Песню “Добровольная тюрьма” в исполнении Мищуков; слова Морозова (слушать тут) я услышал с телеканала “Шансон”.

Потом была реклама. Сперва ярсагумба – от слабости мужской потенции. Потом – ножеточка. Дальше я смотреть, естественно, не стал. (На радио “Авторская песня” рекламы нет.) Глянул в Интернет, кто это – Морозов. На первых строчках автобиографии: “околдованный музыкой "Битлз"” (http://www.russiandvd.com/store/person.asp?id=23784&media=2&type=artist&genreid=&fullbiography=1).

Вместе с тем, что песня, пока её слушал, не произвела никакого впечатления, эти сведения оптимизма на перемену впечатления впоследствии не добавляли. Но я приучил себя не доверять впечатлению – оно может быть обманчивым. Яркий пример – “Доктор Живаго”. Непереносимо было читать почти весь роман, а в конце я как бы ходил по облакам. Проняло. Хоть автор и Мещанство воспел, очень мною неуважаемый идеал. (Я сам мещанин по преимуществу, по главным поступкам. Оттого ненавижу мещанство люто.) Вот и здесь, не вникая, вроде бы имеет место воспевание всё того же идеала.

Нет. Не просто воспевается он. Через насмешку над ним.

Приблатнённая мелодия вступления. Пение начала – с большим удовольствием (авторская позиция исполнителей, любование). Это ещё не даёт права делать вывод. Бабель тоже любил своих блатных одесситов.

Но.

Бабель их рисовал совершенно ужасными.

В чём дело?

Он писал в 1920 году, веря в социализм, который, во-первых, скоро будет построен, во-вторых, именно потому, что он будет построен, ужасность его персонажей пропадёт, а позитивные качества останутся. Остроумие Бени Крика… Ай, что перечислять. Их общий для всех жизненный оптимизм… Это в объективно ужасных условиях-то. А что будет? – Можно с любовью писать о теперешних персонажах.

А от Мищуков почему-то ждёшь подвоха. При повторном слушании.

– Почему? Потому что и в первом не зацепило ничто?

– Пока не знаю.

1988 – год написания текста (предположительно; выводится по году знакомства Морозова с Мищуками и возникшей перспективе записать альбом.) Год издыхания перестройки и год перспективы реставрации капитализма. Наконец, можно будет накушаться после этого социализма, в принципе не вылазившего из дефицита. И если я прав, что Битлз были выразителями низового, массового, самозванного аристократизма общества потребления, накормившего всех так, что молодёжи стало противно и захотелось престижного потребления, рая немедленно, - то очарованный ими ещё давным-давно Морозов должен был над всего лишь временно удравшим “от "трех до семи"” надсмеяться в итоге. 1988-й год демонстрировал, что в шоу-бизнесе можно в принципе зарабатывать миллионы. Дурак Горбачёв публично жаловался на такой беспредел. – Ну, собственно, Морозов и надсмеялся. Одним названием, хотя бы. Да и сравнением с Толстым. (Не вникая в историю Толстого, в общем, известно, что тот от пошлости бежал. И достаточно принципиально – умер в этом побеге.) А этот старикашка – слабак. Но пыжился. Обманывал себя.

Кого он из себя строил? - “Забывая ярмо навсегда”, - это третье правило ницшеанца, как ему возвыситься над пошлой массой. Первый – этап верблюда – брать на себя самое тяжёлое. Второй – льва – разрешить себе всё. Третий – дитяти – забывать всё.

Чехов тоже, разочаровавшись в народниках и всех будущих революционерах, с позиции ницшеанца “написал очень много маленьких комедий о людях, проглядевших жизнь” (Горький). И нам как-то не смешно. Даже когда над неудавшимися ницшеанцами он смеялся чуть не впрямую, называя комедиями свои драмы. Ницшеанец смерть любит, можно сказать. Он в вечность устремлён. Битлз почти тоже этим кончили, воспеванием нирваны. (Да и толстовство чем-то тем же отдаёт.) Но я как-то сомневаюсь, что на это способен Морозов. Он же не поздними Битлз был околдован, а создателями и потребителями предельного опыта, как составляющим престижного потребления.

Как факт – он смеётся над кайфом своего персонажа. “Попивая из банок пивко”, - это насмешка над недоросшим до престижного потребления персонажем. Как и “полосатый пиджак” от “"крутого" портного-еврея”. Крутые евреи через Израиль или на Запад драли или собирались драть в 1988-м, а если и открывали кооператив (такая была тогда мода), то это больше походило на что-то местечковое по сравнению с так называемыми цивилизованными странами. Там более, что упоминается “лапсердак”, долгополая одежда верующих иудеев, предмет насмешки в России.

Мищуки от Морозова не отстают: “Мне пора возвращаться [останавливают игру и пение; один поднимает палец, вытаращивает глаза, чтоб было смешно зрителям в зале, и говорит внепесенное: “нет, не домой, в барак”, в зале смешок]”. В последнем куплете они духарятся. Не допевают строки до конца. Резко усиливают темп. – Ну шоу же бизнес. Он работает на развлечение, в конце концов. Если билеты за концерт дорогие, то пришедшие именно развлекаться пришли. В 1988-м уже началось имущественное расслоение. Можно было быть оптимистом с точки зрения тех, кому светил путь материально наверх. – Вот потому и бравурный конец. (Если исполнение и более позднее – это ничего в принципе не меняет).

До чего докатилась авторская песня… До развлекаловки на канале “Шансон”.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/115.html#115