Ïро Веласкеса пишут, что он так рисовал портреты, что иным портретируемым было страшно смотреть: он-де душу портретируемого напоказ выставлял, и если та была не для показа…

Пользовался художник тем, что определённо доказать, что он хотел сказать, нельзя – вот и позволял себе живописать на грани фола. Ну а портретируемые, пользуясь тем же, соглашались, чтоб разоблачающий их портрет, будучи создан, оставался существовать.

http://nearyou.ru/velazquez/50innok.html

Äостала, видно, Веласкеса лживая христианская жизнь, особенно испанская. Мало что пришлось нескончаемо рисовать льстивые портреты короля, так ещё эта инквизиция… А верней, её беспринципность. Скажем, нельзя рисовать обнажённое женское тело и нельзя покупать такие произведения. Они подлежат только конфискации и последующему сожжению. А причастные – к наказанию. Но. Королю можно. У короля целый зал увешан картинами с обнажёнными женщинами.

Êоролева, намереваясь пройти к королю, оповещает о своём желании, и картины эти завешивают.

То же - с коллекцией эротических картин маркиза Эличе. Колоссальный развратник был.

Тот, видно, заказал для своего будуара пару к так называемому "Венецианскому ню".

"Веласкес, похоже, ответил на эту картину, сознательно всё перевернув. Венецианские ню обычно изображались на фоне пейзажа. Веласкес поместил свою в альков. Веласкес нарисовал её сзади. Венецианская же обнажённая натура изображена спереди. И цвета полностью поменялись. Красная венецианская материя, на которой она лежит, превратилась в насыщенный чёрный цвет, характерный для Веласкеса" (http://www.liveinternet.ru/users/3090603/post176040040/).

Одна из придворных актрис, Дамиана, отличалась пристрастием к чёрному белью… А этот Эличе, которому поручено было короля развлекать, кастинг актрис проводил в постели.

Веласкеса это всё, видно, тайно возмущало. Вот он и выдал.

Венера с зеркалом, ок. 1647—1651

http://www.liveinternet.ru/users/tank883/rubric/2284315/

Сияющую попу. Что ещё нужно от женщины скотообразному существу? – А лицо? – А лицо для такого почти неважно.

Для того оно и дано обладательнице такой превосходной попы от другой женщины: одутловатое. Немыслимое при таком теле. Но, чтоб мыслилось, что не от другой, Веласкес сделал его отражением в зеркале. Мало ли как, мол, могло зеркало исказить. Заодно и нерезким его сделал. В смысле: всё внимание-то у тебя – на попе, а не лице.

Что именно такое критическое направление "мысли" было у Веласкеса, говорит, критическое изображение им самого папы. Ну и то, что больше обнажённых женщин Веласкес никогда не рисовал.

Отвёл душу и с папой, и с маркизом.

Один едкий вопрос. Веласкес же знал, что его "Венеру с зеркалом" люди век или больше не увидят. (Так фактически и случилось.) Знал, а, получается, рассчитывал на потомков, которые его поймут. Со сверхбудущим, получается, общался?

Или же он, как Пушкин в иное время: "не дает судьбе победы над собою; он вырывает у ней хоть часть отнятой у него отрады" (Белинский), - то есть реалист?

Нет, реалистом Веласкес быть не мог. Реалистом в том смысле, что художнику открывается то социальное, которое никому из современников ещё не видно, - таким реалистом можно было стать только тогда, когда социальное стало себя так незамаскированно проявлять, как это возможно только с XIX века начиная.

Барокко? Соединение несоединимого? Мудрость… Это дальнее преддверие реализма?..

Но если "эта важная забава [наслаждаться не любя] достойна старых обезьян" åсть нехорошо, то что хорошо? – Душевность.

Может, в барочном соединении несоединимого она как-то присутствует?

Не её ли в Испании нашёл до Веласкеса Сервантес?

"Открыв новую, разлитую по всей жизни "идеальность", Сервантес поистине наслаждается ею на всём протяжении своего повествования. Только двор герцога и ряд более или менее "привилегированных" персонажей, которые полностью растеряли идеальность минувшего века и не обрели новой, предстают в романе пустыми, ограниченными и пошлыми" (Кожинов. Происхождение романа. М., 1963. С. 187).

Точно то, куда влип Веласкес, став придворным художником.

А ведь кем он был до того?

Ãлядя на эту картину уже можно смело вчитываться в Кожинова о Сервантесе:

"…она приобретает особенную, незаменимую ценность. Всё "идеальное" схватывается у самых своих истоков, в той единственной реальной почве, на которой оно вообще возникает. Это открытие и совершает роман Сервантеса <…> [и] живопись <…> испанская – на исходе эпохи Возрождения" (Там же. С. 186 - 187).

Вот теперь всё сходится. Веласкес – это барокко.*

Âпервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/175.html#175

*- Вот только тут всё про ЧТО, а ведь эстетика это про КАК.

- Да? А ну, проверим.

А импрессионизм? - Это у Ортеги от натягивания себя, недоницшеанца (см. тут), на Веласкеса. Ведь у ницшеанства с импрессионизмом есть общее – ценность мига в плохой жизни.

Ну и, раз натягивает Ортега, то и видятся ему и отдельные мазки, и короткие… В другом месте он для обоснования фантомности (см. тут) обратное утверждал. А фантомность, развоплощение (при господствовавшей бравурности барокко) для скепсиса к общепринятому (из-за безнадёжности в XVI веке с католицизмом в Испании) как раз годилась. Ортегу же просто несло в выбранном направлении насчёт антиобщепринятости. – Вот и донесло до импрессионизма, мол. Тот-то уж точно в своё время был против общепринятости.