообще-то Дубовский тут демонстративно халатно нарисовал… Эти кляксы-снег не из комков ли краски? – Что-то похожее на то, что стало получаться у меня, когда застарелое оливковое масло или что-то другое не дало мне запечатлеть вдруг ставшее зелёным море. Не есть ли это то, что Бенуа назвал "резкость”?

Но пусть и не в этой картине (её присутствие в интернете что-то подозрительно одноразовое), а в самой знаменитой картине Дубовского

нет ли того, что Бенуа назвал "грубость красочного эффекта”?

По мне, так это ницшеанство, исключительность русского. Это экстремистский тип идеала художника. И потому ушку девическому разалеться тронуту от приёмов художника-радикала. Этого идеала, может, Бенуа, сам ницшеанец (!), может, не понял?.. И потому так разоряется насчёт техники?..

Я понимаю жёсткость живописи как отсутствие воздушной перспективы и резкие границы предметов от своего окружения. Так отсутствие воздушной перспективы получилось очень кстати, ибо такую уж погоду взялся изображать художник. Очень холодно. В таком воздухе очень мало влаги, и воздушной перспективы нет. А отграничение каждой травинки от фона работает на общее ощущение неприятности. И даже не погоды, а шире - северности страны, как черты её исключительности. (Я и Остроухова тяну в ницшеанство.)

Он умел и не жёстко писать.

А про виртуозность живописи я не понимаю.

Теперь надо тащить себя за волосы: что значит "не особенно художественно”…

Видимо, бесчувственность. Только красота.

0, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31