Написанным ниже я хочу продемонстрировать самым простым людям, какими большими возможностями они обладают, но обычно не пользуются. А надо. Ибо идёт информационная война против России, и нас запросто могут опять обмануть и заморочить, как это особенно было при Горбачёве. Я нарочно в преамбуле пишу о сермяжных бытовых деталях, чтоб показать, что от всех отличаюсь только настырностью и любовью к истине, что каждый может не дать себя обмануть, как только обманщик сделает оплошность – прибегнет к конкретике. (Враньё общими словами разоблачить простому человеку действительно невозможно. Может потребоваться статистика, причём достоверная. Надо уметь её искать. Это почти никому из обычных людей не по силам.)

Имея собственный просветительский сайт по искусству, я не выдержал напора информационной войны, особенно разгоревшейся в 2011 году, и выделил страницу под названием “Дневник” (http://art-otkrytie.narod.ru/dnevnik.htm), в которую стал записывать, как мне удаётся кое-что проверить лично. Но. Мой сайт очень мало кем посещается. А случай с пытками такой горячий, что мне показалось недостаточным его поместить в “Дневник”. И я послал это в журнал.

Было так.

Я читал роман Саши Филиппенко и одновременно писал о нём статью, как теперь у меня принято. Роман оказался никуда не годный, и я статью никуда не послал. В ней мне приходилось прибегать к нелитературоведческим вещам – проверке политических выпадов автора. Я посчитал доказательным тот факт, что написать: “социалистический пролетариат”, - было грубой стилистической ошибкой, не свойственной Сталину. То есть документ – фальшивка. Но, пока искал доказательства, я наткнулся на неведомого мне историка-архивиста А. Дугина “Тайны архивов НКВД СССР: 1937-1938. Взгляд изнутри” со словами допрашиваемого НКВД-шника в главе2 (стр. 84):

“Допускались злоупотребления при применении особых мер воздействия к арестованным, что делалось без соответствующей санкции руководства УНКВД (выделено мной — А. Д.)³⁸, без того, чтобы имелись прямые данные о шпионской или террористической работе арестованного и т. д.” (https://klex.ru/wsu).

Ссылка 38 была такая:

“Это утверждение Шапиро может служить дополнительным основанием для подтверждения нашего вывода о фальшивом характере шифротелеграммы Сталина от 10 января 1939 г. о применении мер физического воздействия к арестованным. (См.: Вопросы истории. 2017. No 1. С. 97—112)”.

А вот в интернете найти этот журнал таким, чтоб можно было статью прочитать, было невозможно.

Как потом оказалось впоследствии, Дугин, видя невозможность простого доступа к его тексту, поместил его ещё и в книгу “Тайны архивов; вырванные страницы”, изданную в 2021 году немецким издательством Directmedia в главе 2 “Как разоблачаются фальшивки” на страницах 25-47. Но издательство в интернете оставило видимыми лишь 6 первых страниц. В других сайтах то постраничный просмотр недоступен, то стоят записи: “Страницы 12 по 38 не отображены при предварительном просмотре”, “Страницы с 42 по 66 не отображены при предварительном просмотре”. Самое то, что нужно.

Единственный шанс – заплатить за электронный текст в московскую электронную библиотеку, в которую я записан. Там статья стоит 300 рублей. Решил отступить от своего правила не тратить деньги на себя ни на что, кроме еды. И единственным способом оплаты (а я живу в Израиле) мне представилась магнитка VISA дочери, живущей тут же в другом городе. Я к ней. У неё до 2 января уже исчерпан месячный лимит трат. Я дождался 2 января. Она придумала, что она мне продиктует цифры. Всё проделали. Получилось. И вот статья передо мной.

Не виноваты Сталин и ПБ ЦК. Не разрешали они пыток.

А как же с признанием Молотова и Кагановича треть века спустя, что было такое постановление, и ПБ за него голосовало?

Их запугали, и они струсили.

Цитирую текст статьи А.Н. Дугина. Но, грешен, повторно читать текст я не стал, ограничился лишь исправлением ошибок, найденных автоматом.

Материалы ХХ съезда КПСС, 60-летие которого отмечалось в 2016 г., уже давно анализировались специалистами как одни из важнейших документов советской эпохи ¹. Однако доклад Н.С. Хрущёва “О культе личности...” рассматривался историками, прежде всего, как некая политическая точка отсчета, подводившая итоги сталинского периода отечественной истории. При этом до последнего времени вопросы репрезентативности некоторых составных частей доклада как исторических источников рассматривались лишь отдельными историками ² .

Одной из опорных точек доклада Хрущёва является шифротелеграмма (далее — телеграмма) Сталина от 10 января 1939 г., подтверждающая право следственных органов применять методы физического воздействия к арестованным. Многие обвинения в адрес Сталина строились на тексте именно этой телеграммы.

Приведем ее полный текст (включая делопроизводственные пометы) по подлиннику, который хранится в Архиве Президента РФ.

“Берия, Щербакову, III часть, т. Маленкову

(карандашная вставка)

НАРКОМАМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ, НАЧАЛЬНИКАМ УНКВД

ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов — крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным, как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП.

Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия бы/л загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару. Но этим нисколько не опорачивается сам метод, поскольку он правильно применяется на практике (курсивом выделен текст телеграммы, опущенный в докладе Хрущёва. — А.Д.).

Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых безобразных формах.

Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых (возможно, вписано рукой Сталина. — А.Д.) агентов буржуазии, заклятых (возможно, вписано рукой Сталина. — А.Д.) врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод ³.

ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, крайкомов, ЦК нац- компартий, чтобы они при проверке работников НКВД руководствовались настоящим разъяснением. № 1/с, 2/с, № 26/ш.

От широко известных публикаций этого документа текст подлинника отличается только одним словом — фамилией АБАКУМОВА (в конце рассылки). Именно эта особенность будет одной из реперных точек наших размышлений о подлинности рассматриваемой телеграммы.

В историографии сталинизма сложились две противоположные точки зрения по вопросу о репрезентативности данного документа. Однако как сторонники, так и противники подлинности этой телеграммы не проводили источниковедческого анализа подлинника этого источника, который, как уже отмечалось, хранится в АП РФ.

Прежде чем перейти к изложению результатов нашей работы в РГАСПИ, Архиве Президента РФ, Центральном архиве ФСБ России, ГА РФ и РГАНИ, необходимо отметить, что цель данной публикации состоит не в отстаивании тех или иных политических оценок сталинского периода нашей истории. Думается, к сожалению, упорно навязываемое деление общества на так называемых “сталинистов” и “антисталинистов” (в том числе, и в научной среде) ведет лишь к его расколу и затрудняет приближение к исторической правде. Наша задача заключается в непредвзятой, объективной оценке сталинского периода. Разумеется, это утверждение относится и к изучению локального вопроса о репрезентативности телеграммы от 10 января 1939 года.

Первая часть исследования будет посвящена рассмотрению источниковедческого анализа сталинской телеграммы, уже проведенного нашими коллегами — Г. Ферром и И.В. Пыхаловым ⁵. Вторая часть познакомит коллег с результатами наших собственных исследований.

Известный американский историк и философ Ферр в своей “Антисталинской подлости” предпринял попытку провести источниковедческий анализ всего хрущевского доклада и сделал сенсационный, на первый взгляд, вывод: “Из всех утверждений “закрытого доклада”, напрямую “разоблачающих” Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого. Точнее: среди всех тех из них, что поддаются проверке, лживыми оказались все до единого” ⁶.

В общей сложности Ферр насчитал в докладе Хрущёва шестьдесят одно лживое, по его мнению, утверждение о Сталине и Берия!

Почти одновременно аналогичные исследования опубликовал и отечественный историк Пыхалов ⁷.

О своих сомнениях по поводу достоверности источниковой базы доклада Хрущёва ХХ съезду КПСС писали и другие авторы ⁸.

Прежде чем переходить к рассмотрению особенностей источниковедческого анализа сталинской телеграммы от 10 января 1939 г., проведенного Ферром и Пыхаловым, напомним уже устоявшиеся принципы работы по определению подлинности того или иного исторического источника. Общепризнанный авторитет в этой области член- корреспондент РАН В.П. Козлов отмечает: “... Цели подлогов, их бытование — наиболее интересные аспекты изучения фальсификаций. С этой точки зрения все остальное является вторичным, вспомогательным. Так, например, определение автора подлога способно углубить представление о его “интересе”. Установление приемов и техники изготовления фальсификации является всего лишь условием доказательства подлога и показателем уровня исторического знания фальсификатора. Датировка подлога позволяет расширить и уточнить его цели и т.п. После же легализации подлога даже его первоначальная цель становится вторичной в сравнении с последующим, часто уже независимым от интересов изготовителя, бытованием. Оно отражает уже некие явления и процессы новых этапов общественного развития, которые то безжалостно разоблачают фальсификации, то начинают их активно востребовать.” ⁹.

Суммируем основные замечания Ферра и Пыхалова, касающиеся репрезентативности телеграммы Сталина от 10 января 1939 г., а далее попробуем рассмотреть их аргументацию.

Во-первых, как утверждают Ферр и Пыхалов, Хрущёв скрыл, что приводимый им текст телеграммы Сталина никогда и никуда не отправлялся.

Во-вторых, Хрущёв “забыл” сказать делегатам съезда, что на тексте телеграммы вообще нет ничьей подписи, в том числе и сталинской.

В-третьих, внутренняя источниковедческая критика этого документа показывает полную идентичность шрифтов основной части документа от 1939 г. и машинописной вставки 1956 года: “Дополнительно напечатано два экз. 8.П.1956 г.”

В-четвертых, упомянутую телеграмму пока не удалось обнаружить ни в одном из местных архивов, куда она, по всем правилам партийного делопроизводства, должна была бы поступить ¹⁰.

Подлинник телеграммы, хранящийся, как уже отмечалось, в Архиве Президента РФ, а также целый ряд других документов из Центрального архива ФСБ России, РГАСПИ, ГА РФ и рГаНИ позволяют оценить качество источниковедческого анализа Ферра и Пыхалова.

Обратим внимание на их первый аргумент, который легко опровергается при просмотре того текста, который приведен в начале публикации. Перечислим еще раз адресатов телеграммы, куда она, согласно делопроизводственной рассылке, направлялась — Берия, Щербакову, Журавлёву, Жданову, III часть, Вышинскому, Голякову 14.П.39 (Верховный суд СССР), Кабанову 14.П.39 (Пензенский обком), Рубичеву 15.П.39 (Председателю Верхсуда РСФСР), Абакумову 12.УП.47.

То есть, телеграмма направлялась 10 адресатам, внесенным в подлинник, и еще дополнительно 70 адресатам, которые указаны в отдельном списке рассылки ¹¹. Таким образом, телеграмма адресовалась 80 получателям. Поэтому, на наш взгляд, первый упрек в адрес хрущевского документа о том, что телеграмма никогда и никуда не отправлялась, можно назвать несостоятельным. О том же, в каких архивных фондах имеются свидетельства получения адресатами этой телеграммы, мы скажем чуть ниже.

Второй аргумент Ферра и Пыхалова в адрес Хрущёва о его “забывчивости” по поводу отсутствия подписи на телеграмме также не может быть признан убедительным. Мы специально посмотрели подлинники нескольких дел из личного архива Сталина, относящихся к концу 1930-х гг., в которых отложились его многочисленные телеграммы различным адресатам. Немалая часть этих телеграмм в рукописном виде готовилась самим Сталиным, многие тексты выполнялись под его диктовку, но такая практика вовсе не предусматривала в качестве обязательного элемента подпись автора на машинописном варианте телеграммы ¹².

Третий аргумент авторов также не может быть принят, поскольку на подлиннике даже невооруженным взглядом обнаруживается абсолютное несовпадение шрифтов основного текста документа и позднейшей машинописной вставки от 8 февраля 1956 г. — “дополнительно напечатано два экз. 8.11.56”.

Следовательно, по нашему твердому убеждению, первые три признака источниковедческой критики, по которым Ферр и Пыхалов считают сталинскую телеграмму от 10 января 1939 г., использованную в докладе Хрущёва, фальшивкой, не могут быть признаны убедительными.

А вот на четвертом аргументе Ферра и Пыхалова — об отсутствии данной телеграммы в других архивах, где она, по их мнению, согласно делопроизводственной практике тех лет, должна была отложиться, — стоит остановиться подробнее. Пыхалов, например, отмечает: “... Скомпрометировать такая вот телеграмма, разосланная по всем обкомам, может запросто. Создается впечатление, будто Сталин решил заранее облегчить жизнь будущим десталинизаторам, дав им повод вдоволь позавывать о зверствах “кровавого тоталитарного режима”” ¹³.

Хочется еще раз напомнить, что в оригинале этого документа, как и в большинстве аналогичных партийных документов того времени, имеется так называемая “рассылка” — список адресатов, которым она направлялась. Аналогичные рассылки имеются и во многих других случаях — когда подобные документы направлялись на места, к их тексту прилагалась специальная, отдельная рассылка с указанием всех адресатов: например, 3 мая 1939 г. ЦК ВКП(б) направил в местные партийные органы телеграмму об освобождении Литвинова от обязанностей народного комиссара иностранных дел Союза ССР — и к тексту этой телеграммы (также как и в случае с анализируемой нами телеграммой) прилагалась отдельная машинописная рассылка 81 адресату на трех страницах ¹⁴.

Как известно, во всех доступных на сегодняшний день архивах, исключая Центральный архив ФСБ России, не удалось обнаружить текста телеграммы Сталина от 10 января 1939 года. И эта “неудача” не должна вызывать недоуменных вопросов: почему нигде не обнаружена, если отправлялась?

Дело в том, что в соответствии с правилами партийного делопроизводства, все секретные телеграммы, полученные из центра, согласно уже упомянутой Инструкции от 5 мая 1927 г. “О пользовании секретными материалами”, должны были в течение 48 час. возвращаться адресанту. Одновременно запрещалось цитирование и копирование секретных материалов ¹⁵. А вот документы, подтверждающие сам факт получения анализируемой телеграммы, имеются в фондах ГА РФ ¹⁶ и РГАСПИ ¹⁷.

Таким образом, и четвертый признак источниковедческой критики (об отсутствии телеграммы в ведомственных архивах), по которым Ферр и Пыхалов считают сталинскую телеграмму из доклада Хрущёва фальшивой, не может быть признан убедительным.

Следует остановиться еще на двух аргументах Пыхалова, которыми он подкрепляет свою точку зрения относительно подложности сталинской телеграммы. “Телеграмма” напечатана не на бланке, а на обычных листках бумаги. Публикаторы “документа” ¹⁸, — пишет автор, — утверждают, будто слова “заядлых” и “заклятых” вписаны сталинской рукой, однако не приводят этому никаких доказательств” ¹⁹.

Первая, цитируемая часть фразы Пыхалова, говорит о его уверенности в том, что телеграмма от Сталина (как подлинник) должна была в обязательном порядке печататься на хорошо знакомом исследователям бланке для телеграмм (со знаменитой красной или черной “шапкой” и словом “шифротелеграмма”). Однако следует отметить, что Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 мая 1927 г., утвердившее уже названную Инструкцию “О пользовании секретными материалами” ²⁰, предполагало, что подлинники телеграмм, написанные Сталиным или другим автором, остаются в шифровальной части ЦК, а их текст должен передаваться адресатам на тех самых бланках, о которых упоминает Пыхалов. То есть, возражая автору, необходимо отметить, что подлинники телеграмм Сталина всегда хранились в ЦК, а на места отправлялись их копии, выполненные на уже упомянутых бланках с красно-черной “шапкой”. А вот шифровальные сообщения с мест в центр, в свою очередь, передавались именно на специальных бланках для секретных сообщений ²¹ .

Вторая часть цитаты Пыхалова упрекает составителей сборника документов в том, что они не приводят никаких доказательств подлинности рукописных сталинских вставок в текст телеграммы от 10 января 1939 года. Не соглашаясь с Пыхаловым, считаем необходимым отметить, что ни один профессиональный эксперт-графолог не сможет лишь по двум рукописным словам определить подлинность почерка того или иного автора. Именно поэтому с текстом телеграммы ознакомились признанные эксперты в области атрибуции — главный специалист РГАСПИ Л.П. Кошелева и заведующая отделом ГА РФ Д.Н. Нохотович, которые сделали однозначный вывод о том, что, по стилю написания, авторство телеграммы, с высокой степенью вероятности, принадлежит Сталину. Их авторитетные заключения могут рассматриваться специалистами как аргумент в пользу возможного вывода о подлинности сталинской телеграммы от 10 января 1939 года.

Подводя итоги рассмотрения источниковедческого анализа сталинской телеграммы, проведенного Ферром и Пыхаловым, хотелось бы согласиться с авторами в той части их анализа доклада Хрущёва на ХХ съезде, где они упрекают докладчика в избирательности цитирования сталинской телеграммы. В тексте доклада был опущен, скорее всего, сознательно, сюжет о наказании сотрудников НКВД, виновных в незаконном применении методов физического воздействия к арестованным. Напомним, что в опущенной Хрущёвым части текста телеграммы говорилось о трех “мерзавцах” — Заковском, Литвине и Успенском, которые “загадили” метод физического воздействия и понесли за это “должную” кару. Далее процитируем ту часть работы Пыхалова, с которой можно согласиться: “... действительно, комиссар госбезопасности 1-го ранга Л.М. Заковский был арестован 30 апреля 1938 года и расстрелян 29 августа того же года.

Однако комиссар госбезопасности 3-го ранга М.И. Литвин репрессиям не подвергался — 12 ноября 1938 г. он покончил жизнь самоубийством.

Нарком внутренних дел УССР комиссар госбезопасности 3-го ранга А.И. Успенский 14 ноября 1938 г. бежал из Киева и скрылся.” ²².

То есть на день отправки телеграммы Успенский никаким репрессиям не подвергался, он просто сбежал и имитировал самоубийство! Мог ли аппарат А.Н. Поскрёбышева допустить подобную накладку в телеграмме своего шефа? Вряд ли. Тогда кто мог? Пока этот вопрос остается без ответа.

Хочется привести, в связи с выше изложенным, несколько архивных документов, доказывающих несостоятельность утверждений Хрущёва об отсутствии у Сталина желания соблюдать нормы тогдашнего уголовного и уголовно-процессуального производства:

"11 января 1938 года т. Сталину, т. Молотову

В Прокуратуру Союза ССР поступили из ОРПО (отдел руководящих партийных органов. — А.Д.) ЦК ВКП(б) и Президиума Верховного Совета СССР материалы о необоснованных арестах секретарей райкомов ВКП(б) и о применении сотрудниками НКВД Татарской АССР незаконных методов следствия...

В результате проверки дел в отношении 37 арестованных, в т.ч. 18 бывших секретарей райкомов ВКП(б), выяснилось, что ряд арестованных действительно подвергались избиениям и под влиянием этого оговорили себя и свыше 100 человек других работников. Выяснилось, что следствие по этим делам проведено недоброкачественно, с затяжкой до 16-ти месяцев, а в отношении 10 арестованных, содержащихся под стражей по 3—4 и больше месяцев, следствие не проводилось вовсе.

Когда в ходе расследования потребовалось допросить ряд сотрудников НКВД, Нарком внутренних дел ТАССР — т. Михайлов не разрешил прокурору т. Коперник допрашивать сотрудников.

Считал бы необходимым НКВД ТАССР т. Михайлова, за незаконноые действия, привлечь к строжайшей ответственности, для окончания же расследования материалов по заявлениям о незаконных действиях органов НКВД ТатАССР командировать в г. Казань представителей НКВД и Прокуратуры СССР.

Прошу Ваших указаний

А. Вышинский”

"28 декабря 1938 г. НКВД Берия Л.П.

... В отношении существовавшей ранее “практики” применения физических мер воздействия при допросах арестованных я полагаю, следователей, считавших побои основным “методом” следствия и калечившим заключенных, на которых не имелось достаточных данных изобличающих их в антисоветской деятельности, нужно сурово наказывать.

Но это не значит, что надо судить абсолютно всех работников НКВД, допускавших физические методы воздействия при допросах. Учитывая, что эти “методы” следствия культивировались и поощрялись существовавшим на Украине вражеским руководством НКВД.

Заместитель НКВД УССР

старший лейтенант государственной безопасности Кобулов” ²⁴

"январь 1939 г. т. Сталину, т. Молотову

... Заместитель начальника 39 отделения милиции г. Москвы Шлепнев П.К. искусственно создавал дела о контрреволюционной агитации, используя для этого подставных свидетелей, и фабриковал подложные протоколы с вымышленными фактами.

Установлено, что из 37 дел, проведенных 39-м отделением милиции по ст. 58-10 УК, Шлепневым было сфабриковано 19 дел, причем 3 человека были расстреляны...

Полагаю необходимым:. главного организатора провокационного создания искусственных дел и привлечения подставных свидетелей — Шлепнева П.К. приговорить к расстрелу.

А. Вышинский” ²⁵

Здесь же следует напомнить совместное постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. “Об аресте, прокурорском надзоре и ведении следствия”, в котором резкой критике подверглись методы работы правоохранительных органов по разоблачению врагов народа ²⁶, а также ведомственный приказ НКВД № 00762 от 26 ноября 1938 г. о реализации основных положений данного Постановления ²⁷.

Выводы об особенностях источниковедческого анализа Ферра и Пыхалова сталинской телеграммы от 10 января 1939 г. не могут служить основанием для окончательного определения подлинности или подложности анализируемого документа.

Кроме того, необходимо подчеркнуть, что некоторые неточности источниковедческого анализа Ферра и Пыхалова сталинской телеграммы от 10 января 1939 г. вовсе не означают, что профессиональные навыки ученых и их научная репутация ставятся под сомнение. Все дело в том, что эти исследователи, в силу ряда объективных причин, как уже отмечалось, не имели возможности ознакомиться с подлинником анализируемого документа и, вероятно, поэтому позволили себе сделать некоторые преждевременные выводы.

Перейдем теперь к собственному источниковедческому анализу сталинской телеграммы и ряда других источников, имеющих к ней прямое или косвенное отношение.

Обратим внимание на особенности делопроизводственных помет, имеющихся в телеграмме. Во-первых, вызывает недоумение помета машинистки “2мн”, которая практически не встречается в других, аналогичных документах, так как уже упоминавшаяся инструкция от 5 мая 1927 г. предусматривала изготовление секретных телеграмм в единственном экземпляре. После просмотра в РГАСПИ нескольких сотен подобных документов можно сделать вывод, что лишь в исключительных случаях машинистки ставили отдельные пометы, указывающие на изготовление копий секретных телеграмм, но, и в таком случае, эти пометы носили совершенно иной характер: машинистка, например, указывала — “второй экземпляр — Молотову.”.

Далее: после машинописной вставки “2мн” имеется рукописная вставка “+6 экз.+ 1 экз.+ 1 экз.” ²⁸, которая означает, что указанная телеграмма печаталась в 10 экземплярах. Зачем допущено столь явное нарушение секретного партийного делопроизводства?

Проводя внутреннюю критику сталинской телеграммы, следует обратить внимание на некоторые ее особенности: например, в начале телеграммы используется обычная аббревиатура “ЦК ВКП(б)”, которая совершенно неожиданно в этом же документе соседствует с другим сокращенным названием партии — “ЦК ВКП” (причем, пять раз, в буквальном смысле слова, — без “б”). При этом необходимо помнить о бережном отношении всех тогдашних партийных функционеров к своему большевистскому происхождению. Почему такая небрежность? Или это — досадная случайность? Или чья-то непродуманная оплошность? Пока от ответа и на этот вопрос следует воздержаться.

Продолжим источниковедческий анализ рассмотрением адресатов рассылки и попытаемся понять: каким образом, с какой целью в рассылку оказался включен Абакумов, да еще с датой рассылки в его адрес — 12 августа 1947 года?

Может ли быть, что и вся рассылка готовилась в 1947 году? Весьма сомнительное предположение. Но, вместе с тем, не могли же авторы рассылки, направляя сталинскую телеграмму в 1939 г., предусмотреть должность Абакумова, которую тот будет занимать в 1947 году. Следовательно, можно предположить, что фамилия Абакумова не могла появиться в рассылке ранее 1947 года. То есть, совершенно очевидно, что его фамилия была вписана в рассылку именно для того, чтобы оправдать появление докладной записки Абакумова Сталину от 17 августа 1947 года ²⁹. (Выдержки из этой записки приводятся чуть ниже).

Пыхалов, очевидно, в силу своей научной добросовестности, доверяя документу, уже введенному в научный оборот ³⁰ , но противоречащему его же собственным утверждениям о фальшивом характере сталинской телеграммы от 10 января 1939 г., упоминает докладную записку Абакумова Сталину о практике ведения следствия в органах МГБ, называя этот архивный документ в качестве доказательства подлинности сталинской телеграммы ³¹:

"17 июля 1947 г. Тов. Сталину И.В.

Докладываю о сложившейся в органах МГБ практике ведения следствия по делам о шпионах, диверсантах, террористах и участниках антисоветского подполья.

7. В отношении арестованных, которые упорно сопротивляются требованиям следствия, ведут себя провокационно и всякими способами стараются затянуть следствие, либо сбить его с правильного пути, применяются строгие меры режима содержания под стражей. ³²
8. ...в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 года органы МГБ применяют меры физического воздействия.

В центре — с санкции руководства МГБ.

На местах — с санкции министров государственной безопасности республик и начальников краевых и областных Управлений МГБ” ³³.

Проведем источниковедческий анализ цитируемого Пыхаловым документа, который хранится в РГАНИ ³⁴ и, с археографической точки зрения, является незаверенной машинописной копией оригинала.

Доклад Абакумова Сталину от 17 июля 1947 г. выполнен на печатной машинке на обычных листах бумаги. В этом документе имеется ссылка на анализируемую телеграмму ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 г., разрешающую применение мер физического воздействия “в отношении изобличенных следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа.”

На документе отсутствуют какие-либо печати и заверяющие элементы, подтверждающие наличие подписи автора на подлиннике, в нем нет обычных делопроизводственных помет того времени: исходящего номера, количества отпечатанных экземпляров, инициалов машинистки-исполнителя, упоминания о рассылке адресатам и других делопроизводственных элементов. Дата исполнения документа поставлена на последней странице, слева от фамилии адресанта, что противоречит правилам тогдашнего делопроизводства. На оборотных страницах документа также не обнаружено никаких делопроизводственных помет.

Все перечисленные выше “особенности” заставляют поставить под сомнение подлинность доклада Абакумова Сталину от 17 июля 1947 года.

Для сравнительного анализа, в качестве образца, использовалась докладная записка Абакумова Сталину от 7 января 1947 г., посвященная суду над врагами советского народа — Шкуро, Красновым и др. ³⁵ Документ является машинописной копией подлинника, выполненного на бланке МГБ. На копии имеются обычные делопроизводственные пометы: дата документа — на первой странице как элемент углового штампа, исходящий номер, инициалы машинистки-исполнителя, количество отпечатанных экземпляров, а также различимая подпись Абакумова на подлиннике докладной записки. То есть, достоверность этого документа, в отличие от докладной записки Абакумова от 17 июля 1947 г., не вызывает сомнений.

Кроме того, хотелось бы обратить внимание на необычно большой по объему (10 печатных страниц) и абсолютно неконкретный по содержанию характер документа, который направлялся Абакумовым Сталину 17 июля 1947 года. Вспомним, например, о широко известном письме Берия в Политбюро о судьбе польских офицеров в Катыни, которое, даже если согласиться с его подлинностью, занимает всего чуть более трех страниц ³⁶. А о чем же пишет министр госбезопасности Абакумов Сталину на 10 страницах? Если дать аннотацию содержательной части этого письма, можно сказать, что Абакумов рассказывает Сталину о методике оперативно-розыскных и следственных мероприятий, проводимых его ведомством. И никакой конкретики, никакой статистики, никаких просьб и предложений, отсутствуют даже намеки на выполнение каких-либо персональных поручений вождя. В целом, документ напоминает конспект обзорной лекции по оперативно-розыскной деятельности для слушателей специальных учебных заведений МГБ СССР.

Готовить и посылать подобный документ в инициативном порядке было бы равноценно сознательному желанию Абакумова получить от Сталина замечание, как минимум, о неполном служебном соответствии. Но допустить подобное предположение — означало бы показать абсолютное неуважение к интеллектуальным и профессиональным способностям Абакумова.

Итак, в письме нет ничего конкретного. кроме упоминания телеграммы от 10 января 1939 года.

Однако, прежде чем делать очевидный вывод о степени репрезентативности этого документа, необходимо было попытаться найти подлинник письма Абакумова, обратившись с соответствующим запросом в Центральный архив ФСБ РФ, откуда был получен ответ, что “... подлинника докладной записки Министра госбезопасности В.С. Абакумова на имя И.В. Сталина от 17 июля 1947 г. в ЦА ФСБ России на хранении не имеется”.

Таким образом, есть весомые основания сделать вывод о подложности доклада Абакумова Сталину от 17 июля 1947 года. Это — еще один из аргументов, подтверждающий версию о происхождении рассматриваемой телеграммы и ее репрезентативности. В самом деле, если согласиться с предположением о подлинности сталинской телеграмма от 10 января 1939 г., то возникает резонный вопрос: зачем подлинный документ прикрывать заведомо фальшивым докладом Абакумова?

Представляется, что внятный ответ на этот вопрос можно сформулировать только в том случае, если допустить, что специальные сотрудники в процессе изготовления для Хрущёва обновленного текста телеграммы параллельно позаботились и о своеобразной защите для дальнейшего, как отмечает Козлов, легального “бытования” подложного текста.

Или, говоря языком сотрудников оперативных служб, была проведена классическая операция по внедрению фальшивого документа (телеграммы Сталина от 10 января 1939 г.) под прикрытием (доклада Абакумова Сталину от 17 июля 1947 года).

Перейдем теперь к рассмотрению еще одного довода сторонников подложности сталинской телеграммы от 10 января 1939 года. Они считают, что в Центральном архиве ФСБ России хранится та же самая сталинская телеграмма, но с другой датой отправки. Об этом свидетельствует и Ферр, ссылаясь на своего американского коллегу Гетти: “Дж. Гетти удалось обнаружить в архиве ту же самую телеграмму, но с другой датой — 27 июля 1939 года.” ³⁷ и дает соответствующую ссылку ³⁸.

Именно этот сюжет и послужил поводом для некоторых публицистов сделать поспешный вывод: “... если у одного и того же “документика” в российских архивах “обнаруживаются” два “оригинала”, да еще и с тремя датами, можно и без дальнейшей экспертизы с полной убежденностью и абсолютной категоричностью заявлять, что перед нами фальшивка! И самое интересное в том, что второй “оригинал” был обнаружен в архивах Лубянки, куда на время был допущен известный американский историк Арчи Гетти. Но если он воспринял это чуть ли не как сенсационную находку, то никто из тех, кто допустил его в святая святых Лубянки, не объяснил заокеанскому ученому мужу, что уже сам факт нахождения подобного “оригинала” в архиве Лубянки — абсолютная гарантия того, что это фальсификация!” ³⁹

В Центральном архиве ФСБ России можно познакомиться с тем самым "документиком”, который в 2002 г. был предоставлен в распоряжение Гетти и который, усилиями уже названных торопливых публицистов, в дальнейшем перекочевал на страницы интернета в качестве неоспоримого доказательства подложности анализируемой сталинской телеграммы. Документ, с археографической точки зрения является копией незаверенной копии сталинской телеграммы от 10 января 1939 г., но, действительно, с другой датой отправки — 27 июля 1939 года. На копии имеется круглый штамп особого сектора ЦК ВКП(б) ⁴⁰.

Содержание телеграммы дословно повторяет уже хорошо известный текст телеграммы Сталина от 10 января 1939 года. Вероятно, именно по этой причине Г етти в своей публикации и не цитировал ее текст. Однако он не объяснил, почему нельзя, опираясь только на другую дату отправки телеграммы — 27 июля 1939 г. — делать поспешный вывод о ее подложности.

Попробуем внести ясность в этот запутанный сюжет. Дело в том, что телеграмма, которая хранится в Центральном архиве ФСБ России, отправлялась по совершенно другому (по сравнению с рассылкой телеграммы от 10 января 1939 г.) адресу: “Магадан — вручить лично секретарю Колымского окружкома ВКП(б), прокурору Севвостлага, начальнику УНКВД” ⁴¹.

Зачем же было необходимо отправлять отдельную телеграмму в Магадан 27 июля 1939 года? Все дело в том, что в момент отправки телеграммы от 10 января 1939 г. Колымского окружкома ВКП(б) в структуре ЦК партии вообще не существовало. По этой причине 10 января она и не могла быть отправлена в Магадан. Как известно, Колымский окружной комитет ВКП(б) был создан в июле 1939 г., а в августе того же года — ликвидирован ⁴².

Однако источниковедческий анализ “колымской” телеграммы заставляет усомниться в ее подлинности по другим причинам. Во- первых, уже упоминавшаяся инструкция от 5 мая 1927 г. категорически запрещала цитирование секретных партийных документов, а тем более, изготовление копий таких документов. И, во-вторых, на всех отправляемых телеграммах должна была стоять не только дата, но и время (часы и минуты) ее отправки адресату. В данном случае такой делопроизводственной пометы не существует. Очевидно Поскрёбышев — долголетний руководитель секретного (особого) отдела ЦК ВКП(б) — не мог не знать таких прописных истин!

Вместе с тем, необходимо процитировать уже неоднократно называвшуюся Инструкцию от 5 мая 1927 г. о секретном делопроизводстве: “... 9. Подтвердить правило о запрещении (и отдельными лицами) размножения шифровок из других учреждений без их разрешения” ⁴³. Возможно, Поскрёбышев разрешил сам себе “процитировать” телеграмму из своего учреждения. В таком случае, если такое предположение удастся подтвердить, сомнения в подложности телеграммы от 27 июля 1939 г. будут автоматически сняты.

Однако и при таком допущении остается вопрос: для какой цели Поскрёбышеву необходимо было нарушать Инструкцию от 5 мая 1927 г., изготавливая отдельную копию телеграммы для Колымского окружкома ВКП(б), если в рассылке этот окружной комитет уже фигурировал ⁴⁴, и телеграмма должна была быть отправлена в Магадан автоматически (как это было сделано 12 июля 1947 г. в случае с Абакумовым)? И почему все-таки на телеграмме от 27 июля 1939 г. отсутствует время ее отправки? Все это вопросы, на которые в настоящее время нет убедительных ответов.

Проанализируем еще один архивный документ, имеющий непосредственное отношение к теме данного исследования, — справку ЦК КПСС от 8 февраля 1956 года.

СПРАВКА ОБЩЕГО ОТДЕЛА ЦК КПСС

"Из папки № 58 исходящих телеграмм 5 августа 1953 года вынута исх. телеграмма за № 26ш от 10.1.39 в адрес секретарей обкомов, крайкомов, ЦК компартий, наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД за подписью секретаря ЦК ВКП(б) И. Сталина, содержание телеграммы напечатано на машинке и подлинной подписи не было.

Делопроизводственные пометы: на исх. шифротелеграмме имелись следующие отметки “т. Берия., т. Абакумову 12.УП.47”.

Порядковые номера страниц папки: 32, 33

Верно Козлов (подпись).

Машинописная помета: указанная шифртелеграмма за № 26ш от 10.1.39 по указанию т. Чечулина послана т. Маленкову 5.УШ.1953.

Рукописные пометы:

1. Оригинал шифртелеграммы за № 26ш от 10.1.39 оставлен в делах общей части канцелярии Президиума ЦК КПСС. См. вх. № 1548 от 5.У.54.

А. Солов. (подпись)

2. Копия исх. шифртелеграммы за № 26ш от 10.1.39 от т. Поспелова возвращена и послана в VI сектор Общего отдела ЦК КПСС. См. вх. № 610 от 30.У[.58.

А. Солов. (подпись)

3. 8 февраля 1956 г. с исх. № 26ш сняты две копии, из которых одна по указанию т. Малина послана т. Поспелову, а второй экз. копии находится в IV секторе.

8. П.56. Нов. (подпись)

(Подлинник, машинопись и рукопись)” ⁴⁵

В приведенной выше справке Общего отдела ЦК КПСС от 8 февраля 1956 г. говорится о том, что “из папки № 58 исходящих телеграмм 5 августа 1953 года вынута исх. телеграмма за № 26ш от 10.1.39.”

Зачем необходимо было “вынимать” из дела подлинник телеграммы? Неужели нельзя было просто переписать текст этого документа и распечатать его в необходимом количестве экземпляров?

Думается, можно предположить, что это делалось для внесения определенных правок в оригинал. Очевидно, что изменения были внесены в текст первой страницы, где говорилось о применении мер физического воздействия к заключенным, которое, якобы, было предоставлено решением ЦК партии в 1937 году. Это решение, как известно, до сих пор нигде и никем не обнаружено.

Возможно, первый абзац подлинника был посвящен недостаткам в работе правоохранительных органов, указанным в Постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.: “. Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию враждебных элементов, проведенные органами НКВД в 1937—1938 годах при упрощенном ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры.

Больше того, враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, особенно засевших в органах НКВД.” ⁴⁶

Есть и другие вопросы по содержанию справки от 8 февраля 1956 года. Например, если 5 августа 1953 г. копия телеграммы была послана Маленкову, то почему оставшийся в архивном деле подлинник датируется входящим номером от 5 мая 1954 года? А где находился подлинник до 5 мая 1954 года?

Одна из помет на данной справке подтверждает факт ее передачи “по указанию т. Малина. т. Поспелову”. Думается, что специалисты легко объяснят появление такой пометы очевидным фактом — товарищ Поспелов использовал телеграмму Сталина при подготовке Хрущёвым своего доклада на ХХ съезде КПСС.

Подводя предварительные итоги исследования, следует помнить о реально существовавших помощниках Хрущёва в деле изъятия и фальсификации архивных документов, о которых свидетельствовал бывший советский дипломат, в прошлом секретарь ЦК КПСС В.М. Фалин ⁴⁷. Он подчеркнул, что желая избавиться от подтверждений своего участия в репрессиях, Хрущёв распорядился создать специальную группу из двухсот сотрудников под руководством В.Т. Доб- ролетова (фамилия изменена. — А.Д.) для изъятия архивных документов. Об этом же вспоминал и генерал-полковник КГБ в отставке

В.И. Али дин ⁴⁸.

Если признать вероятным факт участия группы “Добролетова” в решении задач, поставленных перед ней Хрущёвым, тогда становятся очевидными ответы на все те вопросы, которые не нашли разумного объяснения при попытке предположить, что сталинская телеграмма от 10 января 1939 г. является подлинной.

В случае, если научное сообщество согласится с версией о подложности сталинской телеграммы, можно еще раз обратиться к основным работам Козлова по источниковедению и подчеркнуть, что подобные изменения в тексте телеграммы были выгодны, прежде всего, Хрущёву, чтобы отвести возможные упреки делегатов ХХ съезда в его активном участии в проведении репрессивной политики 1930-х годов. Именно в этом и заключалась основная идея Хрущёва при использовании фальшивой телеграммы Сталина.

Вскоре Хрущёв начал фактически отрекаться от положений антисталинского доклада. Во время приема в китайском посольстве в честь Чжоу Эньлая 17 января 1957 г. он заявил: “В последнее время на Западе нас обвиняют в том, что мы “сталинисты”. В ответ на это мы уже не раз заявляли, что в нашем понимании “сталинист”, как и сам Сталин, неотделимы от великого звания коммуниста. Мы критиковали Сталина не за то, что он был плохим коммунистом. Мы критиковали за некоторые отклонения, отрицательные качества и ошибки Сталина. Но, даже совершая ошибки, нарушения законности, Сталин был глубоко убежден в том, что он делает это в интересах защиты завоеваний революции, дела социализма” ⁴⁹.

Впервые опубликовано по адресу

https://newlit.ru/~volozhyn/6830.html