Бродский. Мой народ. Художественный смысл.

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Бродский. Мой народ

Художественный смысл

Недостижимость бесконечности: “прямо в нас, мимо нас, дальше нас”, - спасает ницшеанство от опошления достижимостью, которая пышет во всех строчках, кроме последней.

 

Смыслы: образный и художественный

Потерял я себя в последнее время.

Набрасываюсь на создателя произведения (на Макаревича), если идеал его (пошлое ницшеанство) мне не нравится, не нравится за то, что всего лишь только образный смысл у него в произведении, осознаваемый, а не больше: нет подсознательного.

То, - чтоб, наверно, отмыться от позора, - набрасываюсь за то же (нет подсознательного, нет противоречивого) на (Николая Островского) автора с противоположным идеалом, мне нравящимся.

То бросаюсь, как в омут, не в силах совладать с сочувствием, в воспевание художников, у которых никакой противоречивости в картинах и в помине нету (у того, кто был лицом “Союза Русских Художников”). И плевать мне было на вещи современников из этого “Союза”. И я самым нечестным образом притворился, что не наплевать.

Точно так же, под влиянием чувства симпатии, я берусь писать о таком же непротиворечивом австрийце (Хойбергере), но вдруг поворачиваюсь к нему на 180 градусов за то, что логика меня выводит опять к пошлому ницшеанству в нём.

Мне что-то катастрофически не везёт находить противоречивые произведения… Которые я считаю художественными в пику непротиворечивым, всего лишь образным.

Только с ними я чувствую себя хорошо. Я хвалю авторов за художественность. А потом набрасываюсь на их идеал, если он мне не по нраву. И никто не может меня упрекнуть в предвзятости по идейным соображениям. Я ж за художественность (за подсознательное) хвалил? – Хвалил. – Всё. Значит, я объективный. И, значит, имею полное право за не моего типа идеал – хаять. И волки сыты, и овцы целы…

Нет. Я признаю, что такой мой опус содержит противоречие и за то может быть не принят теми, кому неприятно читать об искусстве и получать неприятные уколы, если их идеал с моим не совпадает, и они, выходит, получили пощёчину, совсем не ожидая такого, когда начинали читать. Они-то хотели только блаженствовать. А тут – удары по самолюбию. – Противно читать такое. Согласен.

Но мне-то – удовольствие такое писать.

А поводов нет.

МОЙ НАРОД

 

Мой народ, не склонивший своей головы,

Мой народ, сохранивший повадку травы:

В смертный час зажимающий зёрна в горсти,

Сохранивший способность на северном камне расти.

Мой народ, терпеливый и добрый народ,

Пьющий, песни орущий, вперёд

Устремленный, встающий — огромен и прост —

Выше звёзд: в человеческий рост!

Мой народ, возвышающий лучших сынов,

Осуждающий сам проходимцев своих и лгунов,

Хоронящий в себе свои муки — и твёрдый в бою,

Говорящий бесстрашно великую правду свою.

Мой народ, не просивший даров у небес,

Мой народ, ни минуты не мыслящий без

Созиданья, труда, говорящий со всеми, как друг,

И чего б ни достиг, без гордыни глядящий вокруг.

Мой народ! Да, я счастлив уж тем, что твой сын!

Никогда на меня не посмотришь ты взглядом косым.

Ты заглушишь меня, если песня моя не честна.

Но услышишь её, если искренней будет она.

Не обманешь народ. Доброта — не доверчивость. Рот,

Говорящий неправду, ладонью закроет народ,

И такого на свете нигде не найти языка,

Чтобы смог говорящий взглянуть на народ свысока.

Путь певца — это родиной выбранный путь,

И куда ни взгляни — можно только к народу свернуть,

Раствориться, как капля, в бессчетных людских голосах,

Затеряться листком в неумолчных шумящих лесах.

Пусть возносит народ — а других я не знаю суде́й,

Словно высохший куст, — самомненье отдельных людей.

Лишь народ может дать высоту, путеводную нить,

Ибо не́ с чем свой рост на отшибе от леса сравнить.

Припада́ю к народу. Припада́ю к великой реке.

Пью великую речь, растворяюсь в её языке.

Припадаю к реке, бесконечно текущей вдоль глаз

Сквозь века, прямо в нас, мимо нас, дальше нас.

<1965>

“пропаганда исключительности, превосходства… по признаку… языковой принадлежности” (http://base.garant.ru/12127578/#block_1).

Последнее есть выписка из закона Российской Федерации "О противодействии экстремистской деятельности".

И эта выписка имеет отношение к стихотворению Иосифа Бродского. Начало поэтической деятельности которого я давно считаю ницшеанской.

Ницшеанцы же часто грешат тем, что выражают “почти в лоб” свой идеал (так я люблю заострять характеристику образного выражения смысла произведения).

В данном стихотворении народ является образом Вечности, как той метафизичности, которая присуща настоящему ницшеанству.

(Я хочу повторить тут мысль-прощение способу “почти в лоб”: слишком необычен ницшеанский идеал и не режет слух, что он выражается образно и только. Здесь, правда, есть и буквальное выражение: “бесконечно”)

Недостижимость бесконечности – тоже есть: “прямо в нас, мимо нас, дальше нас”.

Это спасает ницшеанство от опошления достижимостью. Которая пышет во всех строчках, кроме последней.

Русский-то народ, будучи противоречивым, действительно имеет в своём характере и что-то иррациональное. Что возвышает его в глазах поэта-ницшеанца. И, просто приобщаясь к такому народу, такой поэт может себя обмануть, что он, поэт, сам взмывает над пошлостью.

Тактика, очень характерная для Ахматовой.

Не случайно Ахматова произнесла такие слова, услышав это стихотворение:

“…только об одном стихотворении Бродского имеется недвусмысленно восторженное и сопровождённое пояснением её высказывание. Это высказывание я уже процитировал выше. Повторю, Ахматова записывает в дневник после встречи с Бродским 11 сентября 1965 года: “Мне он прочёл “Гимн народу”. Или я ничего не понимаю, или это гениально как стихи…”” (Лосев. Солженицын и Бродский как соседи. С.-Пб., 2010. С. 115).

Блок, будто бы сказал про Ахматову, что поэт пишет, как бы обращаясь к Богу, а Ахматова – как бы к мужчине. До неё, наверно, дошли эти слова и язвили. И тогда понятны другие её слова о Бродском:

“…В чём-то семидесятипятилетняя Ахматова считала двадцатипятилетнего Бродского мудрее себя. Она неоднократно возвращается к мысли Бродского о том, что главное в поэзии – это величие замысла. “И снова всплыли спасительные слова: “Главное – это величие замысла””” (Там же. С. 112 ).

Она не дотягивала до недостижимости метафизического в нашей жизни, а Бродский –дотягивал. Вон, хоть бы в последней строчке данного стихотворения.

В том же и состоит величие для ницшеанства – выразить это недостижимое метафизическое.

Ясно ж, - мне, по крайней мере, - что, если обобщать на всю поэзию, то главное – это выразить подсознательное. А мало ли, какое оно бывает…

5 мая 2014 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://7iskusstv.com/2014/Nomer5/Volozhin1.php

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)