Беру текст ставшего потом знаменитым искусствоведа, Пунина. Должно ж его величие прорезываться и в ранней работе, да? И, что его привлекает символизм, не страшно – христианство и символизм похожи по своему сверхисторическому оптимизму. Я не удивлюсь, если Пунина потянет на, мол, отражение Рублёвым (в 1410 — 1420-е годы) урока Куликовской битвы (1380): на пользу объединения русских. И, так приготовившись, стану читать и комментировать слова Пунина от “Троице”. – Его слова – косым шрифтом, мои – прямым.

"На доске изображена в традиционной византийской иконографической схеме ветхозаветная Троица, выделенная из сцены явления Аврааму трех ангелов под дубом Мамврийским как образ Господней трапезы или как прообраз евхаристии. Ангелы в одеяниях густого теплого тона [густой тёплый тон (коричневый) только в одежде центрального ангела] - медленны и нежны движения рук - сидят на высоких седалищах вокруг трапезы, склоняя с бесконечной грацией убранные пышными высокими прическами головы и с какой-то меланхолически строгой задумчивостью устремляя глаза в немую и тихую вечность. В иконе нет ни движения, ни действия - это триединое и неподвижное созерцание, словно три души, равной полноты духа или ведения, сошлись, чтобы в мистической белизне [где она?] испытать свое смирение и свою мудрость перед жизнью, ее страданиями и ее скорбью [по-моему, слова подобраны, исходя не из реалий того, что видят глаза: о жизни (со страданиями и скорбью), что здесь, надо думать отстранённо и белый цвет тут привлечён от знания, что он - символ Божественного света, в смысле, раз Бог тут, на земле, то отстранённые мысли Его – там – в белизне. Ладно. Примем.]. Ангелы даже не имеют внутренних, нестилистических отношений друг к другу [по-моему, их полно (см. тут): эквидистантность, симметрия], они только повторяют трижды одну и ту же душевную тишину [слова стилистики, как специальные, да, режут слух, и они заменены тем, что стилем выражено], и от этого повторения сила этих молчаний приобретает величие, тишина ширится, покрывает собою всю икону, все горизонты мира, небо и пространства между звезд [если уважать выражаемое больше того, чем выражено, вплоть до умалчивания о том, чем выражено, то да]. Покоренные ею горы и символическое дерево склоняются, следуя ангельским движениям, замыкают их собою, образуют единственный ритм всей композиции, усиливающийся усталым спокойствием ангельских крыл. В этом словно все время нарастающем движении линий, в невозмущенной тишине душевного мира, в безболезненно чистом созерцании одиноких и остро печальных ликов вычерчивается незаметными, едва ощутимыми линиями индивидуальная сущность каждого из трех посланцев неба [а ведь не докажет индивидуальности!]; пусть это - одна душа, но у нее три формы, и она трепещет по-разному в этих формах [так и есть!], подобно тому, как свет месяца по-разному трепещет в приходящих и уходящих волнах [это вряд ли доказательство]. Это тончайшее разделение внутренне и внешне связанных состояний духа в сущности и есть художественное содержание иконы, ее тема, ее идея, идея совершенно исключительная по глубине и крайне сложная в выражении [грубо – образ единства народа перед игом, чего опять не было вскоре после победы Дмитрия Донского] .

Как долго и как внимательно ни изучаешь икону св. Троицы, ее нежная грация, ее вдохновенная мистическая сила не перестают волновать воображение [Нет! Только если думать противоположностью: нет-де этого на Руси в реальности, когда есть в Троице (После нашествия Едигея Москва ослабла и была вынуждена вновь платить дань Орде)]; можно приподнять слой за слоем черты ее стиля, можно раскрыть ее содержание, но и после долгого и тщательного анализа остается еще нечто, что придает этому памятнику очарование, по-видимому, неисчерпаемое. Словно жизнь [вот именно: своим наоборот!] продолжает питать эти линии, эти лики, и каждый новый день ложится на них светом своих лучей, горестью своих забот и тоскою своего умирания. Эта зыбкая небесно-светлая красота сама по себе уже говорит о том, что мы имеем дело с памятником, созданным необычайно высокой творческой волей. Дело, конечно, не в чистоте стиля всего памятника, ибо как раз чистота стиля и не служит признаком большого вдохновения. Пусть некоторые исследователи и находят, что икона св. Троицы несколько суха (формы драпировок), а иконописный шаблон уже намечается во всех деталях иконы. Нас поражает выразительность и непосредственность замысла [а по-моему, обратность жизни; непосредственность – только в мечте о единстве], язык самой живописи, живая сила вдохновения - а при наличности таких условий нет никаких оснований отрицать величие гения, создавшего эту икону” (http://andrey-rublev.ru/antology-punin.php).

Ещё более хлёстко бы звучало, если б вменить Рублёву предчувствие смуты, какая наступит через несколько лет на Руси из-за столкновения двух принципов наследовапния престола, старого, родового (первый - старпший в роду) и семейного (первый - сын).

Но текст Пунина даже не даёт себя намёком считать.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/nedoumeniia-608d782cb8e935293cb75774