Прочли, читатель, эпиграф? А я хочу ещё большей глубины. Если для Лосева поскольку "в основе всего [в античности] лежит живое человеческое тело*, оно и есть единственный идеал для всего” (http://psylib.org.ua/books/lose001/txt04.htm), - то для меня этот идеал – всего лишь осознаваемый более или менее. А я хочу найти следы подсознательного идеала, который – метафизическое иномирие. То есть Лосев говорит о мировоззрении, а я о… мироотношении (пусть будет такое слово, чтоб отличаться).

В “Дискоболе” (см. тут) мне это удалось увидеть: в невидимом для неискусствоведов уравновешивании объёмов, делающих движущееся неподвижным, мы имеем образ иномирия, лишённого времени.

А вот удастся ли мне искомые следы иномирия найти в других произведениях античного прикладного искусства (приложенного к выражению мировоззрения общества с бездушным общением господ с рабами, что было новостью для всех после недавнего первобытно-общинного строя)?

Сначала зацеплюсь за приведённые Лосевым ленинские слова об идеализме: "возможность отлета фантазии от жизни” (Там же). От неба – к Зевсу. От моря – к Посейдону… Но отлёт – осознаваемый, хоть Ленин назвал его подсознательным. – Ну пусть это будет низким уровнем подсознательного, чтоб с Лениным не ссориться. Так вот сам факт человекоподобия богов не есть ли след подсознательного идеала человека освободиться от воли богов? Если мифология, по Леви Строссу, берёт людей за групповое начало, то, может, так она берёт только сознание. В виде общих, мол, правил. А подсознание – наоборот: той самой мифологией как-то бунтует против группового начала, против общих правил. – Ведь общие правила в раннем рабовладельчестве отличались от общих правил в первобытно-общинном строе, который был в Древней Греции (не в пример Древний Египет) ещё недавно и как-то помнился… И там "род является целью для самого себя, где поддержание и продолжение жизни родового коллектива и есть весь возможный идеал” (http://psylib.org.ua/books/lose001/txt05.htm). Соответственно, в Греции жарко. Вода – критична для выживания. Вот только глечики и сохранились. Украшенные орнаментом из-за ультрапочитания. А теперь, в рабовладельческом строе? В конце концов, не только раб чувствовал угнетение, но и господин, ибо уже нельзя было жить только своим натуральным хозяйством. То есть появились внешние правила-боги. Вот древнему греку подсознательно и хочется вообще вон из Этого мира, что находится под властью олимпийских богов-правил. А? Сознательно он их хвалит (чудным телом). А подсознательно, непостижимостью их красоты для профанов и постижимостью для художников, он – против. И за – иномирие (художник-де выше божественных правил, раз сумел их в красоте овеществить).

Значит, как в “Дискоболе”, надо искать моменты непостижимости для простого человека. Художник-то, да, знает, какое оно, скажем, золотое сечение (ему бог искусства подсказал, так он понимает тот факт, что ему открыли цеховой секрет другие скульпторы), но как он понимает свою власть над будущими оценками зрителей? Не соперничает ли он тайно с богом. А если соперничает, то не улетает ли он в иное иномирие, чем олимпийское? Не бунт ли это? Подсознательный.

Левый бог на картинке явно красивее правого. А что это в любой фигуре так, если от низа до пупка 62% от роста, а от пупка до верха 38%, того простой зритель никогда не узнает. Он чует присутствие бога-красоты в скульптуре – сознанием. А подсознанием – что скульптор выше бога.

На моём экране рост левого 162 мм, до пупка 100 мм (61, 7%). Рост правого 182 мм, до пупка 108 мм (59,3%).

С этим моим подсознательным идеалом я вообще почти вывожу искусство из человеческой истории. Ведь люди-то античности не осознают подсознательного. Так древние и не говорят об искусстве, как об искусстве в “моём” смысле. Оно для них ремесло.

То, что оно во время античности "требует спокойствия, устойчивости, беспорывности” (http://psylib.org.ua/books/lose001/txt04.htm), кричит, что я натягиваю на авторов ницшеанство, воинствующий субъективизм, которому нужно доводить восприемника скукой до предвзрыва, чтоб ожидаемый взрыв был такой силы, что вышвырнет вообще в иномирие.

Нет, конечно, это близко друг от друга – беспорывность и скука. Но не проще ли думать, что я натягиваю на дела несколькотысячелетней давности современное мироотношение? Разве может быть, чтоб так и прошёл незамеченным для массы людей античности тот факт, что безэмоциональность творений искусства сродни тому, как русские из-за отчуждения после ссоры переходят с душевного ты на официальное бездушное вы, внутренне кипя от злости на обидчика? Ведь из замеченного есть только один, косвенный, факт, что имя Гомера известно почти всему человечеству через более чем три тысячи лет. – Почему? – Я предлагаю считать, что из-за чрезвычайной тонкости переживания общения подсознаний автора и восприемников. Того, что до сознания обоих не доходило. Особенно на фоне повсеместных, дескать, результатов во всём деятельности богов. – Ценители, чуя подсознанием своим подсознательный идеал Гомера, Гомера очень хвалили, а все последующие поколения, как бараны, повторяли.

Или, может, всё-таки можно находить объективные следы этого подсознательного идеала ницшеанства? В той же "устойчивости”… Этот мир же НЕ устойчив, он – в движении. Вот что, собственно, делает этот Аполлон? Он "какой-то театральный, будто он играет собственную роль” (http://pochemuha.ru/chto-obshhego-u-apollona-s-belvederom). А что такое играть роль? – Это быть исполнителем чужой воли. Это не самодвижение. – Но вернёмся: ведь негатива в искусстве античности не осознавали тысячи лет. Или можно как-то спасти положение?

Лосев как бы отвечает на мой вопрос: “Да”. Смотрите:

Я уточняю: людям нравится тонкость общения подсознаний по сокровенному поводу – неосознаваемого негативного отношения к "скованности, неповоротливости” (Там же).

Эти слова Лосев применяет для оценки произведений искусства античности с точки зрения людей социализма (свободных в идеале). – Так не это ли есть как раз впадание в знаменитый грех модернизации?

А вот когда я увожу негативное отношение к изображаемому в подсознание, я, мне кажется, в грех модернизации не впадаю. Ибо ценность тонкости переживания – внеисторическая. Она – то, что оставляет возможность даже и прикладному искусству (античное приложено к знаемой идее телесной красоты как неглубоко-подсознательного выражения благости, "когда организатор производства… занят именно…. организацией живого, но неразумного тела” раба), - ценность тонкости переживания даёт прорываться на высший уровень искусства, на уровень неприкладного, обеспечивающего общение подсознаний автора и восприемника по сокровенному поводу.

В самом деле – должно ж у искусства быть что-то, что по праву разрешает его называть одним и тем же словом – искусство-в-высшем-смысле. Вне зависимости от того, доисторическое оно или историческое, а это последнее – древнее или поновее.

Я такой зримо представимый аналог предлагаю: пунктир с малым числом коротких чёрточек и большим числом длинных пропусков между ними. Как ни мало чёрточек, всё же вместе с пропусками это пунктир.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/ruzhizn/solomon-volojin-vse-glubje-i-glubje-i-glubje-5e848babc52d023d8c958b88

* - А почему не одетое тело.

https://litlife.club/books/193158/read