Сразу скажу: польза в воспитании въедливости. А без неё стало невозможно жить так, чтоб уважать себя, при массовом и повсеместном вранье в политике.

Сейчас я в литературо- и искусствоведении попал в какую-то фазу мути.

Начинал я самообразование в этой области более 60 лет назад. И довольно скоро купил очень перспективную для себя книгу Гуковского “Изучение литературного произведения в школе”. Под её влиянием моё самообразование свелось, в частности, к собиранию коллекции художественных деталей (см. тут, тут и тут). Оно состояло из заполнения таблицы с такими столбцами, касающимися деталей произведений искусства: 1) ЗАЧЕМ? (такая деталь). 2) ПРИМЕР. 3) ГДЕ? (произведение). 4)ОТВЕТ с точки зрения того, что образует единство произведения. 5) ОТКУДА списал. Первый экспонат в коллекции был такой. 1) Артикуляционная затрудненность стиха: на 10 согласных 3 гласных. 2) Во свет раБСТВа ТьМу ПРеТВори. 3) Радищев. Вольность. 4) Идея революции, ее трудности, суровости. 5) Гуковский.

Смешно, что сам Гуковский взял, как потом стало ясно, плохой пример. Сознание Радищева восхваляло революцию. И это выражалось, наоборот, в артикуляционной лёгкости. "Вещаю то, что мыслю я” – 8 согласных, 8 гласных. "Любить могу и быть любимым” – 11 согласных, 9 гласных. "Творю добро, могу быть чтимым” – 14 согласных, 9 гласных. "Закон мой – воля есть моя” – 9 согласных, 8 гласных. У Радищева там вообще всемогущий какой-то мститель с Богом во главе крушит тирана. Легко.

А подсознательный идеал шептал, что это, ох, как трудно. И – артикуляционных затруднений мало. Они противоречили правилам сочинения оды. Только при затмении сознания мог распорядиться подсознательный идеал и заставить ввернуть там и сям сгущение согласных как образ трудности.

Вот, например. Ода написана по случаю обретения Америкой независимости от Англии. России – от царя освободиться – труднее. И Радищев в какую-то секунду мечтает, чтоб хоть похоронили его в Америке, раз так трудно в России.

Из-за того, что трудность произношения была против правил, Радищева попрекнули. И только тогда, изворачиваясь, он придумал хвалящего: "Хотя иные почитали стих сей удачным, находя в негладкости стиха изобразительное выражение самого действия” (Гуковский). И подсознательный идеал трагического героизма всплыл из подсознания в сознание.

А вообще Гуковский, не оперирующий подсознательным идеалом, всё больше трудился на благо прикладного искусства: ЧЕМ ЧТО выражено. Произвольным он занимался. Осознаваемым. Пусть и несколько скрытым: единство произведения “Вольность” в вольности. Образом её и является кругом артикуляционная лёгкость. (Строго говоря, лёгкость не вольность, потому и можно говорить о некой скрытости единства.)

Конечно, и этой лёгкостью как образом занимается подсознание (и рифмы лёгкие навстречу им бегут), - оно обеспечивает эстетическую ценность оды, но не подсознательный идеал трагического героизма, обеспечивающий другое – художественную ценность оды.

Так с непривычки трудно и единство в оде этой увидеть. А уж художественность – тем паче. Но, если натренировался… – Можно пробовать и в политических перипетиях что-то. Там же нет художественности (подсознательного идеала). Там в чём-то проще.

С недавнего времени я стал обращать внимание на то, что находится под поисковым окном ЯНДЕКСА. А там всякая политическая и иная всячина. Потом оказалось, что номенклатура её управляется искусственным интеллектом. Я это понял по тому, что я стал много слушать историка Спицына – он опирается на документы. (Это, как я на детали в произведении искусства.) Пару раз, где можно было привлечь логику в судьи, я Спицына проверил, и он выдержал проверку. Одна проверка была такой.

Он возражал, что Октябрьскую революцию в Петрограде провели генералы.

Я до этого читал, что они проявили феноменальную дальновидность. Поняли, что, если Россия в мировой войне будет в составе победителей, то в ней после войны мало что изменится. В смысле модернизационного скачка не будет (как его не было и при царе). Поэтому в следующей мировой войне Россия будет стёрта с политической карты мира. И, мол, они почуяли способность к модернизационному скачку в большевиках. Предложили свои услуги. И всё тайно организовали. При якобы руководстве революцией Петросоветом. В контакте с ними был Сталин. Почему они и не были репрессированы в 37-м.

Спицын возразил, что не могли генералы быть такими провидцами, тем паче, что Ленин до революции не проявил себя государственником. И сослался на его работу “Государство и революция”, написанную непосредственно перед Октябрьской революцией.

Я бросился проверять. Я работу не читал. Начал и очень удивился.

Я-то думал, что это моё порождение: настоящий социализм это ежедневное увеличение самодеятельности за счёт потакающего государства вплоть до исчезновения этого государства, что означит наступление коммунизма. – Так вот (смейтесь) это оказалось фундаментальным камнем марксизма-ленинизма, от которого Ленину же пришлось отказаться, оказавшись у власти и перед лицом гражданской войны.

Спицын, получилось, был прав. Не был Ленин государственником, и не могли царские генералы провидеть государственничество большевиков и потому идти с ними на контакт.

Но вот я слушаю другого историка, Фурсова.

Он говорит: всё организовала русская контрразведка. Вот, говорит, заняли дружины Дзержинского телеграф. Попросили девушек идти домой. И кто остался у телеграфных аппаратов? Думаете, рабочие? – Да это они не могли. А место заняли военные телеграфисты контрразведки. Настоящим штабом был дом, где на втором этаже была контрразведка. Она подчинялась военному и морскому министрам. Те для конспирации сидели в Зимнем дворце. И были освобождены после ареста всех министров. Штаб был рядом со стоящей у берега “Авророй”, чтоб в случае провала восстания сесть на крейсер и уйти. А контрразведка, прибегнув к большевикам, просто хотела избавиться от влияния на временное правительство Англии.

Так меня убили военные телеграфисты.

И Спицын, получилось, не прав.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/o-pobochnoi-polze-poniatiia-podsoznatelnyi-ideal-620912a0762913484ca1bccd?&