“Бикова, М.В.

Біля джерел модерністської концепції особистості в російській літературі кінця ХІХ – початку ХХ століть. (Ніцшеанські мотиви та “культурний герой”): Автореферат дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата філологічних наук. – Київ: Інститут літератури ім.Т.Шевченка, 2000. – 16 с.

“Русское ницшеанство” как процесс и эволюция; творчество Чехова как его этап: освоение навыков мифологического сознания как способа мысли и жизни, отраженное в рассказах 90-х годов и поздних пьесах.

Быкова, М.В.

Философия Ницше в прочтении русских писателей конца ХІХ – начала ХХ веков. – Киев: Редакція “Бюлетня ВАК України”, 2000. – 196 с.

Глава о Ч.: “Русское ницшеанство” как процесс и эволюция; творчество Чехова как его этап: освоение навыков мифологического сознания как способа мысли и жизни, отраженное в рассказах 90-х годов и поздних пьесах”.

“…особой социальной группы, продуцирующей ницшеанство как общественное движение, еще станет предметом нашего рассмотрения. Но Троцкий недвусмысленно указывает на паразитический характер этой группы разлагающейся старой аристократии, не способной найти себя в новом буржуазном мире. “Живя вне общества, хотя и на его территории и на счет его, она ищет оправдания своему существованию в сознании своего превосходства над членами организованного общества” [21, с. 319].

Эта чеховская тема потерявшей себя в новом буржуазном мире аристократии усиливается неожиданным сравнением ницшеанствующей социальной группы с “жалким люмпен-пролетариатом”, на фоне которого она выступает “паразитенпролетариатом высшего калибра””.

“Для Толстого популярность учения Ницше знаменовала надвигающийся крах нравственности русского общества. Он наблюдал признаки шаткости моральных ценностей повсюду: в журналистике, в церкви, в литературе и даже в творчестве Чехова…”.

“об отрешенности Чехова от всего житейского, о его мышлении “под символом смерти” (М.К.Мамардашвили) говорят его произведения”.

“Чехов, как и его современник Ницше, уже слишком хорошо знал, как ничтожны те средства, которыми обыкновенно располагает сострадание, как мало можно сделать в разных жизненных ситуациях этими средствами. Как великий Заратустра Ницше, Чехов пытается понять мир, найти осмысленность в обязательном господстве зла над добром.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Он, как и Ницше, понял, что в жизни есть зло, как и добро, и, вероятно, зло нужно так же, как и добро, что и то, и другое является необходимым условием человеческого существования.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чехов в интерпретации Саяповой и с ее большого, судя по всему, одобрения, - “тайный ницшеанец””.

“…книга англичанина Дональда Рейфилда “Жизнь Антона Чехова”… почти ницшеанец и слегка декадент, Чехов бросает свое окружение в качестве прототипов в печку своих рассказов”.

“Речь идет о становлении личности, о развитии духа: это темы русской литературы 1860-х годов, темы претензий Чернышевского и Добролюбова к тургеневским героям, у Чехова еще переосмысленные в новом, несколько ницшеанском ключе…”.