Читая эту статью, необходимо уходить по моим ссылкам на себя. Мне не хотелось повторяться.

Я наткнулся на замечательную статью – https://gazeta.eot.su/article/desovetizaciya-zhivopisi-chast-iv – намекающую, если вдуматься, на наличие подсознательного идеала у художников, когда они преуспевают.

Автор замечательной статьи пишет о письменно, устно и поступками поддерживающем революцию 1905 года Серове, видевшем из окна Академии художеств расстрел войсками мирного шествия в Кровавое воскресенье.

А он был импрессионист, то есть воспевал прелесть абы какой жизни (я написал так, будто это общепринято, но вы меня простите). И этот идеал в нём не сохранился, надо думать, после проваленной русско-японской войны и революции? Я опираюсь в этом утверждении на его “Портрет Г.Л. Гиршман”. 1907. Смотрите, что о нём у меня написано тут. А главное – что написано перед репродукцией этого портрета. – Провалился, получается, Серов как художник после революции. Из-за неё его идеал прелести абы какой жизни лопнул? Серов, видно почувствовал, что нельзя что-то такое воспевать, когда у большинства жизнь настолько плохая, что вот – на революцию людей поднимает. Разнообразие оранжевых оттенков в “Портрете Гиршман” представляется жалкой потугой по сравнению с цветастостью дореволюционных его вещей.

Но слава-то Серова-портретиста по инерции продолжала греметь. Смотрите, как стараются его хвалить за многочисленные оттенки оранжевого. Однако его собственное суждение, конечно важнее.

(Напоминаю, я пишу в расчёте, что вы, читатель, читали то, что в ссылке. Иначе вы обречены на непонимание, о чём речь.)

И оно, собственное суждение в конце жизни, конечно же, распространяется и на произведения, выражающие тревогу.

То же, собственно с образами "“выпрямленного”, вдохновенного человека-творца. Таковы, прежде всего, портреты Ф. Шаляпина, М. Ермоловой и М. Горького — одного из тех, кто непосредственно творил революцию" (https://gazeta.eot.su/article/desovetizaciya-zhivopisi-chast-iv)

Тут попытка усилить вполне себе знаемое чувство тревоги или выпрямленности, а не, как прежде, воспевание неизвестно чего, только критику открывающегося "ценно абы что". Тут вполне себе прикладное искусство, а не выражение какого бы то ни было подсознательного идеала.

Скупость набросков – того же рода, хоть переживания и совершенно новые (революция явление редкое).

Есть, правда, и исключения (видно, торчавший в подсознании идеал абы какой жизни не совсем исчез и давал о себе знать время от времени художнику, даже и взбаламученному действительностью).

Ну всё хорошо! И этот строительный раздрай, что слева. И худущая коричневая корова правее центра, умудрившаяся и в этой вытоптанности щипать траву. И эти бешеные порывы ветра, пронизывающие чиновников до костей, как они ни кутаются и ни ругают мысленно Петра и погоду. Порывам просто гимн поётся: один из флагов и плюмаж одного из приспешников Петра развеваются… против ветра. А что?! Такое вполне мыслимо при порывах, кидающих, куда попало. А эта, наоборот, несгибаемость Петра!.. – За-ме-чательно!

Собственно, о том же вещи: насколько хорошо даже то, что плохо. Грязь, дождь, раскардак, ветер.

Есть два момента, на которых меня можно подловить.

Один – почему я называю словом "хорошо" то, что не называют так? – Мне кажется, что живописно это обеспечено внедрением максимальной светлости даже и туда, где её не должно б быть. Не только в гребешки волн и в лужи, но и в самую землю. – Вот что это за ослепительные стружки перед левой ногой шагающего Петра? Или этот блеск торца одной из причальных свай… Или поблескивание бортов лодки… Мокрые они, что ли? Или блеск торцов сложенных досок. Прямо небо в них отражается. Да не то, что в тучах, а то, что в проблеске между ними и горизонтом. Или это сияние стены в Монплезире… Не слабее, чем за окном.

Можно поступить иначе: во всем-всем известном сюжете взять самое случайное. Скажем, в мифе об Одиссее и Навзикае чего только нет замечательного? Выдающаяся красота Одиссея, которую ему придала покровительствовавшая ему Афина, чтоб смытого с плота, но спасшегося, Одиссея не только хорошо приняли, но и отправили домой… Смущение подруг Навзикаи, когда они при игре в мяч вскриком разбудили спавшего в кустах голого Одиссея, и как не смутилась Навзикая… А Серов взял изобразить простое возвращение Навзикаи домой, пока с Одиссеем (перед городом она велела ему отстать и появиться в городе одному).

Ну сущий пустяк – этот эпизод.

Зато какой брызжущий счастьем простейший пейзаж (песок, море и ог-ром-ное небо)!

То же, собственно, и тут:

Второе – это почему я думаю, что позитив абы какой жизни подсознателен у художника? – Это строго доказать, конечно, невозможно. Можно только предполагать, что раз из-за военных и революционных передряг сознание художника отметилось многочисленными письмами и поступками, не совместимыми с ценностями импрессионизма, то, раз они всё же проскальзывали в произведениях, они, эти ценности абы какой жизни, не были, по крайней мере, в центре сознания.

Психическая жизнь так устроена, что актуальность, прервавшая главный посыл творческого самовыражения, долго не держится. Быстро меняется на другую актуальность. Но при этом главный посыл в мозгу не стирается. Скажем, бытовой пример: вы куда-то спешили, и вдруг вас что-то в пути испугало. Вам, да, стало не до цели спешки. Но как только испуг прошёл, - например, из-за его ошибочности, - так цель опять начинает вами руководить.

Что нечто, двигавшее Серовым при создании бестенденциозных вещей, было ему неведомо, косвенно говорит то, что он не любил говорить об искусстве.

А вот, что говорит сознание ницшеанца Сомова 19 декабря 1905 года:

С тем большим пылом я сошлюсь на “Осмеянный поцелуй” (1908), “Поцелуй. Заставка” (1906), “Пьеро и дама” (1910), “Арлекин и дама” (1912), “Итальянская комедия” (1914), “Зима. Каток” (1915), “Юноша на коленях перед дамой” (1916), которых я разобрал тут, и уточню теперь, что они вдохновлены подсознательным ницшеанством.

Был даже арестован. Вот за что (было тогда общепринято, что царь – глупый, а грифон

входил в фамильный герб Романовых):

А ведь тоже ницшеанец (см. тут).

Я, правда, не знаю, какие даты создания привлечённых там мною произведений, где “странное состояние природы” (вдруг, дореволюционные). Но я могу взять произведения 1905 года и позже.

Странность природы тут – карельская. Другая странность, что тут, похоже, белая ночь. Но не в том дело, что тут кому-то известное Ладожское или Онежское или ещё какое рядом с ними лежащее озеро. А в том, что тут всё как-то ирреально, что представляет собою близость к ницшеанскому иномирию. В Этом мире – всё плохо. Тот мир – недостижим, как недостижимо оказалось счастье и в сказке Пушкина. Эта недостижимость как-то адекватно кажется выраженной какой-то бестелесностью и однотонностью всего изображённого. Или безысходная скука Этой жизни выражена сей серятиной?..

При такой выраженной отстранённости представляется уместным, думать, что "говорило" в этом революционере при рисовании – совсем не знакомо-революционное, а подсознательное нечто.

То же – и с Суриковым. Это только просоветская предвзятость заставляет думать, что раз во время революции Суриков взялся за "Степана Разина" (1906), то Суриков за революцию.

Тут, как и всюду у Сурикова (см. тут), “жуткое приятие Зла ради его красоты”.

Есть такой фильм, комичный несколько… Венецианский гондольер, спрашивает, о чём песня “Волга, Волга, мать родная”, которую отчаянно поют в его гондоле пьяные русские туристы. Ему отвечает гид: они поют, как по требованию казаков атаман бросает в реку персидскую княжну. Гондольер поражается, почему так весело о таком поют. И получает ответ, что таковы русские. – Ницшеанцы, надо понимать. Главное – не дело, а настроение сердца.

Вот и здесь – полная неизвестность, о чём задумался атаман и на что подвигнет свою шайку. Для этой неизвестности и княжна заменена княжичем. Тому выпить предлагает в порыве пьяного гостеприимства один. И у княжича даже сабля не отнята.

И как безмятежно кругом. И как вписан в эту безмятежность мятеж… Самоценный и красивый, как этот ритм одинаково поднимаемых вёсел. Как это золотое упоение (из золотой чаши упился) спящего в центре… в такой же, собственно, золотого цвета простой рубахе, как и золотом отделанные одеяния Разина и княжича. И как золотым отливает парус и сама река.

Что ницшеанцу Этот мир с его революцией?!. – Ничто. Ему важно настроение сердца. И даже не оно, уже оформившееся, а какое-то… не дающееся в своей извечной неопределённости будущего.

Этот, ницшеанец всю свою творческую жизнь (см. тут, и во время революции тоже - "Версаль. Сад Трианона", 1906; "Версаль", 1906 и мн. др.) не отказывался от своего идеала, но… "Приветствовал Октябрьский переворот еще до Октября" (http://www.benua-memory.ru/lunoharskiy-o-benua).

Когда он приветствовал – сознанием, где ж пребывало его ницшеанство, если он не притворялся перед революционерами? – Больше нигде как в подсознании.

Вот с этим художником, по крайней мере, с одной его картиной меня, кажется, ждёт успех прореволюционного, так сказать, искусства: жду там чего-то от подсознания.

Потому что, когда без него, то впечатление – как от нудной зубной боли.

Не знаю… Тут есть необычное (как при извержении Везувия в "Последнем дне Помпеи") не-хор-рошее такое освещение домов… Может, оно должно было меня взволновать. Но мне что-то не волнуется. Потому что представляется иллюстрацией известного: "Фэ! Нехорошо стрелять по мирным людям". Пусть кто-то там, справа, тоже стрельнул.

Потом… я просто не верю нарисованному.

Откуда взялись два трупа (или раненные)? – По положению тел – они бежали от солдат, а пули их настигли. Но не могли ж только эти двое и бежать? А получается, что только они и бежали, потому что все остальные неколебимой стеной стоят. – Ладно. Пусть остальные не успели среагировать на вот-вот грянущий залп. Но тогда он, изображённый, является первым залпом. И тогда кем же убиты (или ранены) эти двое лежащих?

Дана глупая собака, для которой залп – неожиданность такая, что бежит она не от него, а наоборот – куда шла, туда и побежала, чтоб не тратить время на поворот. И эта собака противопоставлена толпе, знавшей, что будут стрелять и не побежавшей. – Чёрт знает… Такое мыслимо? При расстреле в Кровавое воскресенье тоже не верили, что стрелять будут. Но с церковными хоругвями ж шли. А тут – нет. Тут – с красным знаменем.

Недопонятность для меня в последнее время является радостным моментом. Я думаю, что это след подсознательного. Но тут я просто не верю. – Вы-ду-манно!

Этот художник не видел расстрела*. И не очень умный, раз так его выдумал и изобразил.

*- Неправда:

“Художник Сергей Иванов был свидетелем и участником тех событий - сочувствуя бунтовщикам, он оказывал медицинскую помощь студентам-мятежникам, раненым в ходе боёв против солдат, вовлечённых в подавление восстания” (https://yavarda.ru/kartinarasstrel.html).

Во время боёв декабрьского восстания уже не было демонстраций. И Иванову было не до улицы, если помогал раненым в университете.

Это не просто иллюстрация осознанной идеи антагонистичности классовых противоречий, но это – плохая иллюстрация этой идеи.

А вот с Лансере, брезжит, будет наоборот.

Тут – тончайший спор с ницшеанцем Бенуа, выше упомянутым.

Тот был огорчён ослаблением Российской империи, и оттого убежал от действительности во времена Людовика XIV во Францию, когда та была полна силы. Он бежал в мысленную вседозволенность. Для иллюстрации чего годится такая цитата о рубеже XIX и XX веков:

А Лансере над этим решил подтрунить, утончённость тоже дав, но зато дав персонажам не лица, а морды.

Всем дал, кроме того мальчика, что несёт императорский шлейф.

Наверно, он проник в подсознательный идеал картин Бенуа (если можно отнести насчёт подсознания удалённость выражающей утончённости от выражаемой вседозволенности ницшеанца, грустной из-за моральных и военных поражений русского царизма). Наверно, само то проникновение Лансере в Бенуа тоже можно счесть подсознательным. И тогда насмешка над Бенуа окажется происшедшей откуда? – Точно: тоже из подсознания.

Но всё это, конечно, вилами на воде писано. Духовная эволюция Лансере мне с трудом понятна.

Ну да, ополчаясь на бескультурье бурно наступавшего капитализма, мирискусники убегали в красоту прошлого.

Убегали даже, может быть, и подсознательно, сознательно показывая зубки царизму по случаю революции.

5 июня 1905 года восстал броненосец "Потёмкин"…

Никакой художественности (подсознательности) в этой иллюстрации события нет.

А вот соединение красоты с революцией меня ставит в тупик.

Когда-то (см. тут) я сделал вывод, что Кустодиев – художник барочного типа (идеал: соединение несоединимого). Я тогда не акцентировал сознательный или подсознательный его идеал. Если теперь думать, что подсознательный, то можно ль его же увидеть в этой якобы прореволюционной вещи?

“Плохо, - как бы сказал художник, - что так не соответствуют друг другу красивая природа и социум”. То есть, ему б хотелось, чтоб всё уладилось, всё устроилось, всё на свете успокоилось… На высоком, но гармоническом уровне…

Может, такое таки в подсознании обитает. Но это – не прореволюционное произведение. Барокко и революция не совместимы.

Признаюсь, одно прореволюционное произведение меня удивило.

Я не знал, что такое случалось во время революции 1905 года. Но разве такое имеет отношение к подсознательному? – Нет. Значит, это произведение не художественно.

На этом я, пожалуй, прервусь.

Или проверить себя на предвзятость/непредвзятость…

Гремит теперь на весь мир картина Делакруа “Свобода, ведущая народ” (1830), написанная по поводу революции 1930 года (во время реакции её прятали в запаснике).

В ней нет ничего недопонятного, указывающего на происхождение из подсознания. А имя Делакруа как художника ценится за большие открытия в живописи.

Так фокус в том, что открытия-то Делакруа сделал до этой революции. И вскоре после поражения предыдущей революции.

Чем выразить?

Динамизацией композиции, изображением сильных страстей, резкой глубиной пространства, неопрятностью живописи, неправильностью рисунка, возбуждённым горячим колоритом, контрастными цветами красок, выразительностью мазка, яркими контрастами света и тени. Пишут, что даже "начал применять принцип разложения цвета и систему дополнительных тонов, цветных теней и рефлексов, отчасти предвосхитив открытия импрессионистов” (http://jivopis.org/delakrua-ezhen-ferdinand-viktor--reznya-na-xiose-svoboda-na-barrikadax). Один поборник утилитарной ценности искусства аж корил:

Не видите ль вы синего оттенка на оранжевой левой руке фрагмента из "Резни…"?

А у Свободы я синь на носу и подбородке вижу (синий – дополнительный к оранжевому).

Так, может, и упоминавшийся С. Иванов что-то подобное, но неуловимое сознанием, сделал (дикий цвет домов, освещённых закатом)? Контраст света и тени, во всяком случае, там кричащий. И, может, всё остальное (логико-психологические несуразности) не важно?

И на самом деле, может, одинаково велика ценность и "Хиосской резни", и "Расстрела" в неведомо как до сознания зрителя доведённом крике "Нет!"? В ещё досознательном доведении его сочетанием "хорошо подобранных оттенков”?

Тогда, может, и происхождение этого оттеночного "Нет!" у художника тоже – подсознательное?

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/401.html#401