На странице 128 Схейен величает теорией слова Дягилева: "Во всём нашем отношении к искусству мы прежде всего требовали самостоятельности и свободы”.

Это, конечно, коррелирует с моей, пардон, теорией требования иметь произведению неприкладного искусства следы подсознательного идеала. Ни несамостоятельности, ни принудительности не получится автоматически. Зато возможно ещё, грубо говоря, выражение ещё минимум 5-ти типов идеалов, не являющихся супериндивидуалистскими.

А вот такие его слова:

я тоже перетолковываю по-своему: модерн, как интернациональный стиль, протестовал против индустриализации бегством, в частности, в старину (и это было образом ницшеанского иномирия). А старина у каждой страны резко отличается от всех. Вот и ладушки. Нициональная исключительность – это ницшеанского поля ягода. А она не может быть иной, как подсознательной. Поначалу во всяком случае. – Вот и совпадение моё с Дягилевым.

Мне смешны из моего более чем столетнего далёка слова:

А ведь тот тоже выражал подсознательный ницшеанский идеал иномирия. Правда, гораздо более близкими к метафизике образами.

Почему надо называть прогрессом сближение того, чем выражают, с тем, что выражают? По-моему, это, наоборот, регресс. Потому что приближается к выражению “в лоб”. То есть к переходу идеала из подсознания ближе к сознанию.

Мне, думаю, понятны слова:

"Он [Философов, гомосексуальный партнёр Дягилева] защищал… [Мережковского и Гиппиус, символистов] от критики [мирискусников], которая сыпалась… в редакции со всех сторон”.

Все-то были ницшеанцы (супериндивидуалисты), а символисты – коллективисты. Они были мистики не на обычный православный лад. Что, возможно, обеспечивало пребывание их идеала благого для всех сверхбудущего в подсознательной категории. И за то их терпели. Но за коллективизм – клевали.

Философов же, хоть и гомосексуалист, к ним тяготел из-за формулы символизма: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься.

Следующий прорыв Дягилева и его окружения к ЧЕМУ-ТО, словами невыразимому, я нашёл на стр. 144 -145:

"До 1900 года Дягилев видел мало балетов и редко выражал интерес к артистическому жанру, который многие, в том числе в России, рассматривали как достаточно фривольный… [это пока намёк на вполне себе прикладное искусство, приложенное к переживанию вседозволенности] но среди его друзей был один убеждённый и последовательный пропагандист балета - Вальтер Нувель… Уже в 1897 году Нувель писал Сомову:

“Балету предстоит, по-моему, огромная будущность… Наши декадентские, эстетические и чувственные потребности не могут удовлетвориться идеалами пластичности и красоты движений, существовавшими 30 лет тому назад. [Я сомневаюсь, что он прав, ибо в русском балете законодателем был Чайковский (может, и из-за иной половой ориентации, откуда шёл "болью написанный в сердцах и умах современников вопрос… все ли человеку дозволено(?)" - https://www.boutique-project.ru/reading/articles/210), ницшеанец (см. тут, тут, тут)] Надо дать балету окраску современности, сделать его выразителем наших изнеженных, утончённых, болезненных чувств, ощущений и чаяний. Надо сделать его чувственным par excellence, но чувственным эстетически и, если хочешь, даже символически [идеал же! Он всегда ассоциируется с высоким, а у символизма патент на сверхвысокое. Т.е. тут – безответственно сказано]. То неясное, невыразимое, неуловимое, что пытается выразить теперешняя литература [Ибсен разве что], подчиняясь кричащим потребностям современного духа, должно найти и найдёт, по всей вероятности, своё осуществление в балете””.

Одно только меня смущает. Я открыл для себя (см. тут, тут), что декадентство в принципе является прикладным, от ума (естественно – подсознательно – человек смерть не славит). Но я могу Нувеля из своего далёка простить.

Теперь я дочитал до вдруг возникшего у Дягилева пристрастия к Левицкому. – С какой стати? – Надо найти в Левицком какую-то исключительность. Хоть тень её. – И я нашёл (самоцитата):

“И раз Графф повлиял на Рунге и Фридриха, романтиков, то и Левицкого, с его пронзительным психологизмом (этим образом сверхценности внутреннего мира, раз внешний плох) я посмею тоже отнести к раннему-раннему проявлению романтизма…

нарисован человек, верящий тому, что он только что вслух наговорил. Он замолчал на секунду, мысленно (взгляд в даль) осматривая, что у него получилось, и удивляясь (рот приоткрыт) тому, что увидел, и оценивает (голова чуть откинута и взгляд чуть-чуть вниз), хорошо или плохо получилось, склоняясь, что хорошо (зарождение довольной улыбки). И он весь сейчас – в этом процессе. Больше ничего для него сейчас не существует” (http://art-otkrytie.narod.ru/benua2-2.htm).

Впрочем, лучше написал Бенуа:

Это близко к пробуддизму, а то – пассивный демонизм, в отличие от активного, ницшеанства.

Что-то подобное можно почуять и в словах книги Дягилева о Левицком:

Своимъ лучшимъ изображеніемъ Дидро считалъ бюстъ m-lle Коло, повтореніе котораго находится въ нашемъ Эрмитажѣ. Портретъ Левицкаго, сдѣланный послѣ этого бюста, подходитъ къ нему больше, чѣмъ всѣ другія изображенія. Какъ это обстоятельство, такъ и то, что Дидро завѣщалъ этотъ портретъ дочери, очевидно желая, чтобъ онъ остался въ семьѣ, говорятъ въ пользу предпочтительнаго передъ всѣми другими художественнаго достоинства этой работы” (https://rusneb.ru/catalog/000203_000130_54/).

А в чём художественное достоинство? – В следе подсознательного идеала автора. Здесь – некого пробуддизма, который "граничит с безучастностью”.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/otchet-o-chtenii-knigi-o-diagileve-trete-prodoljenie-5f5b998093cc6c72ff930489