Карен Шахназаров – живой упрёк мне, моим принципам подхода к произведению искусства. Когда-то (тут) я имел дело с его “Курьером” и принуждён был логикой своего разбора счесть этого режиссёра как бы Шекспиром нашего времени, времени реставрации капитализма в России. Ибо Шекспира второго периода своего творчества (“Гамлет”, “Отелло”, “Король Лир”), маньериста, считаю выразителем времени становления капитализма в Англии. И это тупиковая, по-моему, дорога для изменения идеала художника. (Шекспир от сверхисторического мистического идеала вообще в сказки ударился в третьем периоде – “Буря”.) В порядке исключительном, типа “крайности сходятся”, перескакивать должен бы художник маньеристского толка из ингуманизма в демонизм, пассивный или активный (как Джамболонья, например). Из экстремизма коллективистского в индивидуалистический. Но не в неэкстремизм. А Шахназаров перескочил.

Я говорю о его “Палате № 6”. По Чехову, мол.

Но Чехов там ого какой экстремист (см. тут). Он там воюет против толстовства за ницшеанство, против пассивного демонизма за активный. А Шахназаров… Эта железная поступательность перехода доктора Рагина из главврача больницы в пациенты её, создающая у Чехова впечатление жуткой неотвратимости, режиссёром множество раз перебита. Смерть Рагина заменена инсультом, который его не убил, а превратил в нечто растительное. Страшный вышибала Никита имеет облик интеллигента-профессора. Как Никита бьёт Рагина, не показано. Чудовищных ужасностей больницы нет совсем. Вполне приличная на вид современная больница. Доступна журналистам. Пациенты могут свободно рассказать о ней. Даже перенесён на неё тот венский идеал, что призван у Чехова укорить бездеятельного Рагина: “Сумасшедшим устраивают балы и спектакли”. И кончает Шахназаров сентиментальной сценой, отсутствующей у Чехова: как вспоминают доктора его последние на воле сожильцы, жалеют немного (отчего у нас должен прилив жалости подняться выше). У Чехова же труп доктора на ночь в часовне оставлен лежать с открытыми глазами. Некому было закрыть, так как, понимай, не оставил доктор на этом свете никого, кому сделал бы как врач что-то хорошее в своём непротивлении злу. Нехороший Рагин человек у Чехова, хоть мягок от безволия. А у Шахназарова никакого вреда от него зритель не чувствует. Чехов к своему герою запредельно жесток, а Шахназаров наоборот. Что читает доктор, чем упивается в повести нам остаётся неизвестным и нашего сочувствия не вызывает. По Шахназарову же у того на стенах квартиры висят фотографии Хемингуэя, Высоцкого.

И совершенно нет в кино чеховских нот неприятия идей-конкурентов: религии, революции, либерализма. А толстовство доктора тоже оказывается вряд ли осознанным зрителем. Ведь при жизни Чехова оно было свежим и узнаваемым. Его Чехову можно было и не назвать – интеллигенция по признакам понимала, о чём речь. А сегодня этого мало. Исповедующих его нет же вокруг. Тема борьбы с ним, честно говоря, не актуальна. В сцене, где доктора спрашивают, какой нынче год, звучит: “Две тысячи седьмой”. Ну, пусть фильм только теперь вышел. Но не против же антикризисного призыва Патриарха ограничить потребление звучит то, зачем фильм снят. Россияне ж мимо ушей пропускают призыв Патриарха. А светского минимизаторского движения нет же вообще.

В общем, понятно, что Шахназаров думает, что есть так называемые общечеловеческие ценности, вечные. “Мне кажется просто Чехов, он необыкновенно современен. Он какие-то вещи открыл, мне кажется… Его драматургия, его проза, она всё равно остаётся необычайно актуальной…”. Вот он и осовременил антураж действия. И можно б так попробовать понять: дескать, вот и сейчас в России, например, стоит вопрос переходить или нет в инновационную эру. Переходить – трудно. Лень-матушка. Всё сопротивляется. Как и 120 лет назад. И кому-то аморальными представляются активные. И надо, по принципу пути наибольшего сопротивления, сделать похожим на нравственного – бездельника, Рагина. Но аморальность-то прогресса не выявлена ж. Хоботов, да, аморален. Но ведь ни у Чехова, ни у Шахназарова не показана его позитивная деятельность. Именно деятельность. Чехову-то это и не нужно было. Он не за прогресс бился, а за место аристократии в нём. А Шахназаров?.. Мало ж выдумать и вложить в уста Хоботова такие слова: “Я приехал в этот город два года назад. Больница была в ужасном состоянии. Но Рагин относился к беспорядкам равнодушно”. И понимайте, мол, что я всё переменил. Сами видите, какая нормальная больница. И мы в раздрае: больница-то действительно хороша, но и Рагин симпатичен и попал в пациенты зря. Ах, ах, прогресс аморален.

Но нет же такого переживания. Режиссёр, наверно, на такое, хоть сколько-то близкое к Чехову, и не целился.

Если правда, что фильм задумывался 20 лет назад… Это было переломное время. И страсть Чехова (да! страсть!) в борьбе с толстовством, может, могла б быть тогда актуализирована. Если б показать ужасность действительности, с которой не хочет бороться Рагин, как тогда этого не хотела делать и, скажем, КПСС (или кто там не хотел?).

Да нет. Тогда подобий толстовству, по-моему, не было. И прав Шахназаров, говоря: “Я думаю, что наверно имеет он отношение к сегодняшней России больше, чем к Советскому Союзу, когда он задумывался. Вот мне кажется более логично, что я снял эту картину именно сейчас”.

Но что ж сегодняшнее Шахназарова взволновало?

Актуальность тема прошлого получает не от якобы вечных человеческих ценностей, а по принципу аналогии или, наоборот, противопоставления прошлого настоящему.

А можно ж просто не понять, зачем написал своё произведение Чехов. И тогда возникает соблазн вечной проблемы, например, “адекватно и неадекватно мыслящих”. Но эта проблема не вечна ж, а присуща тоталитаризму, полицейскому государству. Есть ли такое в России сейчас? Болит ли? В 1892 году это было больно. Лишь в 1894 году умер Александр III, и в общественной жизни была реакция. А сейчас, по-моему, нет. Да и нет, повторяю, у Шахназарова ужасностей антуража, как у Чехова.

Вернее, есть. То, что подразумевается у Чехова ужасным и мимолётно, - Варшава, перенесено в современно-отвратительную Москву. “Я вырос в Москве, москвич, но современная Москва не вызывает у меня какой-то теплоты, чувства. Да. Она вызывает у меня опасения и, так сказать… Я думаю, у большинства москвичей сегодня это так уже”. Эти лощёные стриптизёрши, мёртвые маски рекламы… И если Шахназарову подспудно хотелось с помощью чеховского заряда-против-ужасности укусить современный строй в России, то в этом кусочке он своего добился. Но это ж мизер. По сравнению с Чеховым Шахназаров кажется охранителем в этом фильме.

И именно потому, мне думается, в Нью-Йорке на кинофестивале “Чествуем Чехова, драму из повседневной жизни” фильм Шахназарова имел успех и будет номинирован на Оскара как лучший иноязычный. Чехов же часто кажется сторонником гармонии, а не экстремизма, каковым является ницшеанство. И вечность темы попрания свободы в России хорошо воспринимается в Америке. Шахназаров же, будто не ведая, подпевает не в лад: “Возьмите “Палату № 6”. Это, в общем, короткая повесть, в которой на самом деле ну все вопросы, которые касаются существования человека, всё поставлено. Абсолютно всё в принципе. Чехов как раз в этом смысле ну просто идеален. Всё это коротко быстро и глубоко”. Но для Америки важно, что не понял он “Палату № 6”.

Что он не понял, косвенно свидетельствует и его объяснение:

“Этим фильмом я хотел сказать, что человеческий мир состоит из разных людей. Каждый человек имеет свою точку зрения и свой особый взгляд на мир. Если его мировоззрение не в полной мере совпадает с вашим, из этого вовсе не следует, что человек безумен. Это всего лишь точка зрения, отличная от вашей. И каждый должен иметь терпение и понимание” (http://palata6.mosfilm.ru/rus/press/).

“За терпимость”, дескать,- так можно переименовать фильм.

Но тогда нечего, как минимум, писать на титрах “По повести А. П. Чехова”. Надо писать: по мотивам.

Разучились в России делать кино, что ли, раз даже Шахназаров?..

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/63.html#63