Хочу порассуждать “вслух” об очень сложном (да простит меня читатель).

Прошло несколько лет, и поисковик Quintura на запрос: “Чехов Ницше”, - выдал массу материала (см. тут). А никто ж, как я привык видеть и отмечать, впрямую для выведения идеала художника “способом Выготского” не пользуется.

(Надо ли тут же объяснять, что это за метод?.. – Ну, в двух словах. Художник от остальных людей отличается своеобразной как бы глупостью. Он не вполне осознаёт свой идеал, а молчать о нём, невыразимом, – не может. И что делать? Преодолевая “муки слова” он всё же выражает его… противоречиями. Ценностными. Те рождают в читателе противочувствия, а те, сталкиваясь, – возвышение чувств, - катарсис, иными словами. И в последействии искусства, представляющем собою озарение, на критика снисходит словесная интерпретация – тот идеал, которым художник был движим, поддаваясь вдохновению и сочиняя произведение.)

Так у меня возникают два вопроса: 1) или Чехов, плюя на художественность, впрямую или почти впрямую, цитируемо (а не противоречиями) вводил ницшеанство в текст своих произведений (и литературоведы потому оказались способными без всякого озарения то ницшеанство у Чехова обнаруживать); или 2) Чехов на художественность не плевал и выражал ницшеанство всё же больше противоречиями, чем впрямую (а литературоведы умудрились не способом озарения доходить до истины).

- Как мыслимо второе?!

- "…можно говорить о сближении интуиций философа и художника только в силу принадлежности их к культурному пространству, питаемому общими художественно-эстетическими инстинктами, о которых пишет и Ницше и которые, в свою очередь, оказываются способными питать и творческое чувство Чехова” (Сайт ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ в поисковике Quintura).

- А ну, а ну?!.

Вопреки мне, считающему, - вслед за Натевым, - что искусство – это не жизнь (искусство – непринуждённое, а жизнь – принуждающая), для Ницше, мол, "Мир представляется им как произведение искусства”.

То есть, плевать на смерть, например… Безрассудная храбрость… А смелые – города берут… Им везёт… Не то, чтоб совсем-совсем, но этих сверхчеловеков смерть не сразу берёт… Они ошеломляют противников, и те не успевают их убить: сами гибнут…

(Хм. Ну разве что.)

Ницше, мол, в такие философские глубины нырнул, что это было чревато умопомешательством, и судьба (гений) его таки некоторое время хранила, он не сразу сошёл с ума, а успел всё же много чего написать. А Чехов, схлопотав чахотку, понял, что долго ему не жить, и… (Что?) Пустился во все тяжкие с испытанием (по Натеву) сокровенного мироотношения… И эти все тяжкие позволили ему аж до ницшеанства дойти.

"…Для действительного творца этого мира мы уже – образы и художественные проекции и что в этом значении художественных произведений лежит наше высшее достоинство, ибо только как эстетический феномен бытие и мир оправданы в вечности, хотя, конечно, наше сознание об этом своем значении едва ли чем отличается от того, которое написанные на полотне воины имеют о представленной на нем битве. <…> … Лишь поскольку гений в акте художественного порождения сливается с тем Первохудожником мира, он и знает кое-что о вечной сущности искусства…” (Там же).

Жуть, если подойти всерьёз. Первохудожник… Вера некая… Вечное появилось… Лишь в искусстве жизнь имеет смысл…

Бр.

Красиво, но страшно.

Впрочем, как и всегда: вера – от ужаса, и – спасает. Красотой. Не та красота, что у Достоевского, которая спасёт мир действительный. А дьявольская метафизическая красота, в которую бегут от мира действительного.

Ну да… Если в действительном – смерть за поворотом… То до поворота…

Я раз тонул. Не умея плавать оказался на глубине, потерял ориентировку, где низ, где верх… Стал глотать воду вместо дышания… Но взял себя в руки, перестал дёргаться (и мешать меня вытащить, как потом оказалось), опустился на дно (илистое) поднял голову, нашёл солнце (мутное), присел, оттолкнулся от дна и гребанул руками. И оказался по пояс над водой. И ТАКАЯ красота вокруг! Небо – голубое, трава – зелёная. И это, подумал, я вижу в последний раз?!. И пошёл под воду.

И был тут же вытащен. И запомнил нестерпимую красоту надводного мира. А он уже стал совершенно неказистым. И я опять удивился…

Но мне в голову не пришло подумать: а как же можно нарисовать это так, чтоб оно стало сверхкрасиво.

А Чехову пришло:

"Мы знаем, что в природе есть а, б, в, г, до, ре, ми, фа, соль, есть кривая, прямая, круг, квадрат, зеленый цвет, красный, синий… знаем, что все это в известном сочетании дает мелодию, или стихи, или картину, подобно тому как простые химические тела в известном сочетании дают дерево, или камень, или море, но нам только известно, что сочетание есть, но порядок этого сочетания скрыт от нас” (Там же).

Чехову в голову пришло и вовсе не в связи со своей скорой смертью…

Или всё же в связи, только он это не осознал? Или просто не стал писать в письме…

А ну? Это письмо – от 3 ноября 1888 года. А "следует полагать, что Чехов в студенческие годы уже был заражен туберкулезом” (http://apchekhov.ru/books/item/f00/s00/z0000004/st002.shtml). Студентом же он стал в 1879 году. Минимум 8 лет как уже…

И Чубарова, подступающая к идеалу Чехова со стороны… писем вдруг догадывается:

"Здесь важно подчеркнуть единство органического и эстетического начала во взгляде писателя на природу искусства, который сближал его с традицией национального философствования, отмеченного мироощущением, в соответствии с которым культура и ее феномены “оцениваются не по моральным, а по эстетико-космическим критериям” [Франк, 1992, с. 496]” (Там же).

Вот оно, питание "общими художественно-эстетическими инстинктами”: "не по моральным”, по "эстетико-космическим критериям”, и – Франк. А Франк – это из когорты деятелей, "русской религиозной философии, которая впервые для России явила собой опыт самостоятельного философского мышления” в связи с тем, что философия сменила "онтологию бытия онтологией человека” (Там же). Так на самом-то деле Чехов жил раньше этой когорты и философией не занимался, но Чубарова подходит к Чехову со стороны философии, которую когорта разработала после и в результате творчества Чехова, вот и получается, что Чубарова попала в подсознание Чехова, ещё не приступая к разбору его произведения.

И когда она – чудо! обычно интерпретаторы не разбирают противоречий текста – подходит, наконец, к тексту “Скучной истории” (1889) со стороны противоречия эпического с исповедальным, то меня это как-то не трогает.

И я, кажется, понимаю почему. Не потому ли, что это эпическое – совершенно эпизодическое, в самом-самом начале. "Есть в России…”.

Или я ошибаюсь? И его кругом полно?

Перед концом:

Казалось бы, эпика: "Я думаю, долго думаю…” Ритм, да, эпический. Но ему противостоит, в частности, "сиденье на чужой кровати”. Здесь просто общо описанная дробность. Мелочность.

Как в физике принцип короткодействия. И сквозь расстояние всё действует через дискретные частицы. Даже и дальнодействие: электромагнитное, гравитационное, - через фотоны, гравитоны. У тех есть конечная скорость перемещения.

И эта нудность ритма, повторов (думаю, думаю, придумать; сколько бы, куда бы; чего-то, чего-то; главного, важного; В моем, в моем; в, в, в, в, во; Каждое, каждая), перечислений (науке, театре, литературе, учениках) – кричит о непереносимости этого короткодействия.

{Вот то ли дело Козырев, астроном, открывший вулканизм на Луне… Он наводил, например, телескоп на то место неба, где на самом деле в этот миг находится некая звезда (мы ж видим звёзды находящимися не там, где они на самом деле находятся в этот миг; свет-то имеет скорость, и пока к глазу прилетит, звезда улетит с того места, откуда свет к глазу отправился). Козырев наводил телескоп на вычисленное место теперешнего нахождения звезды, и… прибор, помещённый вместо глаза, реагировал (!) на там теперь находящуюся звезду. Она действовала мгновенно! А над Козыревым смеются.}

Вот и над Ницше… смеются: сошёл же с ума…

И когда я читаю нарочитую нудоту “Скучной истории”, я переживаю неистовую страсть автора, не героя, по… Чему? Кому? – Автор написал так: "что называется общей идеей, или богом живого человека”.

Но это иносказание. А на самом деле это тоска "по эстетико-космическим” понятиям Франка, написавшего свои слова в 1925 году, через 36 лет после чеховской “Скучной истории”.

Напряжение скуки, растянутой на 30375 слов (это очень легко подсчитывается) взрывается переживанием страстной жажды чего-то совершенно необычайного. Не обычного физического. Метафизического. – Ницшеанского.

И – никакого столкновения эпического с исповедальным!

Или наоборот? Тут эпическое – сплошь, через слово, уже исповедальное.

Вот конец:

Вроде эпическое: "Катя встаёт…” А тут же – субъективное: "Мне хочется…”

Что за Катя?

Это приёмная дочь. Всего лишь. Чего такой акцент: "сокровище”? И самое ж последнее слово…

Да не любит ли профессор свою приёмную дочь?!. Всё же дочь… И старик же… 62 года.

Противоестественно!

И не в том ли и дело, раз ТАКОЕ напряжение скуки.

Раз написано в тексте: "общей идеей, или богом живого человека”, - то и значит, что наоборот – что и есть нецитируемый идеал. “Даёшь миг!” и даёшь то, что в порядочном, так называемом, обществе – противоестественным называется.

Нет! Такая простановка точек над “i” способна только опошлить Чехова. Снизить само понятие ницшеанства до уровня Пищика из “Вишнёвого сада”: "П и щ и к. Ницше... философ... величайший, знаменитейший... громадного ума человек, говорит в своих сочинениях, будто фальшивые бумажки делать можно”.

И всё-таки.

Лучше так, чем как Чубарова: "Сменяемое доминирование типа повествования является средством воплощения столкновения двух миров, организованных в соответствии со сменой двух стихий – аполлонической (эпической), связанной с миром упорядоченным, миром долга и любви, который уже отодвинулся в сферу сновидческую, и дионисической <…>” (Там же).

Хорошо уже то, получается, что Чехов таки сплошь занимается столкновением противоречий, то есть – художник он.

Мы читаем рассказ о том, как умирает старый человек, а на самом деле это рассказ о том, какая любовная страсть подсознательно бушует в этом, казалось бы, старике. Он потому и умирает, собственно, что душит в себе жизнь.

Для чего такая портретная характеристика:

Для чего это самоубеждение в своём физическом безобразии? – Для того чтоб надёжнее не допустить в сознание догадки про свою любовь.

Для чего омерзительная духовная характеристика Кати?

Для чего так? - Для того, что ему не душа её нужна, а тело.

А этот Михаил Фёдорович кто такой? – Его товарищ. Ему 50. И сделано так, что он тоже влюблён в Катю. И смеет признаваться ей в страсти. А профессор не смеет даже к себе в сознание впустить. Как и Катя. Ведь и она любит профессора. Удрала от признаний Михаила Фёдоровича… Просит спасти…

То-то и оно, что не отец, а в сознании – отец. И он достоин любви, хоть и мерзок физически. Но… Глубочайшая порядочность обоих губит обоих.

А бунт, нет, колоссальный бунтарский заряд – попадает в наши томящиеся, казалось бы, скукой чтения души.

И идеал – нецитируем!

Я ещё смел сомневаться.

Чехов – художник и гениальный!

И сам до ницшеанства дошёл. А оно не сократического и не аполлонического склада человека воспевает. "С легкой руки Ницше “дионисийское” поветрие еще с рубежа XIX-XX вв. носилось в воздухе западной культуры…”, - сказал Великовский. Но, видим, и Чехов, самостийно, к российской культуре руку тоже этак приложил.

И он начал традицию включения идеала, иносказательно-метафизического – ницшеанского – в текст напрямую. В этом рассказе этого нет. Ну, разве – такое вот изменённое психологическое состояние – необычная бессонница:

Включение из ряда вон выходящего и само по себе впечатляет. Некоторые даже считают неожиданное первым признаком искусства. И ХХ век, чем дальше, тем больше, совратился такими, как бы “в лоб”, но всё же иносказаниями от подсознания к подсознанию – инофизическим. Как бы ожившая неодушевлённая природа в нервных мазках Ван Гога, странное – с нарушенной перспективой – пространство Сезанна, как бы оцепенение нирваны в широких мазках Гогена, ещё размашистее и страннее – у Матисса. Сверхчеловекам море – по колено. А потом – по боку и подсознательное. Зачем усложнять?! Плакат Маяковского… От сознания к сознанию. Только б – неожиданно.

И теперь вот – акционизм.

Т. Ну, практически на все. Он очень оскорбился, когда я его не позвала на ту самую акцию в Биологическом музее [там она с гражданским мужем под телекамерами сношалась, будучи на девятом месяце беременности – сеанс сексуально-политической порнографии]. Он не общался со мной после этого несколько месяцев.

И высокомерно так объясняет лаптю-мол-следователю.

И где-то – с Уорхолом – даже права (см. тут) отчасти. И, если с Первохудожником сливается, как Ницше писал, то в самом деле вправе чувствовать себя элитой.

Но.

Ницше от вдохновения приходил в изменённое психическое состояние и сливался с Первохудожником и нарушал НЕПРИНУЖДЁННОЕ упомянутого Натева. А Толоконникова?

Для последующих после Ницше поколений ницшеанцев средством прихода в изменённое психическое состояние часто становилась просто выпивка или наркотик. И, собственно, для воспринимающих тоже требуется что-то принять, чтоб тоже войти в изменённое психическое состояние и чтоб ПРИНУЖДАЮЩАЯ жизнь стала морем по колено. Это если тем и другим оставаться честными и не врать просто про свою исключительность.

(Врать Толоконникова может. Она, например, перед тем же следователем врала, что не имеет вида на жительство в Канаде, а он нам потом документ показал. Но какая-то исключительность в ней таки есть, раз она стала канадкой. Моя дочь, степень магистра получившая на экономическом факультете, лишь через фиктивный брак с программистом въехала в Канаду и лишь через три года жизни там стала канадкой. А Толоконникова – от одного посещения страны в прошлом году получила вид на жительство. Могучие покровители, видно, у неё в Канаде были. Это вероятнее, чем душевная и эстетическая исключительность.)

“В лоб” выражение, да даже и иносказание (половым актом под телекамерами сказать, что ты против власти – это иносказание) не воспринимается не вошедшим в изменённое психологическое состояние зрителем как проявление таланта. Хоть придумать сношаться за 4 дня до родов – это надо суметь ("официальная медицина считает пору беременности не самой лучшей для интима. Объясняется это просто - маточные сокращения во время оргазма похожи на предродовые схватки. Ребенок, по идее, чувствует дискомфорт” - http://pregnancy.org.ua/pregnant/article91100.html Да и привлекательность фигуры беременной...). Как, по Ницше, надо суметь видеть красоту… преступления.

"В лоб” называние не вызывает катарсис, вы видите сами. Иносказание с отказом от НЕПРИНУЖДЁННОСТИ именно из-за ПРИНУДИТЕЛЬНОСТИ жизни может таки произвести сильно впечатление из-за необычности. Но это не обращение к подсознанию. И потому реагирует не весь организм человека. Не происходит испытания сокровенного. А только с его-то привлечением и является эстетическое*, художественное переживание.

Толоконникова пять раз повторила слово искусство в своей лекции следователю. Но, как говорят, от повторения слова “сахар” сладко во рту не станет.

Нет, сложилось в определённых кругах мнение, что смешивание с жизнью не мешает произведению оставаться искусством. И иди потом применяй меры к политическим акциям в виде акционизма, так называемого. Они искусство. Нельзя. Свободу слова нарушим. (И ютюб отказывается снять с показа фильм, оскорбляющий пророка Мухаммеда. А мы, атеисты, не одобряем царское правительство, запретившее в бытность “Гавриилиаду” Пушкина.)

Так тем настоятельнее необходимость для большинства отказать в названии “искусство” (точнее – идеологическое** искусство) произведению, принуждающему, как жизнь, своих потребителей. От смешения понятий “условное” и “реальное” жизнь мстит. И американский посол – убит.

Виноват ли Ницше, присвоивший эстетический феномен бытию? Вроде, нет. Он лично никого не убивал. Но Гитлер тоже лично никого не убивал…

Кажется ещё менее виновным Чехов. В нём большинство даже и не открыло ещё ницшеанства.

Но открыть надо. И виновным признать тоже надо. Гений и злодейство совместны.

Такова истина.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/117.html#117

*- Вы не путаете?

- Путаю. Как верно сказал Вейдле, немецкое blitz лучше русской молнии. Вот это и есть эстетическое, то, что лучше не может выражено. Оно и вне искусства есть. И оно и в искусстве не связано с испытанием сокровенного. Оно – текстовое короткодействующее, так сказать. А испытание сокровенного – длиннодействующее, рождено от подсознательного идеала автора. Я просто, когда писал эту статью, ещё не продвинулся так далеко в различении понятий, как сейчас.

**- Но ведь идеологическое может вполне быть осознаваемым!