Если согласиться, что то, что высказано “в лоб” в художественном произведении (содержание) не есть то, зачем это высказано (художественный смысл), то смотрите, как можно “понять” “Вариант эскиза к сцене “Чаепития”” (1997) Норштейна (http://www.pereplet.ru/galery/norsh_03.jpg).

Нужно предварительно добавить, что согласиться ещё надо, что в художественной детали, как в капле – вкус моря, чувствуется художественный смысл целого произведения. И названный эскиз именно такой деталью и является, ибо это кадр из мультфильма “Шинель” по Гоголю, с которым Норштейн оказался конгениальным (что случается с экранизациями классики очень редко).

Ну и ещё, чтоб согласиться с нижеследующим, стоит прочесть статью о “Мёртвых душах” Гоголя (http://art-otkrytie.narod.ru/gogol2.htm), в которой упомянута и “Шинель”. А в той статье говорится, что Гоголь считал спасением гибнущего человечества усвоение им той истины, что нужно поменьше материального хотеть. Себя же считал спасителем человечества, ибо внушает эту истину ему.

Тут сразу обнаруживается совпадение (см. http://art-otkrytie.narod.ru/gogol.htm) и с Эйхенбаумом, из чтения которого тоже следует, что суперограниченность Акакия Акакиевича нужна была Гоголю именно вследствие переживания им самим боговдохновния на спасение людей. А сантименты относительно маленького человека – это тенденциозное непонимание русскими народолюбцами Гоголя.

Вот эти сантименты и даются Норштейном в качестве содержания, то есть того, что “в лоб” предстаёт перед глазами, в вышеуказанном эскизе. Тут вам и негативно, конечно же, воспринимаемая темнота вокруг фигуры (бедный, мол, бедный чиновник). Тут и поза съёжившегося от холода. Тут и мизерность источника тепла и результата согревания горла и внутренностей – слабые штрихи жёлтым: по одному на чашке, блюдце и под подбородком и три – под лопатками. Норштейн даже отступил от Гоголя, не имея словесных средств представить ничтожество. В повести Акакий Акакиевич не мёрзнет в квартире (соответственно, не кутается, как у Норштейна, в какое-то одеяло, сидя дома у стола), и кривоглаз у Гоголя портной, а не Акакий Акакиевич, который лишь “несколько даже на вид подслеповат”. Но надо ж было передать бедность и невзрачность.

В общем, жалко чиновника, жалко!

Даже и сам Гоголь применил это слово: “В нём слышалось что-то такое преклоняющее на жалость”. (Что лишний раз подтверждает, что “в лоб” художник – а Гоголь гениальный художник – идею не выражает, что художественный смысл – нецитируем.)

Нет в повести и сцены чаепития в одиночестве (что тоже могло б вызывать само по себе жалость). Чаепитие – русское удовольствие. Оно там, в повести, упомянуто в связи с другими чиновниками и не в одиночестве ему предававшимися. Акакий же Акакиевич планировал от чая отказаться, чтоб сэкономить на шинель. Удовольствием дома ему было продолжать работать, переписывать бумаги (на дом брал) или для себя делать копии с особенно замечательных, по его мнению, бумаг.

Норштейн решил, видно, что не все читавшие повесть помнят это и далеко не все вообще её читали. Поэтому он сцену удовольствия в виде чаепития сделал, а светлой мечтой (буквально светлым фрагментом рядом с тьмой) явил стол, что на работе, с пюпитром, чернильницей, пером и бумагой. Что иллюстрирует такие гоголевские слова: “…он ложился спать [а не садился пить чай], улыбаясь заранее при мысли о завтрашнем дне: что-то бог пошлет переписывать завтра? Так протекала мирная жизнь человека, который с четырьмястами жалованья умел быть довольным своим жребием”.

Я не видел мультфильма и не знаю, выпущен ли он был вообще (он получил премию за “материал к фильму “Шинель” - материал всего лишь”). Может, там есть сцена домашнего переписывания бумаг. Но, если фильм не выпущен и Норштейн не зря надписал вышеприведённый “Вариант эскиза”, а осознавая его представителем фильма, который, может, и не выйдет… Тогда ясно, что ради того, чтоб общепонятно изобразить удовольствие, понадобилась сцена чаепития.

И вот зритель начинает вживаться в норштейновского блаженствующего Акакия.

Отчего тот блаженствует? От того, что чувствует внутри себя: тепло от выпиваемого чая? И ещё от того, что представляет себе находящимся вдали?

Кстати, именно вдали: на работе. Если б эти писчие аксессуары были в его комнате дома, они б не были нарисованы так набросочно: пюпитр налезает на лист бумаги; этих пюпитров даже два (воображение ищет место, где его поставить, и останавливается на варианте, что правее); чернильница налезает на этот правый вариант. Ну и аксессуары включены были б в тёмное пространство домашней комнаты.

Итак, это мечта о завтрашнем дне.

Но.

Смотрит на это всё, что внутри и вне себя, лишь левый глаз урода. А правый… взгляд улетел куда-то в бесконечность. И думает о каких-то таких материях, о каких такие людишки и не должны б мочь думать. Ого-го какое-то.

У Гоголя тоже дело дошло аж до мистики (дух Акакия Акакиевича отомстил начальству, имея в виду такую мораль: “нельзя, власть, не давать мизерным подопечным даже минимума опеки”).

Но то у Гоголя. А Норштейн, собственно, сам предстоит перед зрителем. Ему от своего имени нужно говорить, чтоб не быть иллюстратором. – И вот этот второй глаз, смотрящий вниз и вдаль, разрешает нам думать, что он оценивает мизернейшие удовольствия, что, вот, вне и снаружи, в качестве мизернейших таки материально, но ценнейших нематериально, духовно. Мизер – это Ценность! – Вот что говорит Норштейн эскизом, даже если и забыть или не знать про Гоголя.

И когда говорит? – Он дату написал. - В 1997 году. Что если не зря?

Какой кошмар был в 1997 году в России, устремившейся было в 1991-м к совсем немизерному материальному качеству жизни? – Пшик для миллионов Башмачкиных получился из такого декларированного в 1991-м стремления! Пшик!

А Норштейн его оценивает позитивно.

Не надо стремиться к материальным благам. Хватает и малого.

По бедности не хватает денег на выпуск мультипликационного фильма – не беда: один этот эскиз скажет всё. Не надо хотеть выпить море. Хватит чашки.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/60.html