Наконец, Ф. Васильев:

"…эпигоном того же направления, к которому принадлежали сам Карл Павлович [Брюллов] в своих азиатских рисунках, а затем Фрикке, Горавский, Сократ Воробьев, Гун, Мещерский, Дюккер, Лагорио — все наши “дюссельдорфцы””.

(Хм. Через несколько строчек после процитированного я обнаруживаю, что “Кастель-Гадольфо” исключение…)

Мне странно читать ссылку на азиатские рисунки Брюллова. Вот всё, что я нашёл турецкого в интернете.

А плохих работ Васильева совсем не называет. Кроме одного исключения, что с "славной, плавной и умелой техникой, своими красочными пятнами”. Которого я и не знал.

Так эта репродукция таки впечатляет. И что-то смутное в ней есть, помимо смурной погоды.

А в другой репродукции

и красочных-то пятен нет. Не говорю уж о том, что про технику, славную и умелую, не мне что-то знать-понимать.

И женщины, и гуси, и вороны какие-то у ручья, и мириады птиц в небе, И мужик в красной рубахе, сгребающий сено, по большому счёту, плевать хотели на приближение дождя. Но… (Я обсуждаю более серую репродукцию.) Этот последний луч ослабевшего светом солнца… Слева. Этот всё смешавший полумрак… Справа. – Всё совсем нешуточно на свете… И не поймёшь… Ветер пригнул деревья вправо, и дым – туда же… - Дует слева. А дождь надвигается справа. “Противоречий очень много, Но их исправить не хочу…” Ф. Васильев и не романтик вовсе. Ни истинный, ни фальшивый. А реалист. – Кончается понятное по ориентации время передвижников и народников. (До разгрома их оставалось 10 лет.)

Бенуа клянёт Лебедева и Васильева за шик. Я не буду больше о Лебедеве. Но Васильев… Посмотрите на темы самых известных его картин.

Что это за темень слева наползает на землю? – Будет дождь.

Тоже накануне смены погоды.

Вы видите, какая повторяемость?

Опять смена погоды!

Грядёт… Грядут перемены.

Это как с Пушкиным, когда он открыл реализм. Он-то его открыл на беде - на поражениях и поражениях безнародных дворянских революций в Европе. И к чему пришёл? К пессимизму разве, дескать, жизнь неуправляема благими намерениями? – Нет! – В Жизни есть всё! (Лотман заметил, что в рукописи у Пушкина Жизнь написана с большой буквы!) И потому у Васильева шик в картинах: не одно в ней горе, как по мнению передвижников!

И я игнорирую неприятие Бенуа шика у Васильева (он не понял его глубины):

"Ни тот, ни другой [Лебедев и Васильев] никогда не подходили к природе просто, не всматривались в нее покорно, с благоговением и трепетом. И дома, перед собственным вымыслом, и в изучениях натуры они сохраняли ту же бесцеремонность, ту же самодовольную осанку уверенных в своей ловкости маньеристов. Потому-то у них даже в самом небрежном наброске или этюде уже было все то, что для большинства любителей составляет прелесть картины, то есть нарядность и шик”.

Я иг-но-рирую!

Остаётся проверить всю вереницу эпигонов-эффектёров, мол, лжеромантиков, приравниваемых Бенуа к Ф. Васильеву. Если найду их в интернете, конечно.

Фрикке.

Впечатление такое же, как от Лебедевского “Имения инспектора академии художеств А.И. Крутова”. – Шикарно, конечно, но, что видел, что не видел – всё равно. Я это имение Крутова тоже ещё помню только потому, что вчера с ним разбирался.

Далее.

Ну до чего же вкусно! И… души нет. Тоже не запомню. Пресыщенность какая-то у меня? Или прав Бенуа? И тогда понятно, что плохого он вкладывал в слово “дюссельдорфщина” (в конце концов, дивную картину Лесинга я сам выбрал под это ругательное слово).

Я было хотел придраться к чему-нибудь, влекомый волей Бенуа, сказать, что не понятно, что делает женщина у пруда. Как вдруг догадался, что это у неё коромысло на плече. И хоть яснее не стало, но я устыдился: как можно что-то плохое говорить по отношению к этому, пусть и наивно выражаемому, волшебству, которое как бы сама по себе выражает собою природа.

Ну, это, конечно, что видел, что не видел… Хоть если б это нарисовал я, мои родственники носились бы с этим…

Илта по гуглокарте - это где-то под Киевом, на озере Вирлица. Надо же! Аж горы. На Левобережье от Днепра, где плоско, казалось бы… Но дело не в этом. А в том, что мимо такой картины я уже “пройти” мимо не могу. И не только из-за сильного свето-цвето-эффекта, а ещё из-за истомы от лени, выражаемой пейзажем, лени, которую усиливают коровы.

Я не смог это не скопировать. Второй Калан! И то же воспевание жизни. С маленькой буквы. Не как у Васильева. Жизни, в которой ну так хорошо, так хорошо…

Это недостойно порицаний Бенуа.

Как-то так выходит, что мещанский идеал мало имеет воспевателей. А уж чтоб воспевали с большой буквы Мещанский идеал (как в “Докторе Живаго”) – то совсем редкость. Так Калан и Мещерский, - я для себя так определю, - это то же, что Пастернак.

Ну чем не Васильев? – Тем, что страшно. А не эпично, как у Васильева. Вполне романтическое переживание бессилия человека перед страшным внешним миром. Пусть и находящее плюс в нахождении красоты такого внутреннего переживания. Настоящий романтик.

В таком варианте репродукции – совсем не ординарный вид, а уловлено движение времени, ежеминутное изменение освещения на закате. Холодные, белые блики на мое - ещё дневное солнце, рыжий колорит переднего и среднего плана – самый закат, сизая тень заднего плана – уже как бы после заката.

То же – в небе при смотрении справа налево. – Поразительная смелость человека, явно не нацеленного акцентировать субъективность видения.

Я должен поблагодарить Бенуа за его ругню на этих художников – я получил много удовольствия от знакомства с ними.

Поэтому я продолжу знакомство, раз в очередном предложении Бенуа ругает ещё худшими словами новую группу:

Я и не думал, что мне вспомнится, как я ежевечерне несколько дней прогуливался со старым-престарым дядей по двору в Петербурге. И всё удивлялся. Ведь большие дома кругом. Ан нет, солнце, пусть уже на самом горизонте, всё равно нет-нет да и пробьётся где-то, и горизонтальные его лучи осветят прощальным светом, еле живым, но светом, те или иные деревья и дома. Это, я решил, от большой чистоты воздуха – в нём совсем нет пара. – Вот и тут, справа: два острова и церквушка, как они ни далеко, - освещены. Грустно.

Я понимаю Бенуа: грусть для него – слишком слабое чувство. Он же экстремист.

А тут то ли я не понял художника, то ли Бенуа прав.

Тут тоже.

То же, пожалуй.

А тут и шика нет.

"Академические пейзажисты третьего периода [предшествовавшие – второго периода – это те, о которых у меня прокомментировано выше] сумели воспользоваться находками, сделанными художниками-искателями [о ком речь, не понятно из всего предшествовавшего текста Бенуа; ведь хорошо он отозвался только о паре исключений у Лебедева и Васильева; т.е. это – о пейзажистах-реалистах-что-по-Бенуа, о которых у Бенуа речи ещё не было], но притом они не пожелали изменить своего душевного отношения к делу, а лишь умеренно приладились к новому направлению, приглаживая и прихорашивая добытые открытия [я надеюсь, открытия будут названы; я только не знаю, как же мне комментировать ниже поименовенных приспособленцев к искателям-реалистам; разве что вернуться сюда после прочтения будущих глав, чтоб вставить что-то, если понадобится], в сущности, профанируя и опошляя таким образом то, что было драгоценного и священного в тех находках. Сюда принадлежат талантливый, но позорно изманерничавшийся Клевер, Суходольский, Дюккер, поселившийся навсегда в Дюссельдорфе, Крачковский, отчасти и Орловский, несмотря на его реалистические теории, москвичи Каменев и Ясновский и, наконец, последние эпигоны реально-академического пейзажа: И. Ендогуров, Крыжицкий, Писемский, Кондратенко и многие другие. Сюда же принадлежал бы и Саврасов, если бы…”.

Это в Эстонии. Пестрота называется "изманерничавшийся”?

Что и чем опошлил тут Суходольский?

Что тут за отчасти прегрешения против реализма? (Реализмом Бенуа понимает просто обыденность.)

Я, может, ошибаюсь, ставя репродукции не достаточно поздние, и художники эти не успели чего-то и у искателей-реалистов набраться, и потом опошлить…

Причём цвет моря не выдумка ж! Я раз сам такое видел, и бросился рисовать. В Сочи дело было. Я взял в отпуск этюдник. Но оказалось (мне можно не поверить), что я полностью разучился то ли разводить, то ли масло у меня испортилось, и краски у меня не сходили с кисточек.

Предупредить, что ли в начале этой интернет-части, чтоб смотрели её только люди, не считающие себя слабонервными…

Я раздавлен таким количеством красоты.

Вообще, вдуматься: что, собственно, раздавливает? И мне пришло в голову, что мастерство.

Раз, в галерее на Крымском мосту, я услышал от двух экскурсоводш, что Третьяковская галерея раздавливает. Так я теперь подозреваю, что эти экскурсоводши сколько-то умели рисовать, как и я. Вот на нас и давит такая масса мастерства. В дух-то картин, когда их много, не входишь же.

Впрочем, надо вернуться к последнему художнику обсуждаемой цитаты из Бенуа – к Саврасову. Я взял ту картину, за которую ему присвоили звание художника.

Тоже красотища. Значит, по Бенуа, академизм. Но явно не выдумка. Значит, по Бенуа же, реально-академизм. Шик с реальностью. Обслуживает радостных людей. Полсвета скачут, полсвета плачут… Так первых обслуживают все, кроме Васильева, в этой интернет-части.

0, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31