Как кончил предыдущую главу, так начну и данную. Я комментирую лишь непонятные мне велеречивости и молчу об ошибках Бенуа, вытекающих из того, что он не увидел у А. Иванова антихристианства.

Какой это колорит можно назвать слащавым? Розовый?

Странно. Я б сказал, что колорит у Поленова такой же, как у Семирадского в уже рассмотренной нами тут картине. Там и там – жёлтый. Так я понимаю колорит, как преимущественный цвет. Ну и как некое присутствие его в других цветах.

Скажем, есть же жёлтый в тенях и полутенях жёлтых ступеней, храма, дальних домов и почвы? Есть. А в солнечных светлотах темно-зеленой зелени есть жёлтый? По-моему, есть. Все белые одежды желтоватые, а не чисто белые. Во всех лицах есть жёлтый. Даже в тёмных одеждах он, по-моему, присутствует.

Может, при прежнем упоминании Семирадского Бенуа просто не счёл нужным особенно распространяться про ту картину, а то б и её колорит назвал слащавым? Там было перечисление картин… Не знаю…

А слабость живописи? В интернете наоборот пишут… Но я тут не судья.

А. Я понял Бенуа.

Он бы, наверно, мало имел против, если б это были просто пейзажи с палестинской характерностью – обыденность тех мест. Ну такой вид реализма, воспевающего обыденность. Как Сильвестр Щедрин воспевал радостную обыденность Италии, и Калам – радостную обыденность Швейцарии (в связи с Каламом Бенуа сладенькими обозвал - если буквально - пейзажи российской Италии, Украины, со стаффажными фигурами, скорее принадлежностями пейзажа, чем чем-то людским, а не пейзажи Калама).

Но Бенуа же ницшеанец. Ему душепротивен оптимизм (за то академическое искусство изничтожает). А когда появляется на холсте Христос… Пусть и ненавистная это тень христианства с его преимуществом Добра… Он вспоминает про мистику. А мистика – это ж антибожественный идеал ницшеанства. – Всё ублаготворение, что веет от картины приземлённого реалиста Поленова, вся положительность, становятся для Бенуа активно ненавистными. И - является слово “сладенькое” с негативным его оттенком.

Бенуа не живописи объявляет “фэ”, а идеалу, ею выражаемому. И не замечает этого.

"Речь” о том, что Иисус-мальчик потерялся при посещении с родителями Иерусалима, но:

Так как понимать Бенуа насчёт научности Тиссо, я не знаю.

Пока Тиссо суетился в обществе…

"По работам Тиссо можно изучать одежду того времени, настолько тщательно прописаны мельчайшие детали платьев и многочисленные аксессуары” (http://www.liveinternet.ru/users/3251944/post360832474/).

Потом умерла его любимая, он стал сильно верующим, уехал в Палестину и стал иллюстрировать Библию. Так если думать, что слова Бенуа о серьёзности Тиссо есть дань уважения мистицизму, с которым связана истинная вера, то я такую, пожалуй, только одну картину увидел.

И такая мистика не может иметь никакого отношения к реализму-радости-обыкновенности Поленова.

Тогда как иначе понимать тиссовское множество "серьёзности” по Бенуа в сочетании с качеством "научным”? – Неужели это тщательность вырисовывания одежд библейского времени? Ерунда же.

Сидящий у Поленова крайний справа точно так же запахнут (справа налево) в белое, как и названный отец у Тиссо…

Единственно… Абсолютно ж точная иллюстрация Библии.

Даже обращение морали - 5-ти последних слов - повествователя Луки к нам тоже проиллюстрировано: взглядом Иисуса на нас.

Действительно серьёзность.

Опять делаю отступление от обсуждения только непонятной мне велеречивости Бенуа. Тут я уже делал заход насчёт ницшеанства Нестерова. А тут я уже добирался до ницшеанства Васнецова. В этой связи смею думать, что симпатизировал Бенуа не религиозным идеалам, а ницшеанству, веявшему от картин этих художников нецитируемо, так сказать.

И, как в насмешку, следующая велеречивость заявляет, что не получилось ницшеанство-то у Васнецова:

Как, однако, можно словами испортить впечатление, подготовленное другими словами (тут).

Поделом мне. На эмоциях проще всего выезжать. Ничем “текстовым” у меня там не было доказано отвращение Васнецова к скучной жизни, самоё себя не стоящей, раз мыслится что-то вообще… на уровне того света, но не тот свет, а…

Злость на себя аж толкает меня подумать, одна ли интуиция заставила Васнецова нарисовать такую луну.

Меня всегда потрясал, красно говоря, восход луны. Она ж – светило всё-таки. А никакого реагирования во всей природе, когда она восходит. Ничегошеньки не освещает она. Что есть на небе, что нету. Как жизнь человеческая: что была на свете, что не была. На что она повлияла, пока была на земле? – Ни на что. – Полное равнодушие природы к человеческому. Воистину состояние над Добром и Злом, явленное образом, т.е. “почти в лоб”, - образом, в который можно ткнуть пальцем и сказать: вот образ ницшеанства.

Что-то такое, - наверно, Бенуа прав, - все думают (нет! не думают! а подсознательно переживают; не все ж так наострены насчёт ницшеанства, как я). А раз все, то – "Нарочитая подчеркнутость настроения”.

Однако мог ли быть такой восход в день поражения?

Солнечное затмение было "в среду 1 мая” (http://www.dm-dobrov.ru/slovo/author/alt-367.html). Оно в 1185 году длилось 3 часа, было максимальным над Северной Америкой и происходило там с 11:30 по 14:45 (Википедия), т.е. где-то на 6-7 часов позже во времени Дона, т.е вечером. "Утром в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты” (http://www.vehi.net/oldrussian/opolku.html). В субботу утром сошлись вновь. "Бились день, бились другой; на третий день к полудню пали стяги Игоревы”. То есть на картине Васнецова вечер понедельника. С солнечного затмения прошло 5 дней. За 28 дней луна проходит 360º. За 5 дней она пройдёт 360º:28·5= около 64º на восток от солнца, которое она вечером 5 дней назад заслоняла. 64º:15º= около 5 часов. Солнце в мае закатывается около 8 вечера. Через 5 часов 6 мая 1185 года в 1 час ночи закатилась и луна (т.е. в 1 час дня 6-го она взошла). Т.е., если думать, что Васнецов читал и считал, то он нарисовал не восход луны, а заход. Но была ли тогда на широте донской степи в 1 час ночи такая белая ночь, каким белым нарисовал он небо? Вряд ли. То есть его интересовала, вероятнее всего, именно "Нарочитая подчеркнутость настроения”.

Не хочется мне соглашаться с Бенуа, что это такое уж банальное действие. Буквально несколько дней назад, прогуливаясь на закате по набережной и наблюдая, как солнце опустилось во мглу из пара (частое явление на Средиземном море) и рисовалось, да, ещё присутствующим на небе, но абсолютно ни на что вокруг не влияющим, - я вспомнил этот всегда непонятно потрясающий меня восход во мгле луны, тоже уже присутствующей на небе, но ничего-ничего не освещающей. Вспомнил и задался вопросом, чего б это могло быть образом. То, что я написал сколько-то минут назад несколько абзацев выше, до меня тогда не дошло. Я подумал-подумал и так и не ответил себе на вопрос. То есть, это не такая уж и банальность, как это представил злой Бенуа. Вполне может быть, что Васнецов поместил ничто не освещающую луну под влиянием внезапного наития, что это –действие подсознания, как (я всегда этот пример привожу) поэт-романтик (лишенец) избирает неглавные значения слов, чтоб выразить сверхценность внутренней жизни, совсем не осознавая своего выбора.

Я для себя решил, повторяю, что если подсознательное проскваживает в произведение, то это очень ценное произведение. Пока, во всяком случае, подсознательность этого некого элемента не становится набившим оскомину штампом, как стихи рифмоплётов, например.

"Также и “Ковер-самолет” ничем, если только не костюмом героя, не отличается от ординарных заграничных картинок. “Иван-Царевич”, на своем волке из мехового магазина, среди шаблонного Urwald'a [первозданный, дремучий, нехоженый лес], удивительно походит на тех размалеванных красавиц, которые на балаганах играют русских “принцев”. “Витязь на перепутье” представляется теперь самым обыкновенным ходячим иллюстрационным типом, а “Сирины” и “Гамаюны” — только смешными, немощными подражаниями таинственной загадочности древних, неумелых, но сколь впечатляющих изображений”.

Должен ли я пытаться опротестовывать плевки Бенуа (ибо внять им я не смогу хотя бы потому, что под рукой нет ни "заграничных картинок”, ни изображения балаганов, ни древностей)?

“В лоб” нарисованное инобытие, действительно ж теряет прелесть принципиальной недостижительности…

Ну, что ж тут за влюблённость в пейзаже? В скромность его – влюблённость?..

А в “Ковре-самолёте” её нет, скромности?.. или влюблённости?

Может и нет-таки. Тут нереальность нарисована, а не русская земля. Свет от жар-птицы сбивает натуральность. Заря, должная быть слева от месяца (оттуда ж солнце луну освещает), оказывается по центру вверху. А самое светлое отражение неба в ручье (или речушке) оказывается почему-то между месяцем и той лжезарёй…

А в “Богатырях”, да, помню. Там такие трогательные крошечные еловые ростки на первом плане перед тремя богатырями. Хоть и странно, если подумать: откуда в голой засушливой степи могут оказаться еловые ростки (елям сырость почвы нужна)? Карпаты, правда, там, на горизонте хороши своей непритязательностью.

Вообще, неровность Васнецова объясняется. Он же свой подсознательный идеал выражает. Вот у него из-под рук и выходит, то иномирие, то русская исключительность, заключающаяся в том, что она горда невзрачностью своей. Может, никто из народов таким качеством не гордится, кроме русских. В этом и особый национализм, и ницшеанство, как исключительность с недостижительностью.

Лишь с последним я согласен (см. тут). И там же речь шла и о “Трёх царевнах”. Но я не понимаю, что за странное освещение там увидел Бенуа. Я нарочно отрежу то, что было психологической причиной оцепенения царевен, - отрежу источник испуга. Тем более полезно отрезать, что роль декоративности в омертвении живого и, наоборот, оживлении мёртвого я на “тексте” “Трёх царевен” не вскрыл.

Так почему же освещение странное? – Вечерняя заря за этими тремя. Что тут странного? Или странность в том, что вовсе не заря освещает царевен? Они, две слева, по крайней мере, должны б были быть на фоне зари такими же чёрными силуэтами, как и скалы. А тут левая, во всяком случае, едва ли не соперничает с зарёю. И в бликах зарю даже побеждает.

Что-то думается мне, что перец картины в нешкольном цветовом контрасте оранжевой заре облаков. Они не фиолетовые, а серые. Серые с желтизной.

А главное – эти три: серый, жёлтый и оранжевый, - как-то чудно повторяются в каждой царевне. Доходя серым до чёрного в самой младшей. То есть тут господствует декоративность. А не верность натуре. Так если натуре параллель – жизнь, то декоративности – смерть. Странное, позитивное, отношение к смерти навевает то, что Бенуа назвал странным освещением. А такое обратное относительно нормального отношение к смерти есть признак стиля модерн и типа идеала – ницшеанства.

Но вытанцуется ли что-то с “Иоанном Грозным”?

А тут почти та же цветовая гамма и омертвляющая человека (живого по идее) декоративность.

Но Бенуа ж настаивает на маленьком виде из окна. А там – российская исключительность: гордость своей внешней непритязательностью.

Мал золотник, да дорог… Душою-де велик непрезентабельный народ. Ближе к Богу, чем другие народы, - такая, кажется, интенция православия: Святая Русь.

И сознание Бенуа (судя хотя бы по его непониманию атеизма Александра Иванова) было и не прочь с православием соглашаться. Но подсознание его правило бал в делах художественного вкуса.

Русский народ противоречив. Он считает себя богоизбранным народом, а он ещё и народ-ницшеанец. И Бенуа это чувствует.

Так. Относится ли анонимное упоминание выше "заграничных картинок” к Лоренсу, Люминэ?

Лоренс.

Я буду выписывать то, что соотносится с уже известным мне в Васнецове.

"…в 1861 году написал свою первую масштабную работу — “Обучение детей Хлодвига”, выставленную на академической выставке в Антверпене. Сюжет картины прост: дети Хлодвига под присмотром их матери и духовника упражняются в метании боевых топоров. Тадема тщательно работал над картиной — в общей сложности около двух лет, сохранились некоторые эскизы. Успех работы заложил основу дальнейшей популярности художника, картину одобрили не только критики и коллеги по художественному цеху, но и король Леопольд. По мнению А. Шестимирова, Альма-Тадема открыл новое направление в европейском искусстве — “будничный исторический сюжет представлен с такой основательностью, что, казалось, будто от меткости детей зависела судьба страны”” (Википедия).

И где же похожесть васнецовских иллюстраций сказок и былин на Лоуренса? Будничный исторический сюжет совсем же не нереальность света-пейзажа в “Ковре-самолёте”.

Я, правда, и декоративности что-то не вижу у Лоуренса…

Может, тут?

Впрочем, какая декоративность при таком натурализме?

Ну а Люминэ?

Не странный разве Бенуа?

Сейчас я или влипну, или вознесусь. Потому что подсознательного ницшеанца Васнецова, т.е. втайне от самого себя антихристианина, Бенуа объявляет в прямо противоположном качестве:

Спасёт ли Алленов, которым я уже столько раз Бенуа осаживал?

Но какой веры?

"Некоторых святых Васнецов наделил портретными чертами своих современников (например, князь Владимир в “Крещении Руси” и “Крещении Владимира” напоминает Владимира Соловьева, известного философа и поэта рубежа XIX-XX вв.)” (http://nenik.net/%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B8/%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE/%D0%B6%D0%B8%D0%B2%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C-%D0%B8-%D1%85%D1%83%D0%B4%D0%BE%D0%B6%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B8/%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5-%D0%BA%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD-%D0%B2%D0%B0%D1%81%D0%BD%D0%B5%D1%86%D0%BE%D0%B2%D0%B0).

Проверяем.

Похож. Глубоко посаженные глаза с тенями под ними, усы, борода.

А кто такой Владимир Соловьёв? – Воитель за всеединство мира. А что это как не пантеизм? Пантеизм же – есть язычество. Язычники "не нуждались в “вере”, что Живое Вездесущее Божество существует, ибо таким Божеством была сама ВЕЛИКАЯ ПРИРОДА-МАТЬ”.

“В православной церкви… его тяга к… видимому единству, как и беспорядочный и сомнительный характер его мистической жизни, делают его подозрительным” (http://www.liveinternet.ru/users/3561375/post310436338/).

Его если чем и привлекало христианство, так, наверно, некой вседозволенностью, подобно первохристианству:

Соответственно, интересна была именно история христианства на Руси – ожидался такой же первохристианский самогипноз.

Главное, что переживаешь внутри себя. Главное – стиль! Вот потому при крещении Владимира всё у него и оцепенело. Как во всех его произведениях. Потому – черты стиля модерн: экзальтированные переживания, слабый эффект глубины пространства (все выстроились фронтально, кроме крестящего – лица несколько плоские), подчёркнутые контуры (всё тело князя; рука, лоб и нос крестящего; овал лица человека, держащего парчовую материю; изображения святых на стенах).

Те же черты стиля модерн можно увидеть на любой росписи.

На лице Евы блаженство. Лица Адама и Евы, ноги Адама, тело Евы, стволы – плоские. Обведены контуры почти всего льва, шея оленя, ноги и левая рука Адама, чуть не все стволы и некоторые ветки деревьев. – Отсветы иномирия… Но не в христианском понимании, а в шаманском, что ли: "состояния, позволяющего душе видеть одинаково далеко как в пространстве, так и во времени”.

Всё говорит, насколько стихийным, с преобладанием подсознательного, было творчество Васнецова.

Ошибку Бенуа можно понять и простить. Железная причинность марксизма сама по себе вызвала философскую реакцию желания апричинности, таинственности. Это вело в искусстве одним боком в символизм (коллективизм), а другим – в модерн (индивидуализм). Возрождение духа. А оно запросто могло казаться "возрождением официальной религиозности”.

“Этот, если можно сказать, “светский мистицизм”, т.е. проникновение в мир символов, в мир невидимый, таинственный, пробудил интерес к религии. Но русская православная церковь у большинства образованных людей симпатии и доверия не вызывала. Даже сами церковные деятели в 1905 г. в записке председателю Совета Министров С.Ю. Витте вынуждены были признать, что “русская церковь в параличе”. В самой русской церкви, среди ее наиболее просвещенных служителей, все более нарастало стремление к обновлению. Тем более это стремление к обновлению было характерно для религиозно настроенной светской интеллигенции. И вот в конце XIX столетия Д.С. Мережковский, В.В. Розанов, Н.М. Минский приходят к мысли, что “историческое христианство” отжило свой век, что оно не вместило в себя всей правды о земле и плоти. Следовательно, надо искать “новое религиозное сознание”, которое открыло бы новые перспективы для развития культуры, культуры новой, способной сплотить все человечество в “христианской общественности”” (Павлов. Было ли в России в начале ХХ века религиозно-философской возрождение. См. тут).

Много загадок для меня: и слабенькие, и продуманные, и русский вкус (!)…

Мне аж взвыть хочется – от правды изображения этого неба.

А он – слабенький…

Русский же вкус – наверно, это переживание щемяще родным непритязательного пейзажа… отдающего бесконечностью. Евразийство… Глобальность…

Я не знаю… Дальше Бенуа пишет такие страстные слова о долге русских художников перед человечеством, что хочется простить ему (пардон за амикошонство) все его заблуждения.

А далее Бенуа так остроумно и снисходительно описывает роспись Васнецовым Владимирского собора, что у меня нет воли вникать в целую бесконечность этих блестящих словоизвержений.

Ну одно для примера.

Бр.

На этой странице Бенуа уже считает, что Васнецов не дотянул в религиозности – вот и…

Впрочем, ниже на этой же странице есть слова, которые нельзя, вроде, так понять. Но всё равно с каким-то негативизмом:

"На стенах алтаря слева и справа изображены — внизу святители греческой и русской церкви <…> столь же строгие, царственные и застылые в своих литургических облачениях, как древние изображения их на стенах Киевской Софии”.

(Почему-то о "психологической насыщенности” заикается этот сайт – http://sofiyskiy-sobor.polnaya.info/sofiya_kievskaya_mozaiki_i_frefki.shtml. Как она смеет быть? Она ж признак обычной жизни, а не жизни, посвящённой Богу? Это, наверно, ошибочное заявление. Разве что понимать отрешённость – у всех одинаковую – как качество психологическое.)

Похожесть на роспись Софии Киевской, конечно, относительная. И в ином сайте это подтверждают, относя и роспись Васнецова к чему-то негативному:

"…если изображаемое ею суть действительно образы своих первообразов, то им и подобает та же честь, которая воздается иконе. Если же они не являются образами первообразов, а отражают лишь фантазии живописцев, то в таком качестве они становятся иноприродными христианской культуре и даже враждебными ей, ибо при относительном внешнем сходстве с иконами несут совершенно другое содержание – объективированную прелестность духовного опыта”. В самом начале 20-х годов XX века эту проблему ставил отец Павел Флоренский, но не был услышан. Он отмечал: “Понятны нарочитые предупреждения в подлинниках иконному мастеру о том, что, кто станет писать иконы не по Преданию, но от своего измышления, повинен вечной муке… Так, соборный разум Церкви не может не спросить Врубеля, Васнецова, Нестерова и других новых иконописцев, сознают ли они, что изображают не что-то, вообразившееся и сочиненное ими, а некоторую в самом деле существующую реальность и что об этой реальности они сказали или правду, и тогда дали ряд первоявленных икон, – кстати сказать, численно превосходящих все, что узрели святые иконописцы на всем протяжении церковной истории, – или неправду… Если же эти художники, хотя бы внутренне, для себя, не могут удостоверить самотождество изображаемого лица, если это кто-то другой, то не происходит ли здесь величайшего духовного смятения и смущения и не сказал ли художник кистью неправды о Богоматери?.. Думается, большинство художников, ни ясно, ни неясно, просто ничего не видят, а слегка преобразуют внешний образ согласно полусознательным воспоминаниям о Богоматерних иконах и, смешивая уставную истину с собственным самочинием, зная, что они делают, дерзают надписать имя Богоматери. Но если они не могут удостоверить правдивости своего изображения и даже сами в себе в том не уверены, то разве это не значит, что они притязают свидетельствовать о сомнительном, берут на себя ответственнейшее дело святых отцов и, не будучи таковыми, самозванствуют и даже лжесвидетельствуют?.. Иная же современная икона есть провозглашаемое в храме всенародно вопиющее лжесвидетельство”” (http://www.pravoslavie.ru/jurnal/4519.htm).

И даётся ссылка на именно вышеприведённую репродукцию.

Впрочем, может, и зря я писал этот комментарий. Среди моря разливанного кратких и метких описаний росписей, Бенуа награждает их, мимоходом касаясь и Нестерова, качеством "фальшивых созданий”.

0, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31