Сперва про мой. Которого, впрочем, никто не видел.

Я два раза надолго прерывал письмо маслом.

Научил меня институтский одногруппник Алька Чудинов. Все мне приготовил, от холста начиная и кончая растворителем. Даже много тюбиков краски дал. И… Я вещь бросил, потому что прорезались тенденции чудовищных мечтаний. Я хотел выразить музыку, как Чюрлёнис, не отступая от реализма Шишкина. – Не выходило. – Бросил.

Через 5 лет я пошёл в изостудию. Руководителем был халтурщик. Например, вдруг после гипсов карандашом повёл нас в парк писать маслом, там бросил, сам куда-то спрятавшись, чтоб писать без свидетелей. У меня сохранились все причиндалы от Чудинова, кроме растворителя. Но я забыл, как его составлять. Взял то ли скипидар, то ли льняное масло, не помню. И… Краска с кисточки на грунтованный магазинный картон не снимается! – Ушёл я домой, не солоно хлебавши, никому не показав свой позор.

Я отомстил руководителю, бросив студию и не вернув ему учебник по живописи. Там было написано и как составить растворитель. Я составил, засел писать то, что было передо мной. И у меня стало всё получаться. Настолько всё, что я боялся в туалет отлучиться, чтоб не пропало это наваждение. Утром я очень осторожно шёл на работу, чтоб не попасть под машину. Ибо не может быть даром ТАКОЕ счастье. На работе я уговорил товарища (он умел колоссально писать маслом) пойти со мной, посмотреть на чудо, как у меня всё получается. Привёл. Глянул. И ужаснулся, насколько всё плохо. – Я представил, сколько мне потребуется настойчивости, чтоб не впадать в такой самообман, и опять бросил это дело. На совсем много лет.

И раз взял этюдник и все причиндалы в отпуск. И опять забыл, как составлять растворитель. И у меня опять не снималась краска с кисти на грунтованный магазинный картон. А когда я справился, почувствовал, что у меня пропал какой-то дух, заставлявший меня когда-то рисовать. И я бросил это дело раз и навсегда.

Я это всё написал из-за слов Эфроса: "…наше искусство — искусство художников, но не мастеров; в нем нет вкуса к pвte [мазку (фр.)]" (http://teatr-lib.ru/Library/Efros_ab/prof/#_Toc369089866).

Эфрос раболепно пал перед Верхарном. Тот, хоть и поэт, забраковал провинциальную русскую живопись (Щукина, Левицкого, Сильвестра Щедрина, Федотова, Иванова), "помедлив задумчиво лишь перед вспышками снега суриковской “Морозовой”, пронесся мимо даже Репина, Левитана и Серова, чтоб утвердительно покивать нам головой перед “Портретом жены” [“Портрет Н. И. Забелы-Врубель”] Врубеля”.

То есть Эфрос пал перед критерием технического мастерства, я понял. (А это ж ремесленный критерий!) Русская душевность пала перед западной цивилизованностью… (Есть глубина в этом портрете? Она в том, что женщина страшна: куда это она улетела мыслью? О судьбе своей несчастной думает: о больном муже? Мазки – образ хаоса, какой представляют её обстоятельства?.. А взгляд – образ душевной стойкости, тем не менее?.. Но тогда Врубель тут не ремесленник…)

И дальше у Эфроса нож в сердце мне, успокоившемуся, что я, наконец (см. тут) понял Марка Шагала:

Как мог Эфрос так низко пасть: до хвалы ремесленности?..

Пусть меня поправят. Только не ссылкой на натягивание глубины отсебятиной типа:

Может быть, уже создается другой мир и ангел очищает его?” (https://astrakult.ru/v-avangarde-5-poloten-astrahanskoj-kartinnoj-galerei-kotorym-pozaviduet-lyuboj-muzej-mira/).

Я могу сказать более приближённо к “тексту” произведения. – Этот метельщик вращает метлу внешней стороной левой ладони (!) вокруг левой подмышки (!), не давая метле упасть подбородком (!). – Балуется*.

*- Позволю себе похвастать совпадением моего мнения с мнением неведомого мне множества художников:

"...первые его критики в упор шагаловского еврейства не замечали, их больше завораживала детскость взрослого взгляда художника на мир” (Кира Долинина).

И ему плевать, что началась мировая война. Мещанину на всё наплевать, и в том он молодец.

Но ценить pâte я б и в подлиннике не смог бы.

""Рапенство… фокусничанье…””, - другая не опровергнутая Эфросом характеристика Шагала.

Может, Шагал потому и понравился в Париже, что там захотелось отдушины среди этой всей серьёзной гонки за первенство стилизаторов: захотелось отдохнуть, посмотрев на стилизацию под фокусничанье, под несерьёзность, под детскость, которой всё можно.

Не то, чтоб это было хорошо принято, но… Я вспоминаю, как раз я среди незнакомых, в кругу играющих на пляже в волейбол, принялся притворяться, будто я духарюсь, и потому, мол, у меня плохо получается отбить мяч или паснуть его (на самом деле я просто не умел, а был втянут из-за девушки, на которую бросил глаз). На меня почти не сердились: на парня дурь нашла. Чуть не как герой Томаса Манна в “Приключениях авантюриста Феликса Круля”.

А у Эфроса ж этот вечный пиетет перед разбираемым художником. Вот он ему и придумал мастерство. И Верхарна привлёк для иллюстрации, что имеется в виду: pâte. А тот, может, тоже духарился…

Можно сказать, что сам Эфрос духарится (заразился от Шагала). Придумал себе причину, по которой он будет хвалить Шагала и приступил к статье, не имея перед собой его картин в натуре, а только воспоминания о них да, может, какие-то словесные наброски (я, например, такие делал на выставках, а потом словесно отчитывался о впечатлениях). Эфрос даже принципиально разрешил себе духариться:

"Я пользовался той свободой, — пишет Эфрос, — какой обладает современный художник в отношении своих моделей. Натурализм — течение отжившее, и вместе с ним ушло в историю и требование старой эстетики, чтобы изображение было копией изображаемого” (http://teatr-lib.ru/Library/Efros_ab/prof/#_Toc369089856).

Искусствоведы, вообще-то, трусят не попасть в адекватность критикуемому. И потому мутят, выражаются непонятно. Эфрос не такой. А вот ещё один не такой, Дружинкина. У этой была тема “Русский живописный космизм в свете учения о ноосфере В. И. Вернадского”. И она вспомнила, что у Шагала летающие от счастья люди. Мало, что Шагал был очень плохо образованный и мало начитанный человек, и космизм был за пределами его возможностей. А есть одна вещь (она чёрно-синяя), на которую можно космос натянуть.

Всё – понеслись во все тяжкие…

"Попытка художественными средствами предвидеть прекрасную жизнь — вот в чем основной смысл многих произведений тех лет. Причем им свойственна всеобщность, часто космизированная, переживания и изображения происходящего. Так, картина “Видение” (1917–1918) с ее лазурными тонами и благословлением труда художника посланцем высших сил замечательна убедительностью, с которой Шагал смыкает здесь фантастическое и повседневное. Обстановка показана в картине с подробной детализацией — и на весь этот уютный покой банального ложится отсвет таинственного, волнующего вдохновения. Некий небесный регистр, приданный изображению, переносит его во вселенский, космический план… любовная лирика Шагала и его поэтическая трактовка революции как всемирного обновления и перехода к всеобщей гармонии, сливаясь, получают поистине классическое толкование. Мотив победы над земным тяготением, свободный полет людей в мировом просторе стал образной основой всех этих картин. Притчевость и космизированность свойственны практически всем станковым полотнам мастера. Простые соотношения открытых, но щедро обогащенных напряжением света красочных тонов, создают ликующе праздничный фон происходящему торжеству любви, счастья, единения с миром” (http://ojs.newartstudies.ru/index.php/journal/issue/view/14).

А Шагал и в самом деле гигантскую вещь выражал: выход тёмных масс на арену Истории (массовые армии, массовое производство, массовое потребление). Было от чего духариться, по большому счёту. Блок, посмотрел на Шагала таким холодным взглядом, что Шагал не рискнул показать ему свои стихи (странно, что Шагал вообще мог по-русски изъясняться, погружённый в жизнь еврейского местечка). Но кубизм и Париж его полностью расковали.

Можно сказать, что я такой же велеречивый, как Дружинкина. – Хорошо. Посмотрите, ЧТО поэтически воспевает Шагал: слева окно, сквозь него видна две двускатные крыши и глухая стена одноэтажного провинциального дома на противоположной стороне улицы, крыша крыта лентами кровельного железа, перед окном столик с керосиновой лампой и круглым зеркалом для бритья, перед столом слева венский стул, у стены, перпендикулярной той, что с окном, стоит маленький круглый столик и три старинных стула с изукрашенными резными спинками, на столике потрет, стакан и раскрытая книжка. Это не комната ремесленника, отца Шагала. Это комната интеллигентных молодожёнов. Мещанствующих, судя по накидке на стул. Справа ещё одно окно с видом на одноэтажный городок с множеством печных труб на крышах. Вот это крылатая муза в блузке и с крыльями, лицом похожая на жену Шагала, и внушает похожему на Шагала элегантно одетому (не боящемуся запачкаться красками) художнику перед мольбертом, что воспевать. – Какой, к чёрту, космос? И не в том дело, что у настоящего художника выражено не то, что видят ваши глаза. А в том, что Шагал – какая-то пародия на настоящего художника. Как я – духарящийся классный волейболист. Но такой же по уровню культурной публике он подходит. Тем паче, что многие не смеют откровенно сказать: “А король-то – голый!” – Засмеют: “Отсталый”.

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/YxDhyVydZAnjbSbu