Выпад такой:

Монументальность распространяется даже на натюрморты. И называются они, например, у того же Машкова, эпически — “Снедь московская” или “Советские хлебы”. Бывшие “бубновые валеты” вообще первые по части предметного богатства” (Галина Ельшевская).

Ответить на выпад помог выпад другой, наверно, либералки:

Есть разница в том, чтобы писать еду, когда она просто еда, и писать хлеб, когда ты уже хорошо знаешь, что его может и не быть. Здесь – второй случай” (Алёна Эсаулова).

Гаргантюа меня пронзил…

И у меня возникла мысль, что Машков открыл гиперреализм для своего времени. Когда тот родился второй раз, после Второй мировой войны, от ужаса Потребления, мне повезло непритворно испугаться, с ним встретившись на оппозиционной выставке на Малой Грузинской в 70-е годы (см. тут).

Машков теперь меня в жуть не кидает, но я умом понимаю, что это – истерика. Она написана через 3 года после голода в Поволжье. “Советские хлебы” (1936) написаны через 4 года после голода на юге. А вообще Машков повернул к гиперреализму в Первую мировую войну. Страшно ж за свою жизнь. Это ещё сильнее заставляет плохо думать обо всём Этом мире, и ещё сильнее укрепляет в подсознательном идеале пробуддизма, как бегства из этого страшного мира.

Работает “минус-приём”. Ничего нет в “тексте” о мировой войне или о голоде, но это супер-чувство опасности реет в воздухе. Это – одно противочувствие. А другое – перегиб в какую-то супер-жизнь, данную в “тексте”. И катарсис от столкновения этих противочувствий – бежать в какое-то вообще малочувствие.

Гиперреализм прямой наследник брутальности, характерной для “Бубнового валета”, вот только не замечают, что брутальность – это для одного из противочувствий.

В принципе гиперреализм Машкова должен бы вызывать чувство негативное (ведь хотеть малочувствия – это не позитивное переживание) при любой тематике натюрморта.

Но я просто как-то опешил от такого.

Мне знакома эта скатерть! Мне видится бутон розы вот тут.

Она была в нашей семье и пережила эвакуацию в Среднюю Азию в 1941 году, потому что я её помню после войны. Она лежала в сундуке и вынималась только по большим праздникам. Потом мы несколько раз меняли города и улицы проживания. И я не помню, когда она исчезла. Но уверен, что мы её не продали в 90-е, хоть что-то из вещей и продавали. Нам везло выживать и в 90-е. Я, совковый инженер не карьерист, жил очень бедно. Видно, родители мои до войны считались богатыми, раз у них была такая скатерть (и правда, мы ж спаслись в войну, потому что папа купил лошадь, воз и сено, чтоб мы могли удрать от фронта; это ж, наверно, было очень дорого {5000 руб. стоила лошадь в 1937, средняя зарплата в 1940 - 80,6 руб., пусть мать с отцом зарабатывали 100 руб. - 50 месячных зарплат!}). Подобная скатерть потому, наверно, попала в натюрморт Машкова, что она богатая. Гранат и хурма для центральной части СССР тоже не рядовые фрукты. То же не абы что и маклюра (с жёлтой бугристой кожей). Она используется в декоративном садоводстве. – В общем, Потребительство цвело в довоенном СССР. И крайне огорчало Машкова.

И никакой сверхбдительный человек не мог даже подумать по таким картинам, что он некий кронтрик.

.

Пронзительная проработка скатерти, заставляет меня обратить внимание на такой портрет.

Булочки тут тоже, как живые. И халат – тоже.

Женщину отправили на курорт, в Ливадии она. Во дворце каком-то. Рабочему человеку впрыскивают дозу комфорта. (Ненавистного Машкову.) Но его не радует и то, что прядильщица не вписывается в комфорт. Пришла в столовую в халате, собирает остатки гарнира из миски кусочком булки. А главное – лицо человека, не способного осознать, что комфорт – это комфорт. Такая не возвысится культурно, хоть ей жить ещё столько же, сколько она уже прожила. – От такого столкновение двух нехорошестей катарсис – убежать из Этого плохого мира куда-то, где не пришлось бы ни от чего раздражаться.

Если Ельшевская права с такой характеристикой того, что выдаёт себя за соцреализм:

то Машков точно не соцреалист, кем она его назвала за натюрморты. Тут не "способ восславить”, а повод погоревать.

И тут доказательство, что пробуддизм был у него подсознательным идеалом. Ибо сознанием он исполнял то, что написала Ельшевская. Вот доказательство:

"Машков записал в уголке листа: “Портрет прядильщицы Зеленковой П.Т. Проработала 26 лет прядильщицей фабрики имени Халтурина, Ленинград”. Илья Машков. Крестьянский курорт. Ливадия. VIII. – 1925 г.”.” (https://lenoblast.bezformata.com/listnews/plyus-kulturizatciya-maloj-rodini/945126/).

А как же, спросят меня, объяснить колоссальную активность Машкова на поприще культуры? – Смотрите:

На это всё один ответ: его подсознательный идеал пробуддизма не был дан его сознанию.

.

Я задался вопросом: а зачем Машков вставил в обсуждавшийся натюрморт со съестным ядовитую маклюру? – Думаю, для проявления насмешки над Потребительством.

Подобным, более ясным проявлением насмешки является чудовищной величины окорок вот здесь.

Нормально подают в гораздо меньших тарелках и меньшим куском.

Может, такой размер, как у Кончаловского и в природе не бывает. Длина вилки 20 см, её размер 1,5 раза укладывается в длину окорока на картине. Это 30 см. Но окорок лежит под углом около 45 градусов к плоскости холста. То есть мы видим катет равностороннего прямоугольного треугольника. Его гипотенуза равна 30∙√2 = 30∙1,4 = 42 см. А какие размеры свиньи?

Возьмём самую большую – 150 см. При этом окорок находится, собственно где?

Какую часть длины составляет окорок?

Одну восьмую. 150:8 = 18,75 см. – Так и есть! Такой величины окорока, какая нарисована, не бывает.

Да простая интуиция должна сказать, что Кончаловский надсмеялся своим угощением.

А что пишет ёрничающая на счёт соцреализма Ельшевская?

Она, может, и права. Но с бубновалетовцами пролетела. Они ни к какому соцреализму не имеют отношения.

Впервые опубликовано по адресу

https://dzen.ru/a/YtBCyp-AFWLX8Dag