Я, наверно, всё-таки злой человек. Вспоминаю, не дословно, реакцию друга семьи, почитавшего подаренную ему мою книгу "К сверхбудущему": "Вот Сеня… Казалось бы, тишайшее существо. А какой кусачий…". – В самые потроха ж к разбираемому художнику залезаю… Вспоминаю, опять приблизительно, удивление одного знакомого, до того читавшего, что я писал о стихах Ахматовой. Я его застал за чтением воспоминаний об Ахматовой Лидии Чуковской. Он мне и говорит: "Только что вспоминал вас. И как это вы здорово угадали по стихам Ахматову!.. Такая гадина, - пишет Чуковская". – Так это, наверно, не душевно – быть беспощадным, объективным, приверженным истине и больше ничему. Я, помню, аж стыдясь, читал некоторых искусствоведов. Ну так они любят, скажем, Чюрлёниса, Высоцкого… Я-то к ним отношусь как к функции самовыражения, а не как те (те – как к живым людям относятся, и – любят).

Хорошо, что многие умерли, а с живыми я не общаюсь… (А то я раз получил письмо, что буду убит, если не сотру страницу о его дяде, скульпторе.)

И хорошо, что есть издания, не боящиеся залезания в душу художника. А то иные – боятся. Ведь поиск идеала художника сопряжён с идеологией, с политикой. А за политику теперь – ого!.. Не моги соединять искусство и политику!

Сейчас полезу в душу к Виктору Васнецову.

За что, казалось бы, можно тут придраться? – За идеал, которым движим художник. У меня – не такой идеал. Вот я своим идеалом сужу идеал его.

- Но так нельзя!

- Можно, но после того, как я его достаточно нахвалил за умение выразить его идеал. Просто в этот раз я решил сделать наоборот.

- И каков ваш идеал?

- Благое для всех сверхбудущее, и – плевать на нынешнюю действительность.

- А Васнецова?

- Красота, которая над Добром и Злом, и – плевать на любую действительность.

Теперь перейдём к хвале.

Против чего подсознательно, наверно, был Васнецов? – Против передвижников.

Возьмём тоже пейзажи зимы и весны.

Я просто проиллюстрирую мысли Алленова:

Правда жизни у Саврасова – в какой-то несчастности крестьянского обустройства (освобождение крестьян и от крепостного права, и от земли – к хорошему, конечно, не привело). Это видится в кривом мостике через речушку, в покосившихся избах (верха` их крыш явно не горизонтальные), в необходимости женщине и ребёнку идти куда-то вон из деревни на ночь глядя,

да и затеряны их крошечные фигурки в снежной пустыне, что вне деревни. Даже этот грай в небе… "вороний грай (полет с криком) с древнейших времен в России считается недобрым знаком; есть особые заговоры от вороньего грая" (http://ladoved.narod.ru/primeti.htm). Таков зимний пейзаж. А почему жалостна весна, и расшифровке не поддаётся. Из-за колорита, может. Из-за заброшенности в пространстве и человеческих построек, и каких-то одиноких деревьев. – Бедность – вековая ж беда русского быта*.

Ну и раз потерпело поражение страдающее за народ народничество, так и не нашедшее отклика у народа, то, воленс-неволенс, как-то не жалеть бедный народ, а иного хочется интеллигенции.

А стиль модерн – это дорога в ницшеанство (см., например, тут: "Ницшеанский аспект модерна" или тут: "В модерне ощутимо ницшеанское понимание" и т.д.).

В чём выражено то и другое? – В бегстве от реальности, вдруг да некрасивой окажущейся:

А согласитесь ли, что декоративность – это некое умерщвление живого?

И гляньте на этих сестёр, как они обмерли. Их, богатства земли (слева направо: золото, медь, уголь) хотят похитить грабители (с ножом, с верёвкой).

В этом стиле метко замечена такая мировоззренческая черта:

"…неживое в модерне живёт активно, а живое – мертвеет и застывает. Отсюда проистекает "потаённая" жуткость стиля, которую не сразу осознаёшь" (Александров http://alexnn.trinitas.pro/files/2011/12/Stil-modern-ar-nuvo-4.pdf).

И вот зима в "Снегурочке"… Всё ж замёрзло. Как неживое. А смотрите: оно всё словно пляшет. Какая толпа. Вблизи, вдали… Совсем нет саврасовской пустынности и одиночества. Весной же, наоборот. Всё ж – размороженное, живое, а какое-то неузнаваемое и остановившееся, словно по крику: "Замри!" В центре – коряга, как высунувшаяся из воды рука тонущего (пять пальцев явно видны). Левее – будто тиной затянутое нечто. Правее – с престранно толстым стволом дерево (или с двумя стволам) не с листьями, а с листищами. Мутант какой-то.

И какая-то жуть во всех трёх репродукциях стиля модерн.

Или мне её внушил Александров?

Свобода и… смерть…

Это уже полноценное ницшеанство, презирающее ЭТУ жизнь за её скуку, серость, и желающее недостижимого – какого-то иномирия, что ли. А того ж нет! Так лучше вообще не жить? Во всяком случае, нечего жалеть в этой жизни, и нечего бояться смерти.

Есть потрясающие слова Феофана Затворника: "Дело не главное в жизни, главное — настроение сердца".** Так если было настроение драться, то и такое дурное знамение перед битвой, как затмение солнца, не остановило Игоря – он всё равно пошёл на половцев. Ну что ему была смерть? – Ничто.

Истинное ницшеанство.

Так не им ли веет и от этой всенародно любимой картины?

Если Феофан Затворник** правильно определил русский менталитет, то и эти богатыри, и русский народ – любители поиграть со смертью.

Явились "данью эстетическим нормам предшествующей эпохи" натурализм доспехов, лиц, коней, ёлочек переднего плана и далей плана заднего. А "свободой поэтического вымысла" стало соединение героев разных былин в одном месте и немыслимые очертания облаков и трав. Облака и травы, бездушные, смотрите, какие смятённые. А живые – истые монументы, "живое – застывает". – Стиль модерн.

Жизнь подбросила возможность внешней проверки такого неожиданного суждения, как идеологический, получается, экстремизм Виктора Васнецова. Надо ж что? Чтоб, например, ещё кто-то назвал Васнецова экстремистом, причём – обоснованно, а не голословно.

И вот я наткнулся на якобы экспертное заключение по рисунку из серии, иллюстрировавшей пушкинскую "Песнь о вещем Олеге".

Касающееся рисунка я выделю шрифтом.

"Признаки манипулятивного психологического воздействия обнаружены в брошюре "Волхвы", использованы вербальные (словесные, речевые) и невербальные (неречевые) средства. К невербальным манипулятивным воздействиям относится оформление обложки "Волхвы", на которой изображён старец, указывающий отряду воинов направление действия. Старец одет в простую одежду: длинную рубаху, лапти, он только вышел из леса. В описании старца читается образ язычника. Указующий жест руки старца в отношении воинов свидетельствует о его повелевании, обладании определённой властью над ними. Исходя из положения о том, что обложка книги выражает её ключевую идею, можно сделать вывод о стремлении автора к повелеванию, власти над другими людьми, направленности на борьбу" (https://ru.wikipedia.org/wiki/%C2%F1%F2%F0%E5%F7%E0_%CE%EB%E5%E3%E0_%F1_%EA%F3%E4%E5%F1%ED%E8%EA%EE%EC).

Я б анализировал иначе. Я б заметил, что в соответствии с принципом модерна живое – воины – замерли. Их шлемы и лица создают монотонный ритм какой-то одинаковости, рода смерти. Особенно это касается копий. Совершенно обратная картина с гораздо менее живыми – ветвями елового леса (они ж потому по определению менее живы, что не могут же покинуть своих стволов; более того, они и растут-то на стволах сообразно породе дерева: еловые ветки старых елей

внизу расположены сверху вниз). А что сделал Васнецов? – У него ж ветки пляшут: то вниз, то вверх растут, то горизонтально. То есть опять: мёртвое – активно. – Страшно. Плюс о смерти ж тема произведения. То самое "обогащение сюжетно-тематического репертуара". Причём оно не столько в обращении к былинам, сколько к смертям в них. Вот и тут: Васнецов же совершенно проигнорировал то, зачем (см. тут) Пушкин сочинил это стихотворение. И ещё одним свидетельством интереса к смерти является декоративность рисунка. Это ж не трава нарисована, а её обозначение. Почти монохромная серость рисунка (серая жизнь) прорывается двумя светлыми пятнами, и оба они связаны с какою-то (относительно серой жизни) ценностью прямо… смерти: причина смерти Олега – белый конь и провозвестник смерти Олега – весь в белом и сам седой – кудесник.

Как и у любого ницшеанца, иномирие является идеалом Васнецова. Оно не нарисовано. Оно внушено этими невербальными играми со смертью, в которых к ней отношение совсем не такое, как в обычной жизни. То есть идеал художника – необычен. Экстремален.

У Пушкина эта экстрема тоже мелькнула: "вдохновенный кудесник". Автор же книги, признанной экстремистской, имеет претензию к Пушкину: ведуны-де должны ввести себя в транс, а не отвечать сразу, как пушкинский кудесник. Но вообще вкус его не подвёл, раз он взял на обложку творение Васнецова-ницшеанца.

Кстати, стоит рассмотреть вопрос о разграничении неприкладного искусства (обязательно включающего в себя элементы, рождённые подсознательным идеалом) и практиками внушения. Исключая при этом одно из значений слова "искусство", как повышенное умение.

Васнецов сознанием не знал, что он ницшеанец. Его сознание узнало лишь вдруг (раньше всех!), что это скучно, как передвижники, хлопотать о материальном благополучии народа. Которое включает в себя и суету не умереть. Деловое большинство, бросившееся в чуть не смертоубийственную конкуренцию друг с другом за успех, когда открылись капиталистические пути в пореформенной России, ему было тоже отвратительно. Посмотрите на этих дерущихся коршунов на картине "После побоища…". "Уж чего-чего, - как бы говорит нам художник, - а трупов на обоих хватит. Нет! Эти и тут дерутся – за какой-то лучший глаз, наверно". – Презрение к суете жизни. А трупы? Есть предпочтение у Васнецова трупам славян перед половецкими? – В центре и слева лежат-спят двое. Левый – точно славянин: в цареградской броне. А в центре – точно тоже? Почему у него узоры на рубахе повсюду, а не только по галунам? Что если у Васнецова одинаковый негативизм к любым стяжателям славы и чести, как к суете? – Луне-то точно всё равно. И полевым цветам,

повсюду вырисованным, - тоже.

Безразличие неактивной природы к активной – в столкновение с обычным негативным отношением активных к поражению своей активности приводится чем? кем? - Подсознанием художника! Сознание его не ведает, что наводится на подсознание зрителей.

И совсем иное дело не художник, а общественный деятель, который применяет словесное внушение (обращение к подсознанию читателя), подвигающее к борьбе с обычностью, в частности, с такой обычностью, как государство с защищающей его христианской церковью. Что он для такой борьбы восхваляет? - Волхвов, язычество, безвластие, вече, консенсусное решение спорных вопросов.

В чём "Признаки манипулятивного психологического воздействия" его текста? – Сперва вам честно излагают метод воздействия на вас:

Так называемый аксиоматический метод. Третий из всех имеющихся. Один – статистический (раз всё идёт путём проб и ошибок, то и нам надо идти таким путём; что чаще бывает, то и есть истина). Другой – причинный (опыт – выведение причинного закона из опыта – вера, что выведенный закон вечен и всеобъемлющ). Третий – аксиоматический (угадать ряд аксиом-вечных-всеобъемлющих-законов – проверить опытом следствие из этих законов – подтвердится, значит, угадали аксиомы верно).

Манипулятор, знающий какие-то неоспоримые факты дохристианской жизни (например, сохранившееся в языке словосочетание Мать-Сыра-Земля), вводит аксиому: "слабо выражена персонификация представлений о Высших Силах". И т.п. И потом вещает, будто знает: "Разве нужны… какие-то особые жрецы-посредники?" - Риторический вопрос по определению не требующий ответа, ибо он известен всем. И вы соглашаетесь, что Церковь не нужна.

Естественно, что влиятельная нынче православная церковь инспирирует судебный запрет этой книги.

Но обвинить Васнецова – это нонсенс и позор. И… "В приговоре суда отсутствует информация о признании картины Васнецова экстремистским материалом. В конце апреля 2011 года Ленинским районным судом г. Кирова были даны опровержения о признании картины как экстремистской и художника — как экстремиста. По различным данным, психологи Кировского института заявили, что либо изображение на обложке не рассматривалось как экстремистское, либо они не проводили экспертизу по запросу прокуратуры" (Википедия).

И всё правильно. Потому что выражение художником своего подсознательного не может быть осуждено, каким бы объективно экстремистским это подсознательное ни было. А вот когда создаётся нечто, например, произведение прикладного искусства, приложенное, скажем, к делу свержения власти (которое редко когда использует авторское подсознательное для своего порождения)… Вот тогда нужно смотреть, экстремистское оно или нет. И если экстремистское (например, панк-молебен об устранении от власти Путина), то почему б этот панк-молебен и его исполнителей не осудить? Или придраться, что там и оскорбление христиан есть, так тоже – почему не осудить? Получится, правда, ложь, если осуждают только за второе, а не за оба… Ну… Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/293.html#293

* - Собственно, и Саврасова туда же тянуло, в ницшеанство, раз он такую гордость, как столь необозримые дали, всегда помещал на свои картины.

- Признаю. Я этого не знал. Но она, именно усечённая и неопределённая, до чрезвычайности верна для обозначения российского (русского уж точно) менталитета.