Я полностью прочёл несколько других произведений Михаила Шишкина. Даже написал о них статьи (см. тут, тут и тут). Поэтому, думаю, могу себе позволить и не дочитать его “Письмовник” (2010), но судить о нём. Ибо моё суждение – это, во-первых, определение, к какому типу идеала относится то, что вдохновило автора писать роман. Во-вторых, искать, есть ли что-то, что б говорило о том, что этот идеал – подсознательный. И вот идеал Михаила Шишкина всегда один и тот же. Он движим “самосохранением вас как особи” (это самоцитата из статьи о “Венерином волосе”). “Письмовник” не отличается. Потому я и позволил себе его не дочитать.

В нём до принципиальной крайности доводится то же, что в “Венерином волосе”:

"…в романе “Венерин волос” решает задачу воскрешения. “Ибо словом был создан мир, и словом воскреснем” - эпиграф из еще одной ненаписанной книги. Реальность, в отличие от слов, исчезает, и осколки ее продолжают существование лишь в залежах слов – в дневниках, воспоминаниях, письмах” (Письмо М. Шишкина. https://mezh-du.livejournal.com/9359.html).

Так в “Венерином волосе” созданы персонажи, помещены в реально бывшую историческую обстановку, и воспоминания, письма и др. относятся к этой обстановке и персонажам. – Довольно обычное построение для выражения идеала личности как неповторимости.

Обидно, что, когда я писал статью о “Венерином волосе” я пришёл к выводу, что роман создавался под влиянием подсознательного идеала автора (идеал тот мещанского типа). Я даже в резюме статьи вынес такие слова: “Советское слишком уж принято среди российских либералов поносить. Этак высокое не свергнешь. А подсознанию хочется свергнуть: несвобода есть это – высокое”. – И вот, оказывается, судя по процитированному письму, что всё Шишкин сознавал и низкое – воскрешал (какого высокого оттенка слово “воскрешал”!). – Жаль себя: вкус подвёл. Хотя… Могу и выкручиваться: что, если он эти слова о романе написал, осознав всё после написания его?

Так вот “Письмовник” мне сразу показался каким-то надуманным.

Ну в самом деле… Если воскресить неповторимую личность можно по сохранившимся материально существующим текстам, то можно и нарушить в восприятии читателя причинность появления тех текстов. Например, сочинить писание писем, не получаемых адресатом. Более того, адресантов можно разнести друг от друга в разные эпохи.

Важно же что? – Чтоб по письму восстанавливалась личность пишущего. – Ну так разве для этого обязательно адресантам жить в одном времени?

Если б Шишкин дал такое предисловие, я, может, простил бы ему надуманность и, может, не бросил бы читать, потому что есть некоторый интерес в том, как человек свою неповторимость словами проявляет. Например, чувственность Сашеньки, связанную с обонянием. (Она у всех людей связана с обонянием, хоть у людей это атрофировано здорово сравнительно с другими животными.) Но вот такое признание, что она в отсутствие любимого лазила носом в его обувь… – По-моему это явно персональная особенность. Точнее, набор таких нюансов и есть неповторимость. (Приписал последнее предложение, вспомнив, недавний рассказ какой-то американской звезды, жаловавшейся на приставания некого босса: он снял свои носки, скомкал и швырнул ей в лицо. В расчёте, понимай, что та возбудится.)

Но Шишкин такого предисловия не сделал. Наоборот. Он сперва дал переписку Сашеньки и Володи, происходящую в каких-то 60-х годах ХХ века. Его призвали в армию, она осталась дома. И они в письмах друг другу вспоминают их рай на даче (без родителей) и вообще всякое прошлое про себя и мысли свои другому расписывают. Длинно. Но почти терпимо. Ибо красочно.

Но потом он принялся осуществлять не только пространственную, но и временную разорванность. – Володя оказался на войне начала ХХ века в Китае, на подавлении боксёрского (так оно называлось) восстания. Был убит. Продолжил (убитый!) писать письма, не реагируя на неполучение ответов. И Сашенька продолжает писать Володе письма, не реагируя, что пришла похоронка.

Этого трюка я не выдержал и читать бросил.

А почему я вообще стал читать?

Из-за такого пассажа:

Последний лауреат литературной премии “Большая книга” Михаил Шишкин написал роман “Письмовник”, где героями, несомненно, являются “маленькие люди”, состоящие в своей маленькой интимной переписке” (https://iknigi.net/avtor-pavel-basinskiy/84033-skripach-ne-nuzhen-pavel-basinskiy/read/page-20.html).

Меня это упоминание: "маленькие люди”, - возмутило само по себе. Мне не хочется заниматься самоповторением, и попрошу прочесть коротенькую статью о “Шинели” Гоголя. – Возмутило, ибо Гоголь замахнулся своим писанием на “духовное спасение людей”, пусть и в каком-то сверхбудущем. – На нечто ультравысокое. А Михаил Шишкин, наоборот, воспевал низкое, чуть не физиологическое. Причём Гоголь это делал в самозабвении (подсознательный идеал благого для всех сверхбудущего им владел {пока он его не осознал, став просто проповедовать – практически сошёл с ума, но вред этого для художественности всё-таки понял и потому второй том “Мёртвых душ” сжёг}). А Михаил Шишкин, наоборот, даже и осознав, что` им движет (слава индивидуализму), не прекратил писать (ему даже и премию дали, и он её принял).

Но какова магия премии… – Всё: премия – доказательство того, что русская литература не скисла от катастрофы великой идеи и страны.

Павел Басинский, так оценивший “Посьмовник” даже не сообразил, в чём подвох названия романа.

Письмовник – это не о "маленькой интимной переписке”, а пример приличий. У Шишкина: интимное теперь – прилично. Ибо увековечивает неповторимость.

Молящимся на новые европейские ценности – преимущество меньшинства над большинством, когда, в частности, интимное выносится на публику – Михаил Шишкин, живущий в Швейцарии, имеет, наверно, какую-то ценность.

Но за Басинского обидно не потому, что он не заметил окна Овертона в романе.

"…при масштабном и бесконтрольном со стороны общества использовании СМИ можно любую идею из немыслимой сделать не просто принятой в обществе, а единственной нормой… за пару десятилетий [в Западной Европе] педерастия и лесбиянство стали абсолютной нормой” (https://whatisgood.ru/theory/media/okno-overtona-kakie-idei-proxodyat-pervye-stadii-vnedreniya/).

(В той части романа, что я прочёл, упомянутое окно – в поцелуях, куда не надо.)

За Басинского обидно, что он надуманности у Шишкина не заметил, а она ж маркер нехудожественности.

Тут, правда, у меня сомнение.

Вейдле различает искусство слова и искусство вымысла. В искусстве слова Шишкину не откажешь.

Искусство слова, по-моему, вневременное, выражает всегда одно и то же – радость жизни.

Но искусство – это экстраординарность, неожиданность. Её можно понимать, ещё и как след подсознательного идеала, который не вневременной, а исторический. Каждому времени – свой дух.

И вот в “Письмовнике” совершенная неожиданность – переписка между разделёнными во времени людьми ради подчёркивания того, что неповторимость индивида вечна, если просто запечатлена словами. – Искусство вымысла?

Вдруг такое есть след всё же подсознательного идеала (если гигантский маятник качания духа от коллективизма к индивидуализму в связи с крахом СССР припозднился у Шишкина, родившегося в СССР в 1961 году, в обществе коллективизма), если то письмо Шишкина о воскрешении в “Венерином волосе” написано до написания “Письмовника”?

Я стал искать в интернете, нет ли там времени написания того письма. – Первый же тычок дал время до 06.04.2006 (http://www.ng.ru/ng_exlibris/2006-04-06/1_prigovor.html). “Венерин волос” писался в 2002-2004. А “Письмовник” вышел в 2010 и "писался в течение года в Берлине и Америке” (Википедия). То есть точно после 2006. – Значит, никакого подсознательного во всё том же мещанском идеале.

Так что – сомнения прочь. Надуманность и самоповторение, а не художественность в “Письмовнике”.

Можно ли это опровергнуть?

"Героиня [Письмовника] проживает долгую жизнь значительно позже этой войны, отражённую в письмах отсутствующему любимому. Подобная тема присутствует и в “Венерином волосe”, где Изольда излагает мысли в письмах к Тристану, которого давно у неё нет” (Википедия).

То есть приём “разрыв во времени” был сочинён до письма о воскрешении.

Но это я себя обманул. – Воображать умершего любимого своего это не то, что жить Сашеньке больше, чем через полвека после жизни Володи.

Есть и более сильный довод. Художнику нельзя верить на слово, если это слово вне его произведения. Судить можно только, прочитав всё произведение от начала до конца. А этого сделано не было.

Тут я пас.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/ruzhizn/otzyv-o-romane-kotoryi-ia-ne-smog-dochitat-do-konca-5d9214c99c944600ae6bf7ab