Я загнал себя в угол.

Пытаясь объяснить себе и другим, что хотел сказать автор своим произведением (что само по себе трудно), я ещё приказал себе сделать это путём как бы помещения данного произведения автора на Синусоиду идеалов. То есть велел определить, идеалом какого типа он был воодушевлён, создавая данное произведение, чтО, будучи не выраженным (впервые или ещё раз), грозило – фигурально выражаясь – разорвать его сердце.

Ну, вот такое, например, произведение.

Про Гуркина пишут, что он был учеником Шишкина… Ну сравним с подобной вещью Шишкина.

Так, верный духу аналогии Синусоиды идеалов (её плавности) с плавной изменчивостью идеалов и их историческим превращением из типа в тип, я должен считать, что тип идеала у Шишкина в 80-е годы не менялся. И – какой был (см. тут) - реализм, такой и остался: открытие (вопреки страдальцам-передвижникам), что происходит расцвет русского народа (что и подтверждалось, - неведомым, впрочем, для Шишкина – он просто чуял расцвет, - демографическим ростом в стране, где 98% населения – крестьяне).

Могучесть этого леса в "Паутине…" очевидна. Это и тьма чащи, и непроходимость (из-за такой огромности в пространстве, что аж паутина нетронута – так тут далеко от мест, куда позволяют себе в этот чудо-лес углубиться люди).

И различие по мраку-мощи и свету-не-знаю-пока-чему между Шишкиным и Гуркиным шепчет мне, что надо не обращать внимания, что один был учеником другого.

Можно взять посветлее шишкинскую вещь.

Видим, что Шишкин даже в парке сумел найти непроходимость. То есть мощь.

А даже в лесу с тропинкой Шишкин умудряется создать впечатление непроходимости поваленными деревьями поперёк тропинки. Всё – ради мощи, народной мощи.

Соответственно эпической монументальности у Шишкина и подробность фантастическая и невыпячивающая себя кладка мазков.

А у Гуркина, наоборот, - полёт. Как бы эскизность. Противоположность Шишкину (при факте учёбы у него) толкает искать Гиркину другой тип идеала, не реализм. Так и просится самоцитата: “Реалист открывает обществу то, что появилось, а никто, кроме художника, ещё не видит. Тут же – открывают не появившееся, а всё время бывшее, только латентное, скрытое. Или иначе сказать – не обращающее на себя внимание и как бы не существующее” (http://art-otkrytie.narod.ru/soiuz.htm).

В этой связи характерно название: “Аносинский бор”. – Ну кто знал, что "В 1903 г. Григорий Иванович поселился на левом берегу Катуни, в с. Анос” (http://www.altaiinter.info/project/culture/Researchers/Personnels/Gurkin/gur01.htm).

Самоцитату я взял из статьи, выводящей в ницшеанцы массу российских живописцев, которые “сто лет выражают сто лет не меняющийся русский менталитет”. Нечто, не обращавшее на себя внимание.

Так если Гуркин "происходил из племени телеутов, принадлежал к роду Чорос” (http://www.altaiinter.info/project/culture/Researchers/Personnels/Gurkin/gur02.htm), то у него этим нечто вполне может же явиться веками не меняющийся менталитет его малого народа.

В этой картине с живописной точки зрения важна не этнография, а зелёные оттенки неба и снега, как образы исключительности, столь важные для ницшеанца*.

Ницшеанство, кстати, вполне объясняет, почему "Трудными, мучительными для художника были первые послереволюционные годы". Ницшеанство – это если одним словом и в моральном плане, суперэгоизм, в частности этнический.

Но умная национальная политика советской власти, политика национального самоопределения даже крошечной нации, примирила Гуркина с советской властью и… погубила его ницшеанство. Ибо то цветёт только в противоестественной для обычности тяге к метафизике.

Вот сравните, что он нарисовал при советской власти –

нечто, настолько же красивое, насколько и обычное. И что он рисовал до.

Дата смазана, но всмотритесь, там точно не советские годы. – И какой нетривиальный оттенок туч, гор и реки.

Или…

Видели вы мороз, нарисованный жёлтым (который тёплый)?

Вот. К таким крайним выводам приводит принципиальность.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/280.html#280

* - Что касается предполагаемого ницшеанства Гуркина, такое ощущение, что он до него вообще не дотягивает.

- То метафизическое, к которому мечтой улетает ницшеанец, когда он хочет его дать образно и позитивно в живописи, действительно трудно изобразить, чтоб получилось бесспорным.

Вот до встречи с ним он, "в иконописной мастерской Садонова и иконостасной мастерской Борзенкова в Бийске” (http://www.bigpi.biysk.ru/oldsite/publishing/rozmusl_1999/13.html), занимается (в пику ТАКОМУ месту работы живописуя язычество, что, кстати, милее ницшеанцу, чем христианство), - занимается не натурностью, а декоратизмом в картине “Ночь жертвы. Камлание” (1895) - http://vsdn.ru/museum/catalogue/exhibit8901.htm.

И вспомните, куда как не в декоративизм двинулся Куинджи, переходя к ницшеанству (см. тут).