Не могу удержаться от соблазна поймать Бенуа на натягивании на Иванова того, чего у самого Иванова не было.

Понять это можно, как возврат к попираемому временем христианству, являющемуся высшим достижением человечества.

Но тогда библейские эскизы, сужу я, должны б были быть предназначенными для картин, развесить которые нужно было б в церкви. – Так на самом деле Ивановым мыслилось не так:

"Проектировалось исполнение всего живописью на стенах особо на то посвященного здания, разумеется, не в церкви” (С. Иванов, брат Александра. http://ippo.ru/christian-culture/7/ivanov/text/12/).

Что новую веру (а она ж может быть и не религиозной!) задумал проповедовать Иванов, додумалась и Дмитриева, говоря о:

Дикая мысль…

Есть такой Острецов. Написал книгу “Введение в философию ненасильственного развития”. В ней: "Показана предопределённость перехода человеческой цивилизации к социальной организации, адекватной постулатам Христа. Выведены необходимые и достаточные условия существования рыночных форм хозяйствования. Разработаны варианты перехода к адекватной социальной организации всей человеческой цивилизации”.

Вот взять и стать жить по Христу. Просто.

Дмитриева совершенно верно замечает, что всё бесхитростно.

А я прибавлю: совершенно не по Священному Писанию.

Там: "И явился ему Господь”, - тут – и намёка нет на что-то сверхъестственное. Там: "Авраам же и Сарра были стары и в летах преклонных, и обыкновенное у женщин у Сарры прекратилось”, - тут же – преклонный возраст не виден; я б даже сказал, что Сара не лишена стройности, что предполагает возможность забеременеть. И лицо вполне себе молодое.

Там: "Сарра внутренно рассмеялась”, - тут ротик крошеный, брови сурово сдвинуты; она сердится на бесцеремонность гостя. Или это по Писанию: "Ибо она испугалась”?

Во всяком случае, отсутствие мистики у Иванова налицо. Причём "Иванов с таким вдохновением изображал “чудеса”. Не те, что связаны с многочисленными исцелениями больных, – они доступны и людям, но чудеса Преображения, Благой вести, Хождения по водам, Воскресения. Они в понимании художника есть не “сон человеческого духа”, а скорее его прозрения” (Там же). Только не для вывода Дмитриевой, а для вывода Острецова: надо просто взять и жить хорошо.

А что? Если станет ясно, что иначе (с конкуренцией, т.е. с борьбой за успех по принципу “человек человеку волк”) всему человечеству смерть от перепотребления, то… То и достаточно просто раз перестать жить ради успеха – и всё!

Я извиняюсь за ассоциацию с сегодняшним явным изменением климата планеты, чего не было в XIX веке.

Но читайте:

Это Чехов в 1885 году написал. За 30 лет предвидел Первую мировую войну. Мальчики из упоминавшегося выше “Бежина луга” и их родители жили в ожидании вот-вот придущего Тришки (Антихриста). – Почему б Иванову, вблизи пережившему европейскую революцию 1848 года, не понять, что так больше жить нельзя.

Интересно, откуда Бенуа узнал про куколок?

Но – смотрим.

Вполне себе брюлловская контрастность. Но. Она обоснована, если знать, что писал Ге не евангельскую сцену (что очевидно: в Евангелиях предатель апостолам не известен, и Иисус не указывает), а писал Ге толкование Штрауса об этой сцене:

"В главе о тайной вечере Ге “поразила и увлекла глубокая общечеловеческая драма — разрыв идеализма с материализмом”” (http://www.icon-art.info/book_contents.php?book_id=129).

Материалист – застящий свет всем (и нам) Иуда. Идеалисты – Иисус и апостолы (один из них, попавший в тень и ставшим таким же тёмным, как Иуда, - не в счёт. Исключение, подтверждающее правило).

(Это, кстати, - писать против Евангелий, - есть наследие А. Иванова, “Явление…” которого Ге видел в Риме и уже раз, в 1859 году, набросал вообще внеевангельский эскиз “Возвращение с погребения Христа”.)

Из-за этого глобального, общественно мотивированного контраста, ясно, что никакого особого психологизма многоразличного невозможно.

И правда. Иисус – в печали, Иоанн и Пётр (стоящие) – осовели. По остальным лицам ничего прочесть нельзя. И просто лгут те, кто пишет про психологизм. Апсихологизм роднит картину с брюлловщиной, и потому понятно, что Бенуа на неё окрысился.

Но восковые куколки…

Сохранившиеся слова самого Ге показывают, что он увидел внутренним зрением все четыре оригинальные фигуры будущей картины:

"Когда я прочел главу о “Тайной вечере”, я увидел тут присутствие драмы. Образы Христа, Иоанна, Петра и Иуды стали для меня совершенно определительны, живые — главное по Евангелию; я увидел те сцены, когда Иуда уходит с Тайной вечери, и происходит полный разрыв между Иудой и Христом. Иуда был хорошим учеником Христа, он был Иудей, другие были из Галилеи. Но он не мог понять Христа, потому что вообще материалисты не могут понять идеалистов. <.> Я увидел там горе-спасителя, теряющего навсегда ученика-человека. Близ него лежал Иоанн: он все понял, но не верит возможности такого разрыва; я увидел Петра, вскочившего, потому что он тоже понял все и пришел в негодование — он горячий человек; увидел я, наконец, и Иуду: он непременно уйдет. Вот, понял я, что мне дороже моей жизни, вот тот, в славе которого не я, а все народы потонут. Что же! Вот она картина!” — так позже о “Тайной вечере” писал сам автор” (http://psibook.com/religion/evangelskie-obrazy-nikolaya-ge-v-otsenkah-sovremennikov.html).

Замечательно, что Ге даже и не осознаёт, что увидел против Евангелия, а не "по Евангелию".

Оно, конечно, да, верить обычным словам художника нельзя… Но всё-таки не зря ж только четыре персонажа на картине и нарисованы разными, остальные - шаблонно.

А из другого источника - продолжение цитаты из Ге:

"Чрез неделю была подмалевана картина, в настоящую величину, без эскиза” (http://www.icon-art.info/book_contents.php?book_id=129).

Что просто враньё. Ибо есть эскиз. Пером. Приведён ниже по цитируемому тексту.

А то была-де сама страсть.

Впрочем, "он не раз переделывал свою композицию” (Там же).

Ну и что? Просто контрастное откровение его не сразу настигло, но настигло. И всё. Про эскиз пером потом забыл.

В общем, что-то мне хочется наплевать на восковые куклы как на довод к отсутствию "глубокого, сердечного чувства”… Тем более что оказалось, что они были не восковые, а глиняные (Там же), и сделаны были перед окончательным переписыванием по уже законченной картине ради не натуральности теней, а наоборот – какой-то ненатуральности.

Ведь нарисовав персонажей натуральными, Ге тем более требовалось придать сцене гигантизм столкновения идеологий. Как это сделать? Он не мог поступить, как Леонардо да Винчи (см. тут), преувеличенным относительно комнаты размером персонажей. То есть внушением зрительскому подсознанию чего-то мистического, метафизического. Леонардо в Бога ещё верил, а Ге уже нет. Поэтому ему нужно было сделать земное столкновение света и тени. И тень и должна быть огромной, не как на эскизе пером, и не метафизической. – И он сумел этого добиться, не нарушив натуральность. Иуда стоит между нами и светильником, и оттого тень от Иуды падает в направлении на нас.

Тень от Петра падает на стену, и от близости Петра к свече, тень от него там огромна. Гораздо больше, чем от далеко от свечи стоящего Иоанна. Даже тень от кувшина Ге предусмотрел. Даже тень от столика, чуть видного за накидкой Иуды, есть. Ошибся он только с тенью от таза на полу. Можно ли пенять на такую расчётливость? – Нет, считаю.

Сентиментального Делароша мы уже разбирали…

Оно, конечно, сентиментализм есть чувствительность, что сколько-то похоже на глубокое чувство о целом мире…

Да, читатель, я и в этом пункте с Бенуа не стану считаться.

Остаётся пресловутый реализм. В чём он, кроме символически огромной тени?

Так враньё, что простонародные лица у апостолов. Чем второй слева у Ге отличается

от такого же волосатого и бородатого у Леонардо да Винчи? Или первый слева у Ге – от

такого же рыжего, длинноволосого и бритого у того же Леонардо?

Но правда ли, что в пресловутом реализме виновато подражание мастеру ночных сцен караваджисту Хонхорсту (Караваджо открыл реализм-простонародье, помните)?

Так вот не прав Бенуа. Нидерландцы, за десятки лет своей революции так тянулись к миру и обыденности, что и после победы (в 1609 году) не переменились. Потому плевать было Хонхорсту на величие момента, на высокую идеологию. А Ге было не наплевать. Эти двое, собственно, были антиподы. Урок Хонхорста (ничего большего, чем просто человеческое, в картине нет) в том, что Пётр потому и выжил, что отрёкся от Христа. А что может быть важнее собственной жизни? – Для мещанина – ничего.

Просматривая разные репродукции этой картины я наткнулся, на, наверно, шутку:

http://www.liveinternet.ru/community/1726655/post315119034/

Идеализм торжествует над материализмом…

Такая картина в чём-то противоположна Брюллову, который, даже рисуя небесную славу, не прибегал (я писал ранее) к изображению метафизического. А тут – на… – Такую вещь Бенуа не назвал бы вполне брюлловской. Тут вполне символизм. (Если придерживаться термина идеостиль, то, собственно, и “Явление Христа”, и “Тайная вечеря” - уже можно назвать произведениями символизма.)

Сказать так круто меня побудили слова: "опередившей на пару десятилетий появление символизма в европейской живописи” (http://www.nkj.ru/archive/articles/20319/), - написанные о следующей после “Тайной вечери” картине Ге (правда, эта репродукция сильно отличается от иных):

После этого понятно, что про истинную картину

Бенуа совершенно верно сказал, что она вполне брюлловская.

В чём интересность замысла? – В том, что Иисус слабее этих двоих?

Безобразно ярким, наверно, понимается голубизна левее локтя левого преступника и зелень левее его же колена.

Правда, пишут, что картина не закончена, её увидели только после смерти художника.

Но вообще, Бенуа, ницшеанец, индивидуалист, просто не понял, до какой степени отчаяния может дойти коллективист, отрицая зло мира. Продирался экспрессионизм в мир.

Ге был очень чуткий на зло мира. Так если начинал он, романтиком, в надежде, что можно убежать в красоту природы от этого зла…

то в конце жизни для него и такого побега не осталось. А – только сверхбудущее. Уже давно безрелигиозное.

"… необычайно трагичны по замыслу — даже наименее сложная из них, названная художником “Совестью””.

Далее этих слов следует описание картины. И ничего велеречивого тут нет. А пишу я только потому, что не знал этой картины.

Не то, чтоб меня тенет спорить с Бенуа… А про эту картину он ничего плохого не пишет… Но меня она не трогает.

Недавно меня нашёл институтский одногруппник. Списались. Он стал верующим. Я остался атеистом. Он мне прислал послушать пронзительную песню о грехах. Я ему сурово ответил, что мне, вот, в конце жизни не в чём каяться, и перечислил пару пустяков, грешных поступков. Он мягкий человек. Но я понял, что он меня счёл безнадёжным. А чтоб я не заподозрил осуждения (а может, и чтоб не брать на себя грех осуждения), он сказал: “Самый большой грех – богохульство верующего человека. А ты – неверующий. Бог тебя простит”.

Ну почему это необычайно трагичная по замыслу картина? Добро ж побеждает. И очень скоро. Все ж знают, что Иуда повесился. Когда? Назавтра или что-то такое.

Спустя время, читая своё же об экспрессионизме: "по-нигилистически, но страстно (экспрессионизм!), отрицая всеобщий ужас, не только за то, что он – ужас, но и за то, что он – всеобщий”, - я понял-таки, что Ге этим тотально холодным тоном (чем меньше тёплого там, справа, тем страшней) тоже ведь ОТРИЦАЕТ…

Проваливаюсь и я, бывает.

А чего уж яснее!? Почти “в лоб”, холодным тоном, кри-чит Ге своё “Нет!”

Прав Бенуа.

Или это репродукции такие не чёрные?.. Причём большинство. Вот самая чёрная.

Каждый из Синедриона, проходя мимо Иисуса, выказывает ему своё фэ.

А церковь высказала фэ художнику: "Синод не воспринимал его Христа. Было определенное представление о том, как нужно изображать Спасителя — совершенным Духом и телом. Кроме того, Святейший синод полагал, что художник во внимание берет исключительно человеческую ипостась Христа” (http://foma.ru/nikolaj-ge-ya-sotryasu-ix-vse-mozgi-stradaniyami-xrista.html).

Переписал я это не из-за велеречивости. Наоборот, всё понятно: нет красоты – нет художественности. Я и сам для себя экспрессионистов вывел за пределы искусства:

"…экспрессионизм дошел до срыва голоса. И тем срыв голоса и хорош, что адекватен отрицанию” (http://art-otkrytie.narod.ru/barlah.htm).

Когда вы идёте на концерт песенный, вы там не ждёте срывов голоса. Правда? Когда вы приходите на открытие выставки живописи, вы также не ждёте некрасивости. А православные – не ждут изображения Христа, несовершенного телом и духом.

Недавно я читал из Франции мини-исповедь русской души, воспитанной старообрядчески: зачем у них тут кругом эти страшные распятия?!.

Оскорблены бывают слушатели, зрители, наткнувшись неожиданно на непринятое.

Есть такая формула неприкладного искусства: непосредственное и непринуждённое испытание сокровенного мироотношения человека с целью совершенствования человечества.

Экспрессионизм нарушает “непринуждённое”.

То, что предстаёт как непринятое, оказывается не условностью, которая не принуждает, как – наоборот – принуждает жизнь, а оказывается принуждающим, как жизнь. Ведь не предупреждали ж зрителя, что на выставке будет некрасивое…

Недавно в Новосибирске предупреждали – постером, где Христос головою расположен между парой голых женских ног – всё равно пришли и обиделись. Так то пришли провокаторы.

А в тогдашней России была цензура, она, почти как и Бенуа, сочла картины Ге недостойными демонстрации. И их почти никто не увидел.

Анекдот, что про то, что я называю “почти в лоб” и приравниваю к принуждающей жизни (сплошную холодность тона – образ Зла в “Совести”, мазню – образ Зла в “Голгофе”, черноту – образ Зла в “Синедрионе”), - про то Бенуа отзывается прямо наоборот:

Хм. Это мне так трудно переместиться умом в годы писания Бенуа своей книги? Или - в Бенуа, всё же ницшеанца, то есть жаждавшего мистического? А его-то у Ге не было. Всё Зло у Ге – социальное, "узкочеловеческое”, по ругательному определению ницшеанца Бенуа.

Дальше я удержусь от спора с Бенуа, так и не увидевшего антихристианства у А. Иванова. – Я ж только комментирую велеречивости, мне не понятные.

0, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31