С. Воложин.
Мандельштам. Египетская марка.
Художественный смысл.
Тишины бы! |
Против Дмитрия Быкова 17.
В этот раз станем кружить вокруг “Египетской марки” (1927) Мандельштама. Так случилось, что мне очень повезло, и – я так считаю – она мне открылась (см. тут). Открылась способом, для Дмитрия Быкова непостижимым: как геометрическая, скажем так, сумма противочувствий. Самоцитата: крайне хорошее + крайне плохое = среднее. Так, уподобляя геометрической сумме, я формульно пересказываю “Психологию искусства” Выготского: беззаботная красота (Стрекоза) + скучная ответственность (Муравей) = незалёты трезвости реалиста. То есть художественный смысл нецитируем. – Это, теория художественности Выготского – высший, считаю, пилотаж в литературоведении. Быкову до него, как до луны. Вот и посмотрим, как я с ним не совпаду. (Хотя. Чёрт его знает. Он же писал стихи. Вдруг у него иногда прорезывается вкус {он замена знанию теории}. Мандельштам в 1927 году достаточно антисоветский автор. Быков тоже антисоветский. Может, Быкова это совпадение озарит, и я с ним совпаду где-то {ибо я объективный}?)
Читаем до первого моего несогласия с Быковым (хоть мелкое да должно ж оно быть?).
"А у Мандельштама каждая строка отдельно, как замечательно писал про него Шкловский в 1922 году ещё в “Сентиментальном путешествии”, вспоминая их общее пребывание в Петроградском доме искусств” (Время потрясений. 1900-1950). М., 2018. С. 318).
Мне не было ясно это "отдельно”. И я решил проверить, не будет ли яснее у самого Шкловского. Открыл. Спросил Find-ом: “Мандельштам”, - нет такого слова. “Дом” - рядом с ним нет ничего Петроградского. То же с буквосочетанием “искусств”. Тогда я спросил поисковик: “Шкловский Мандельштам строка отдельно”. И он мне выдал, что это таки Шкловский, но “Гамбургский счёт”:
"По дому, закинув голову, ходил Осип Мандельштам. Он пишет стихи на людях. Читает строку за строкой днями. Стихи рождаются тяжелыми. Каждая строка отдельно. И кажется все это почти шуткой, так нагружено все собственными именами и славянизмами. Так, как будто писал Козьма Прутков. Это стихи, написанные на границе смешного” (https://booksonline.com.ua/view.php?book=32834&page=51).
Не тот смысл, как у Быкова: не строфы, мол, носители “законченной мысли. Как факт, вот, например, обрыв: “А где хватит на полразговорца,”.
Безответственно Быков и сказал, и сослался.
.
"…“Египетская марка” ― текст, не рассчитанный на прямое усвоение, на обычное чтение. Он рассчитан на долгую расшифровку…” (С. 318).
У меня обратное мнение: надо быстро прочесть и впитать впечатление. Кто прочтёт мой разбор, может, согласиться, но я не настаиваю.
.
"Мандельштам изобрел новый способ рассказывать историю. Почему он это сделал? Это довольно естественная вещь для него как для поэта, он же сам говорил, что мыслит опущенными звеньями. Это значит действительно очень много сожженных мостиков. Авторская мысль летит, а маршрут ее полета приходится восстанавливать самим с помощью начального и конечного звеньев…” (С. 318-319).
Я думаю иначе: как указал вначале. Опущенные звенья – это как бы геометрическая сумма, нецитируемый художественный смысл.
Меня можно поймать: вы, поборник тождества подсознательного идеала и художественного смысла, оказываетесь у разбитого корыта при слове “мыслю” Мандельштама: "Я мыслю опущенными звеньями” (Эмма Герштейн. Мемуары. С.-Пб., 1998. С. 19). Ибо слово “мыслю” и подсознательный идеал не совместимы.
Выкручиваясь, я могу сказать лишь одно и не доказанное экспериментально: подсознательный идеал может мотаться то в сознание, то вон: когда потребует поэта к священной жертве Аполлон.
.
"Что происходит в 20-е годы с прозой? Надо как-то осваивать, осмысливать материал русской революции… В результате проза начинает переживать колоссальную ломку. Скажем, титанические попытки старой формы сладить с новой реальностью - это роман Константина Федина "Города и годы", роман плохой, но необычайно интересный и талантливый. Плохой потому, что форма разлезается.” (С. 319).
Читателю дальше придётся верить на слово или Быкову, или мне. А мне можно и не на слово, ибо я специально прочёл этот роман Федина (см. тут). Можно прочесть и лично оценить, кто убедительнее.
Быков не понял, что это не "разлезается”, а образ революции такой:
"…в разных вариантах силится литература объять и передать новый вихревой ритм времени, ритм неслыханно властный, стоящий превыше возможностей отдельной личности - ритм надличный, предличный, сверхличный.
Стихия революции и гражданской войны прочно ассоциируется… с этим "метельным стилем"” (Аннинский. http://vivovoco.astronet.ru/OUTSIDE/OSRTOVSKY.HTM).
Впрочем, кто его, Быкова, знает: может, он не не понял, а нарочно, будучи антисоветчиком, не разрешил себе понять.
.
"Попытки [Федина] натянуть на русскую революцию каркас старого авантюрного романа” (С. 319).
Теперь Быков не понял ещё и авантюрный роман.
Забавность плутовских новелл, а потом и романов, имела целью тихой сапой протащить в сословное общество Средневековья ценность внесословных отношений. Забавность в глубине противоречила протаскиваемой принципиальной ценности серой несословной жизни. (Об этом с железной логикой объяснено в “Происхождении романа” Кожинова. Но Быков, это произведение явно не усвоил.) А неожиданность и повышенная живость у Федина, наоборот, величию экстремизма соответствует.
.
"Появляются романы Всеволода Иванова "У" или "Кремль", где герой появляется в главке и немедленно исчезает. Иногда от него остаются только инициалы, иногда только фамилии” (С. 320).
Мне было или читать ещё и эти произведения, или довериться только что процитированному Аннинскому, совсем не антисоветчику. Я выбрал второе:
"…пьянящая метафоричность Вс. Иванова…” (Аннинский. Там же).
По вероятности прав не Быков, а Аннинский. – Мне просто не хочется слишком отвлекаться от “Египетской марки” с похожим "метельным стилем”.
.
"Появляется абсолютно авангардный по своим временам роман Шолохова "Тихий Дон"…” (С. 320).
Я не согласен со словом "авангардный”. У меня сложилось исключительное, но логически обоснованное мнение, что авангард – это футуристы, которые за прогрессивное, но их уязвляет то нехорошее, что связано с прогрессом, из-за чего футурист корёжит изображаемое до непонятности широким массам (см. тут).
А в “Тихом Доне” никакого корёжения изображения нету.
.
"Его вариант романа, или точнее, конспекта романа, связан с тем, что героя, вокруг которого можно построить повествование, больше нет” (С. 321).
Я просто пожимаю плечами. Героя зовут Парнок. Оно повторяется в произведении 35 раз.
Я б, наоборот, сказал, что в произведении нет ничего, что бы не было подано с точки зрения этого Парнока. Ничего от автора. Как у романтиков. Только романтики так удирали в свой прекрасный внутренний мир, а Мандельштам (по пути наибольшего сопротивления?) – наоборот – применил это для выражения своего подсознательного идеала трезвости. (Тут надо вернуться в начало статьи, где применено это слово “трезвость”, а лучше б – прочесть по ссылке мой разбор этой вещи. Но я понимаю, что это – слишком большие надежды на читателя. Так зато читатель, возможно, и не поймёт моей критики Быкова. В конце концов, не исключено, что мне более интересно, смогу ли я Быкова оспорить, чем чтоб меня понял читатель.)
.
"Началось время хаоса. Трагедия личности, которая растоптана и уничтожена толпой, и есть трагедия Парнока, главного героя "Египетской марки", маленького человека, вокруг которого толпа пляшет свой страшный хоровод” (С. 321).
Очень естественные слова для человека, для которого не существует нецитируемости художественного смыла (он же – подсознательный идеал). Слова “трезвость” нет в тексте произведения – всё: не для выражение трезвости произведение написано.
(Спустим Быкову забывчивость: применение слов "Парнока, главного героя”, помня, что статуса вообще героя и имени Парнок был лишён в предыдущей цитате. – Быков же не брал на себя обязательство выражаться точно. Ему важно выразить общее “фэ” советской власти. А этого и без точности можно добиться.)
Весь ужас положения состоит в том, что Быков не логику нарушил (он логичен), а применил её там, где это недопустимо. Художественный смысл должен быть угадан, а не выведен логически. Им должно озарить. И если такое кому не дано, то…
.
""Египетскую марку" вообще довольно приятно читать, в том числе и вслух” (С. 321).
Не согласен. Там же в тексте – ужас смятения:
"Бочком по тротуару, опережая солидную процессию самосуда, он забежал в одну из зеркальных лавок, которые, как известно, все сосредоточены на Гороховой. Зеркала перебрасывались отражениями домов, похожих на буфеты, замороженные кусочки улицы, кишевшие тараканьей толпой, казались в них еще страшней и мохнатей”.
Получать удовольствие от натуралистичного описания ужаса это, по-моему, как наблюдать за истязанием злыми пацанами кошки, скажем. Она дико кричит от боли, а тебе приятно, да?
.
Одним из ужасов для Парнока-Мандельштама является активность масс. Так Быков, солидаризируясь, бросает камень даже в массовую активность своих либералов (по поводу слов: "как коты, с бантами” - красными – тогда):
"Им неважно, повязывать на себя тигровую ленточку, красную или белую в иной момент. Им важно повязать на себя ленточку и тем самым сложить с себя все общественные обязанности” (С. 321).
Но важно ж рассмотреть, как ужас развоплощается. Через столкновение с замечательностью, результатом чего и рождается катарсис-художественный-смысл.
А в чём замечательность Парнока? – Его дети идиотически неверно обзывали египетской маркой, чем-то редкостным, что относиться б должно к исключительному позитиву, а не забитому типу.
Но где уж Быкову до таких озарений… Он пользуется текстом об ужасах для плохих ассоциаций тех, тогдашних, с сегодняшними, связанными с кровавым путинским режимом (с георгиевской ленточкой, с уважением к церкви).
.
В конце Быков пересказывает один из вариантов объяснения названия. Много их, в том числе и использованный Быковым, описаны тут. Но мне представляется, что самое лучшее – это редкостность марки.
5 мая 2021 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |