С. Воложин
Слуцкий. Лошади в океане
Художественный смысл
Идеал трагического героизма. |
И ещё одна авантюра.
Я, наверно, извинюсь перед читателем загодя – за начётничество (если для критики меня выбрать самое плохое слово). У меня есть несколько искусствоведческих догм, и я не хочу отказываться от пристрастия к ним сводить свой разбор… ну, пусть стихотворения. От которого я обливался слезами, когда вот сейчас перечитывал. – Вот такой я сухой человек: чувствительное… положить на свойственную именно ему полочку.
Главная догма – циклическое плавное превращение ограниченного числа типов идеалов друг в друга. Если посмотрите тут, увидите, что сентиментализм сам укладывается на почти полные круги таких превращений. Их много! Сентиментализмов. Полезно рассматривать не круг идеалов, а вытянутую по горизонтали во времени проекцию этих превращений – синусоиду (вверху при этом пусть будет коллективизм, а внизу – индивидуализм); тогда удобно усмотреть на этой синусоиде – на верхнем и нижнем перегибе – инерционные вылеты вон с синусоиды. Вылет сверхвверх – тип идеала благого для всех сверхбудущего. Сверхисторический оптимизм несгибаемых (или полнейший исторический пессимизм). А непосредственно перед этим типом идеала, перед верхним перегибом – тип идеала трагического героизма. Наивный оптимизм несгибаемых. И после верхнего перегиба – тип идеала сгибаемых, мудрых, соединяющих несоединимое. Исторический оптимизм трезвых.
И во всех этих точках бывает сентиментализм. Так наиболее слёзы точит наивный оптимизм.
Лошади в океане
Лошади умеют плавать, Но — не хорошо. Недалеко.
“Глория” — по-русски — значит “Слава”,- Это вам запомнится легко.
Шёл корабль, своим названьем гордый, Океан стараясь превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами, Тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи! Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище Далеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли. Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если Нету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров. В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось — плавать просто, Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края, На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая Тем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали, Все на дно покуда не пошли.
Вот и всё. А всё-таки мне жаль их — Рыжих, не увидевших земли. 1950 |
Лошади до конца не хотели признать несправедливости. И с тем и погибли. Герой умирает – его идея остаётся жить.
Кончилась страшнейшая для СССР война. Надо отблагодарить народ. А что имеем?
"Победа в кровопролитной Великой Отечественной войне открыла новую страницу в истории СССР. Она породила в народе надежды на лучшую жизнь, ослабление пресса тоталитарного государства на личность. Открывалась потенциальная возможность перемен в политическом режиме, экономике, культуре, однако “демократическому импульсу” противостояла вся мощь созданной Сталиным системы. Её позиции не только не были ослаблены в годы войны, но, как оказалось, ещё более окрепли в послевоенный период.
“Демократический импульс” войны проявился и в возникновении…” (Википедия).
После смерти Сталина и ХХ съезда КПСС, развенчавшего его культ, началась вторая волна демократического импульса. А стихотворение Слуцкого – первая волна. (Он не зря потом Брежневу письмо подписал, где писатели возражали против некой реабилитации Сталина.)
- Хорошо, но где тут литературоведение?
- Сейчас попробую…
С именем Вейдле я связываю различение искусства слова и искусства вымысла. В данном образце сентиментализма (революционного, скажем так) бросается в глаза искусство вымысла: как “несгибаемо” ржут лошади, не желая умирать. Имевший место факт потопления немецкой миной в войну американского транспорта с лошадями и со спасшимися людьми ничего не стоит по сравнению с выдуманным Слуцким нюансом, как себя вели лошади.
Но есть в стихотворении и искусство слова.
На фоне официальной идеологизированности, требования общественной полезности восстанием против этого выглядит "сближение поэзии с прозой” (Погорелая. https://cyberleninka.ru/article/v/osobennosti-poeticheskogo-yazyka-borisa-slutskogo).
Не всюду это удалось выдержать. К поэтизму относится инверсия прозаического: “Шёл корабль, гордый своим названием”, само "названьем” вместо “названием” - поэтизм, вызванный необходимостью выдержать ритм. Поэтизм и слова "океан превозмочь”.
Зато простонародное "Тыща”, сниженное разговорное "Нету”, просторечное "покуда” – это прозаизм. Как и множество простецких по строю строк. Как и перебои ритма: хорей "Лошади умеют плавать” (/ - | / - | / - | / -), сменяется чёрт-те чем во второй строке "Но — не хорошо. Недалеко” (/ ▄ | - / | - / | ▄ | - / | - /). Как и нескладная фраза "В море в синем остров плыл…”. Народное "Далеко-далёко”. Фразеология: "Подков… Счастья”, “Вот и всё”. Обращение к читателям: "Это вам запомнится легко”. Неуместное вставление высокого стиля: "Шёл корабль, своим названьем гордый, / Океан стараясь превозмочь”.
И в то же время – эвфония: "заржали кони, возражая”, - перекликающаяся с "рыжий” так пронзительно… на фоне "синем”. Из-за контраста с вот-вот наступящей смертью.
Так можно ли назвать какую-то, в общем, прозаическую поэзию Слуцкого гармонизацией, как написал о ней Дмитрий Быков, не называя не ассоциирующихся с гармонизацией "приёмов, с помощью которых можно рассказать про всё” (https://ru-bykov.livejournal.com/3981080.html), даже ужасное?
Можно. Если есть желание уходить от социологического аспекта разбора произведения. И уж тем более от выявления ЧЕГО-ТО, словами невыразимого, которое в принципе можно всё же связать с социологией – через подсознательный идеал автора, рождающийся духом времени. – Вот Быков и предлагает сермяжное:
"механизм преобразования прозы в поэзию, работает: ну так надо писать”.
Так и графомана можно оправдать.
Нет, он потом перечислил приёмы: "пристрастие к размыванию, расшатыванию традиционного стихотворного размера… меняет стопность… синкопирует стих, почти переходит на дольник… повторы… обрубленная концовка… упрощённая, иногда до полной тавтологичности, рифма…” (Там же).
Но для чего-де это? – "чтобы не сойти с ума, не утерять навыка”.
Не хочется соглашаться. Так, повторяю, и графомана можно оправдать.
Нет, он даже доходит до того, что raison d'être (причина быть) Слуцкому:
"Слуцкого он [бог – в смысле власть] не полюбит ни при каких обстоятельствах”.
Казалось бы, то же, что и я вывел. Но нет. У меня – испытание сокровенного. А у Быкова "raison d’être, поэтическая маска”. Искусство для искусства. Графомания для графомании:
"…нужна такая вот позиция нелюбимого подданного, старательного и трудолюбивого исполнителя, обречённого на изгойство. Из этой позиции ему легче понимать, оправдывать и утешать других труждающихся и обременённых; да они просто не поверят другому. Чтобы страдальцы верили поэту-утешителю, он должен им прежде доказать, что он — один из них…
Это что, про советскую власть? Да помилуйте. Это про мироустройство в целом — советская (как и любая российская) власть лишь выражала его в особенно наглядной концентрации” (Там же).
Вечно обиженный, мол. Потому-де и против Пастернака, у которого позитив в душе, проголосовал. (Будто можно было Слуцкому “Доктор Живаго” прочесть. Голосование было 31.10.1958, а первое издание на русском, в Голландии, 500 экз., - 24.08.1958.) Зато был факт – врагам отправлена рукопись.
"Слуцкий был принципиальным противником предварительной публикации произведений за рубежом… Самому Слуцкому никогда не приходило в голову передать за границу для опубликования свои “Записки о войне”. Эта “деловая проза” — острая правда о войне — пошла бы нарасхват у зарубежных издательств. То же относится и к сотням стихов, лежавших в столе поэта, не имевших шансов быть напечатанными на родине. Стихи Слуцкого печатали за границей, но не по его воле. Сам он свои стихи туда не посылал” (https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%93/gorelik-petr-zalmanovich/po-techenjyu-i-protiv-techenjya-boris-sluckij-zhiznj-i-tvorchestvo/7).
Исповедующий идеал трагического героизма, несгибаемый, Пастернака оправдать не мог. А Быков такое простое объяснение принять не может и землю роет, чтоб поступок Слуцкого объяснить как-то. Вон, к поэтической маске прибег. – А что? Объясняет же? Объясняет.
А что натяжка – плевать. Мало кто заметит.
Для меня, эстетического экстремиста, проблемой является отличать художественную вещь от самоповторения. Ведь я считаю художественным только то, что имеет следы подсознательного идеала. Я хоть изобрёл себе увёртку, что, впадая во вдохновение, в изменённое психическое состояние, сознание художника утрачивает идеал, ибо тот переходит в подсознательное состояние… Но есть, есть вероятность и поэтической маски, да. Так зато я взял первое (или почти первое) стихотворение Слуцкого. В первом неожиданность приёмов не грех счесть произошедшей из подсознательного идеала. Возводить же на пьедестал поэтическую маску – грех.
И есть ещё одна слабость в моей (социологическо-психологической) позиции. С нею я расквитался тут. Но, поскольку Быков настаивает:
"…в литературе восторжествовала сама идея поэтического языка, самоценного, не зависящего от темы” (Там же), -
то мне нельзя пройти мимо.
Абсолютно любое произведение искусства помимо выражения духа времени (который историчен и циклически повторяется в веках, поколениях и чаще, как я написал в самом начале) ещё выражает нечто внеисторическое – радость жизни. Выражает не целым произведения (которое, как вкус моря есть в любой капле), а частностями, не зависящими от этого “вкуса моря”. Упомянутая эвфония "заржали кони, возражая” сама по себе выражает радость жизни. Короткодействие такое. В отличие от дальнодействия, какое эта же “капля” приобретает от контекста. Перебои "Но — не хорошо. Недалеко” тоже чудесны сами по себе в том же качестве выразителя (разнообразием) радости жизни. И т.д. и т.д.
Так хоть я-то это осознал во всей оппозиционности себе прежнему недавно, оно известно миру давно.
"Что красота есть необходимое условие искусства, что без красоты нет и не может быть искусства — это аксиома” (Белинский).
“Все виды искусств служат величайшему из искусств — искусству жить на земле” (Брехт).
“Творить — значит убивать смерть” (Роллан).
Просто это настолько общее место, что об этом как-то не принято говорить.
А Быков не только заговорил, а ещё и объявил, что такая вневременная ценность введена в практику стихами Слуцкого, Бродского и др. в послевоенное время!
Пусть даже Быков думает об отличии послесталинского времени от сталинского, когда – в 30-х годах – словочетание “вульгарный социологизм” было введено в широкое употребление и как упрёк, и как реальная практика, к которой упрёк не применяли. Всё равно нельзя быть таким неаккуратным.
21 августа 2019 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
https://klauzura.ru/2019/08/i-eshhyo-odna-avantyura/
На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |