Микеланджело. Битва кентавров и Битва при Кашине. Образный и художественный смысл.

Художественный смысл – место на Синусоиде идеалов

С. Воложин

Микеланджело. Битва кентавров и

Битва при Кашине

Образный и художественный смысл

Вместо практически не чувствовавшегося коллективизма людей в битве с кентаврами здесь коллективизм налицо: общая спешная подготовка к бою. Каждым – своя, но и общая. Тут уже – Гармония индивидуального с коллективным.

 

Я оторвался от публики

Я оторвался от публики в своей любви к искусству. И отрыв произошёл из-за моего пристрастия к глубокому постижению произведений. И если публика прельщается бросающимися в глаза частностями, то я – фактом удачи обнаружить, каким идеалом движим был художник, создавая такие-то и такие-то частности. Так бросок-то частности в глаза происходит естественно: она резко отличается от обычных частностей… А источник частности невидим. Обязательно невидим. И может породить и обычную частность. И я – обрадуюсь, а публика – нет. Последний хороший пример см. тут.

И что мне делать? Отказываться от себя? Писать, подстраиваясь под публику?

Нет.

Я аж стал отказываться от приглашений на конкурсы, в которых победитель определяется электронным голосованием публики.

Что мне остаётся? – Только уповать на будущих людей. Вдруг да история человечества повернётся (сейчас на арену истории массы вышли, всё вокруг них пляшет, даже обман их и оболванивание их). Всё ж в истории рано или поздно поворачивается.

Публиковаться стало возможно (плюс от наступившей массовости самопроявления). Может, в развернувшемся будущем меня найдут и поблагодарят.

Есть, правда, ещё способ (слабенький, жаль): актуализация.

Она возможна из-за всё той же поворачиваемости истории. Всё в ней злободневно или по аналогии, или по противоположности.

Если сейчас в России реакция на либерализм 90-х годов, то надо – раз я в толковании Микеланджело теперь застрял – обнаружить в Ренессансе отрицательное, похожее на либерализм, и его высветить в привязке к упомянутым толкованиям.

Берём оргию, так сказать, драки

Микеланджело. Битва кентавров. 1492. Мрамор.

и сравниваем её с амбивалентной, так выразимся, другой дракой.

Леонардо да Винчи. Битва при Ангиари. 1503-1506. Фреска.

Сравним лица из первого произведения

 

 

с лицами произведения другого.

 

Да можно – и с мордами другого.

Не согласитесь ли, что у Микеланджело драка в порядке вещей и даже воспевается, а у Леонардо как-то не так?

У Микеланджело – вот почему:

"Весь средневековый монотеизм, признающий в качестве исходного принципа надмировую абсолютную личность, является в сравнении с античным неоплатонизмом, конечно, принципиальнейшим идеализмом.

Но вот появляется возрожденческий неоплатонизм. В сравнении со средневековым неоплатонизмом он, конечно, материалистичнее, так как основан на примате не надмировой абсолютной личности, но на примате стихийного, и притом вполне земного, самоутверждения человеческой личности” (Лосев. http://predanie.ru/losev-aleksey-fedorovich/book/135428-estetika-vozrozhdeniya/).

Это самоутверждение воленс-неволенс (надо ж было средневековую ограничивающую мораль преодолеть) было экстремистским (знаменитый титанизм). С перехлёстами.

"При Юлии II в Ватикане происходил бой быков. Папа Лев X был страстным охотником и очень любил маскарады, игры и придворных шутов. Бой быков и борьба обнаженных борцов часто устраивались им во дворе Ватикана. Считалось вполне обычным, что папы, кардиналы и высшее духовенство принимали участие в охоте и в маскарадах. Широкое распространение получает порнографическая литература и живопись. Такая непристойная книга, как “Гермафродит” Панормиты, была с восторгом принята всеми гуманистами, и, когда в Вероне какой–то самозванец выдал себя за автора “Гермафродита”, правительственные учреждения и ученые города чествовали мнимого Панормиту. Книга эта была, между прочим, посвящена Козимо Медичи. В Ватикане при Льве X ставят непристойные комедии Чиско, Ариосто и кардинала Биббиены, причем декорации к некоторым из этих комедий писались Рафаэлем…

Внутренние раздоры и борьба партий в различных итальянских городах, не прекращавшиеся всю эпоху Возрождения и выдвигавшие сильных личностей, которые утверждали в той или иной форме свою неограниченную власть, отличались беспощадной жестокостью и какой–то неистовой яростью. Вся история Флоренции XIII— XIV вв. заполнена этой дикой и беспощадной борьбой. Казни, убийства, изгнания, погромы, пытки, заговоры, поджоги, грабежи непрерывно следуют друг за другом.

Победители расправляются с побежденными, с тем чтобы через несколько лет самим стать жертвой новых победителей. То же самое мы видим в Милане, Генуе, Парме, Лукке, Сиене, Болонье, Риме (особенно в промежутки между смертью одного папы и избранием другого в Риме обычно происходили настоящие уличные бои)” (Там же).

И сейчас, когда понадобилось родственный с российским украинский менталитет преодолеть, сблизить его с западным менталитетом, привлечены были крайне экстремистские элементы, бандеровцы. Цель оправдывает средства. Иезуитский девиз. Сама ж инквизиция в её жесточайшем виде – тоже порождение Ренессанса:

"Наконец, к области обратной стороны титанизма нужно, несомненно, отнести также и учреждение инквизиции. Относительно инквизиции у историков часто слабеет память, и они ее связывают обязательно только со средними веками. На самом же деле преследование еретиков с самого начала христианства носило весьма мягкий характер и не имело ничего общего с наказанием государственных преступников. В дальнейшем, в связи с ростом количества ересей и отступников, эти преследования усиливались, но наказание для еретиков и в средние века все еще зависело от воли отдельных епископов. Собственно говоря, только в 1233 г. папа Григорий IX посылает в Южную Францию таких комиссаров, которым предоставлялась власть самостоятельно расследовать деятельность тамошних еретиков, конфисковывать их имущество, а их самих сжигать. В дальнейшем права и деятельность инквизиторов то расширяются, то ослабевают. Официально инквизиция была учреждена в Испании только в 1480 г., а в Италии в виде специального учреждения — в 1542 г. В Германии же вообще никакой инквизиции не было до Реформации, если не считать сожжения ведьм, а со времен Реформации преследование еретиков осуществлялось местными епископами. Таким образом, ославленная на все века инквизиция была детищем исключительно эпохи Ренессанса” (Там же).

Исламский радикализм такого же поля ягода: достала экстремистов эта западная безнравственность*. Захотелось вообще весь мир перевернуть.

Вот и юный Микеланджело был в струе тогдашнего экстремизма. Он – не ницшеанство (в веках повторяющееся) выражал, а недоницшеанство. Поскольку самовыражение воспел. Достижительное. Ведь даже павшие в борьбе – самовыразились вполне. И самовыражение – в борьбе как таковой. Даже не важно, кого с кем! Например, с какой стати по центру справа с края второй схватил за шею чуть ниже себя находящегося человека? Тот, что выше разве кентавр? Или тот, что ниже несёт на себе того, что выше? Вообще неповерженный кентавр, вроде, один, в центре. Так почему такая каша возле него? Все люди на него разве насели? А человек пониже этого кентавра и чуть левее (глядя от нас) ведь тянет за волосы… человека ж! (Чуть правее центра.) Или как красивы поверженные! Скажем, поверженный кентавр в центре внизу. Вы посмотрите, какая красивая у него спина. Человеческая! Да и все человеческие тела как красивы. Ради них Микеланджело не посмел (впрочем, наверно, ещё и не умел) исказить гримасами лица всех дерущихся. – Микеланджело был пока ещё представителем Раннего Возрождения.

А Леонардо да Винчи – был уже представителем Высокого Возрождения. Его идеалом уже было не самовыражение человеческое, а гармония низкого и высокого. Впрочем, об этом я уже написал, про именно эту фреску (см. тут).

Другое дело, что очень скоро до Микеланджело дошло, в какое дерьмо он вступил. И он скачком догнал Леонардо на поприще идеала (Гармонии). И когда, - одновременно с Леонардо, - он получил заказ оформить другую стену зала, для которого Леонардо делал фреску про Ангиари, изобразить другую битву, то Микеланджело битву вообще изображать не стал.

Копия картона Микеланджело Буонарроти (1503-1506) Аристотеля да Сангалло. Битва при Кашине.

Он нарисовал момент перед битвой. Отряд купался, как вдруг – тревога: вдали, видно, показался неприятель. Вместо практически не чувствовавшегося коллективизма людей в битве с кентаврами здесь коллективизм налицо: общая спешная подготовка к бою. Каждым – своя, но и общая. Тут уже – Гармония индивидуального с коллективным. Не только самовыражение телесное, - для чего они и оголены (ловкий ход!), - но и общий у всех пафос нерастерянности от того, что их застали врасплох.

Сколько-то рискуя, можно предположить, что изображать не битву Микеланджело начал на 11 лет раньше, изваяв такого деятельного персонажа, как Геркулес.

Копия Рубенса со скульптуры Микельанджело “Геркулес” 1492 или 1493 г.

Скульптура не сохранилась. Но создана была она в тогда же, когда Микеланджело впервые (см. тут) перешёл в оппозицию Раннему Возрождению. (Не в героический момент изображён и “Давид”, начатый за год до “Битвы при Кашине”.)

Открытием для своего времени было в “Битве при Кашине” (как и в битве у Леонардо) невиданное разнообразие поз. Но нас-то теперь оно не трогает. Меня же, в отличие от публики, трогает то, что я сумел себе объяснить, почему Микеланджело, которому заказали битву, нарисовал НЕ битву. Мне нравится, что я сумел расчленить Микеланджело на ранневозрожденческого и высоковозрожденческого. – Странные для публики наслаждения, да?

Вот я и говорю, что оторвался я от публики. И считаю, что это – хорошо.

26 ноября 2015 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/330.html#330

* - Это просто безобразие – так говорить. Тоже нашли образец нравственности - мусульманские фанатики и террористы.

- Ну вот цитата:

“Концепции безопасности исходят из уязвимости и незащищенности, порождающих социальное недовольство в исламском социуме, который сталкивается с технологическим и культурным проникновением секуляристской и транснациональной западной цивилизации, вестернизацией и модернизацией. Демонстрационный эффект от бурного роста СМИ усиливает чувство неполноценности и незащищенности. Комбинация определенных лишений (социальных, экономических, политических) в совокупности с внешним вызовом вынуждает к поиску ответа, который в силу специфики мусульманской цивилизации транслируется в религиозных символах. Ответом на внешний вызов становится противопоставление себя оппоненту (Западу) и стремление предложить свою (исламскую) альтернативу… действительно отвержение западной культуры или некоторых ее компонентов объединяет многих мусульман, а желание защитить самобытность исламских культур, порядок и образ жизни может привести к экстремистскому образу мысли и поведения. Возможно, в пользу объяснения, базирующегося на безопасности, говорит и тот факт, что многие члены экстремистских исламских группировок и террористических сетей хорошо интегрированы в западные общества, получили образование в западных университетах и “реисламизировались” на Западе…

Немалую роль в существующих противоречиях между Западом и исламом играют различия в морально-этических установках. Так, мусульманские мигранты, опасаясь утратить свою религиозно-культурную идентичность, не желают интегрироваться в западные общества, объясняя это тем, что исповедуемые европейцами ценности противоречат их религиозным убеждениям: это касается положения женщин, однополых браков, распространения наркотиков, пьянства, порнографии” (http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/27933/1/978-5-7996-0867-5_2013.pdf).

2.12.2015

На главную
страницу сайта
Откликнуться
(art-otkrytie@yandex.ru)