Плохо это – предвзятость – да? Казалось бы.

А вот я ожидаю от неё… озарения. Потому что пойду с нею по пути наибольшего сопротивления. Он же приводит к озарению, к открытию всегда скрытого художественного смысла художественного произведения. Я обращусь к мыслям Сарнова о Блоке. И что ни скажет Сарнов, то будет неверно, хоть и очень умно. Потому неверно, что, я знаю по прошлым обращениям к нему, он не владеет понятием нецитируемости художественного смысла.

Поэтому когда он подкалывает исследователя вопросом: когда, мол, тот открывал исследуемого “просто так “для души”, снять с полки и раскрыть томик Блока?” (Сарнов. Кому улыбался Блок. М., 2010. С. 67), - он подкалывает и меня. Я никогда не открываю для души никакого поэта. И, казалось бы, должен буду быть побитым Сарновым, так начинающим развенчивать очередного неверно пишущего о стихах. Это И. Т. Крук.

Ан.

Сперва, однако, прочтём само стихотворение Блока, “Скифы”.

Внешне в конце идёт речь о формальных призывах к Четверному союзу и к Антанте Советской России прекратить Мировую войну, о призывах к миру без аннексий и контрибуций (“Придите в мирные объятья”) и о неформальной угрозе Ленина (при отказе всех призываемых войну кончить) подписать сепаратный мир с Германией любой ценой (“идите на Урал”), и пусть Антанта тогда сама (“Мы поглядим, как смертный бой кипит”) воюет с Четверным союзом (“свирепый гунн… будет… Жечь города”).

В реальности большинство руководства партии большевиков было против Ленина. Вряд ли Блок мог это знать 30 января. До Брестского мира с его аннексиями и контрибуциями было ещё полмесяца. Но художественный гений Блока с политическим гением Ленина, как видим и как это ни удивительно, совпадал. – Почему это могло быть? – Думается, потому, что Блок руководствовался здравым смыслом, который “апеллирует к привычным для большинства людей понятиям: слабая армия не может воевать против сильной; если невозможно сопротивляться, нужно подписывать ультимативный мир” (http://needlib.com/bibl/index.php?page=3&Id=117240). А Ленин, видимо, считал, что успех дела революции будет лишь там, где руководит он. И предложение Троцкого считал рискованным: ни войны, ни мира плюс демобилизация армии, - и если Германия станет наступать, то по моральным соображениям нарвётся на революцию у себя, в Германии. “Риск в позиции Троцкого был не в том, что немцы начнут наступать [у них сил не было наступать], а в том, что при формальном подписании мира с Германией Ленин оставался у власти, в то время как без формального соглашения с немцами Ленин мог эту власть потерять” (Там же).

Ещё в стихотворении, - внешне, опять же, и сначала, - речь идёт о более тяжёлой истории Руси, спасшей Запад от татаро-монгольского нашествия в христианское время. Самое страшное, мол, что Запад знает, - это землетрясения в Лиссабоне (1755 г.) и Мессине (1908 г.).

Но и в античное время, по Блоку, происходило что-то подобное историческому неравенству.

Пестум – античный город в Италии, основанный греками в VI веке до н. э., как бы символ древней культуры Запада, обгонявшего по культурному развитию Восток, т. е. современных Западу соседей, варваров скифов.

Сфинкс – крылатая собака-дева, убивавшая неразгадавших её загадки путников, юношей-фиванцев, насланная на город Фивы за провинность её царя, и покончившая с собой прыжком с горы, когда её загадку разгадал шедший в Фивы Эдип, впоследствии аж самого царя этих Фив убивший, не зная, что тот – его отец. То есть Сфинкс – жертвенно прекратила чрезмерное наказание города. Скифия-Сфинкс готова жертвовать собой ради других, по Блоку.

А в ответ Запад, по Блоку же, обирал Восток, да и Россию (“Копя и плавя наши перлы”), и вообще держал камень за пазухой.

И за всё мы его, ненавидя за чуждость, расчётливость, и любили ж тоже по широте души своей, понимая, что это не может понравиться.

И вот – последнее противостояние и, возможно, примирение…

И, в общем, как-то не поймёшь, чего больше: зла или добра.

Вопреки эпиграфу, однозначно агрессивному.

Так упомянутый Сарновым Крук видит в блоковской России только добро, над чем Сарнов справедливо насмехается. А сам Сарнов, - при некоторых дипломатичных оговорках, - видит только зло:

Блоку издавна была свойственна неприязнь к духу буржуазности. Неприязнь, подчас доходящая до умоисступления” (Там же. С. 69 - 70).

И Сарнов процитировал соответствующее письмо Блока. И оно для Сарнова – последний критерий истины. А так нельзя. То, что написано вне текста художественного произведения, может служить лишь вспомогательным средством.

А что в художественном тексте? Вот хоть в первой же строке… - “Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы”.

Противопоставляются два способа счёта: рациональный и интуитивный. Вот про племена, находящиеся почти на первобытной фазе развития, известно, что их пастуху достаточно одного взгляда на стадо овец, чтоб отличить, что в, скажем, стоголовом стаде стало на одну овцу меньше, следовательно, надо начинать её поиск.

Но не в том идея, что интуитивное, русское, значит тупо лучшее. А в том, что оба способа счёта соотнесены русским. Речь о знаменитой, ещё с пушкинской речи Достоевского остро осознанной многими и многими всемирной отзывчивости Пушкина, переносимой с него на всю Россию, как страну мессианскую, призванную, жертвуя собой, спасти человечество: “Способность эта есть всецело способность русская, национальная, и Пушкин только делит ее со всем народом нашим, и, как совершеннейший художник, он есть и совершеннейший выразитель этой способности, по крайней мере в своей деятельности, в деятельности художника. Народ же наш именно заключает в душе своей эту склонность к всемирной отзывчивости и к всепримирению и уже проявил ее во все двухсотлетие с петровской реформы не раз <…> Ибо, что делала Россия во все эти два века в своей политике, как не служила Европе, может быть, гораздо более, чем себе самой?”.

Не мог Блок знать, что в дни написания этого стихотворения идущие в Бресте переговоры о мире с Германией были, наоборот, со стороны Ленина первым предательством будущего блага всего мира, Мировой революции, которая была возможна, только если революция вспыхнет и победит и в Германии, чему способствовать можно было не миром Советской России с империалистической страной, а революционной войной с тою, почти вконец обессиленной. Но общий военно-революционный настрой среди правящих тогда партий (Ленин был исключение) был так велик и заразителен, что Блок, - это ещё с начала века чувствилище революции, - не мог не бежать впереди паровоза. Сама мессианская православная идея о Москве как о Третьем Риме неверующему Блоку помогала.

И всё больше нематериальный то был у него порыв.

Видно ли это в тексте? – Не должно быть видно, если по теории нецитируемости.

Посмотрим на самый конец стихотворения (начала и концы – самые значимые места в художественных произведениях). В предпоследнем четверостишии предельная материальная заинтересованность: гунны ж активизировали германское миграционное пространство в начале великого переселения народов, разрушившего старый мир, Римскую империю, как и теперь, вот, грозит от германцев обрушиться теперешний “старый мир”, и вот “свирепый гунн В карманах трупов будет шарить, И мясо белых братьев жарить!..”, то бишь немцы через полтора тысячелетия, наконец, окончательно покорят тех, кто западнее их. В последнем четверостишии тоже предельная материальная заинтересованность: “пир”. Варварская заинтересованность. Обе заинтересованности негативны. И, раз в своей негативности обе отрицают друг друга, то что ж утверждается? – Что-то одухотворённое. Но очень удалённое от религии, от смирения, от слабости и её восполнения. И потому очень похожее на недавнюю тогда моду, на ницшеанство.

И процитировать это нельзя.

А почувствовать – можно.

В какой-то мере почувствовал и Сарнов, только вдумываясь в текст не стихотворения, а блоковского письма:

“Из процитированного отрывка видно, что истоком этой всепоглощающей ненависти у Блока было отталкивание не столько нравственное или социальное, сколько эстетическое: “… обстрижен ёжиком”, расторопен…” <…> этот эстетический критерий он превратил в фундамент своей философии истории” (Там же. С. 70).

Совсем как Ницше (первая книга того называлась “Рождение трагедии из духа музыки”). А что говорил о революции Блок? – “…у интеллигенции звучит та же музыка, что и у большевиков. Интеллигенция всегда была революционна” (Собр. соч. Т. 6. С. 8).

Но “Ницше” - это ж ругательное слово у некоторых. Так Сарнов, это слово не называя, всё же своих читателей пугает:

“…как опасен этот эстетический критерий в применении к истории, какими мрачными и страшными выводами он может быть чреват” (Там же. С. 71).

Сарнов даже настаивает на подходе к стихотворению не со стороны его текста, а со стороны мировоззрения автора:

“Из этого маленького отступления [через статьи, письма] в мировоззрение Блока, мне кажется, видно, что тот, кто не слышит музыки [стихотворения], может сделать попытку добраться до смысла стихотворения “с другой стороны” - непредвзято изучив взгляды художника” (Там же. С. 71).

Будто полнее всего художник выражается не в своих произведениях.

“Тем, кто не способен идти первым путём <…> идти вторым” (Там же. С. 72).

Будто есть другой, кроме озарения и осознания этого озарения.

Хотя... Другой таки есть: обратиться к собственному же (или чужому, но не Сарнова, в принципе не способного озаряться) озарению по поводу предшествующего произведения того же автора того же направления творчества. Что я и сделал (см. тут). А там резюме – жертвенное мессианство России. Что совсем не ницшеанство, попирающее всё во имя сверхчеловека.

В чём же дело? Почему Блок кажется ницшеанцем, им не являясь?

Потому что и ницшеанцы и революционеры – за радикализм в стремлении к новому миру, целому миру, не меньше, отвергнув, не меньше, полностью отвергнув “старый мир”.

Мещанину Сарнову страшны оба, может, ещё и поэтому он глух к нецитируемой жертвенности?

“Революция духа” были общие слова для обоих радикализмов. Только ницшеанцы плевали на всех ради немногих, аристократов духа. А революционеры плевали на себя ради всех (спасены от ужасов капитализма – “старый мир… томишься мукой” – должны были быть и сами капиталисты). Массовый героизм помог большевикам победить в условиях гражданской войны и интервенции, но он, героизм, 30 января 1918 года был ещё впереди, зато Блок его предвидел: “есть любовь, Которая и жжет, и губит” любящего. Ибо такова логика любви ко всем – массовый героизм.

Вообще “Следует заметить, что [русских] символистов не интересовал Ницше “для самого себя”, но только “для культуры” (для их собственных построений)” (Паперный). Культура же – дело общее, духовное.

А Ницше такое духовное стесняло. Он был за освобождение от него и от идей. За аффекты и природное. За Диониса (требовавшего крайности: убийства всеми вместе бога Загрея) вместо Христа.

Вяч. Иванов сделал Диониса страдающим от такого убийства, Диониса заменил Христом и всё это назвал ницшеанством, ибо, мол, у Ницше проповедь сверхчеловека есть пророчество о сверхчеловечестве (Паперный). Аристократизме для всех.

Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу. И это, конечно, круто. Как и у Ницше.

И именно таким и воспринято Блоком у Вяч. Иванова: “В белом венчике из роз / Впереди — Исус Христос”.

Как можно было воспринять при таком передёрге Вяч. Иванова?

Из-за антирелигиозности Ницше, из-за его интуитивизма и музыкальности. Оба ж – и Ницше, и Блок – в какой-то метафизике обретаются, не от мира сего, мещанского. “Оценка [мол, со стороны Ницше] жизни — артистическая и антихристианская”, - конспектировал того Блок. А ещё у Ницше ж массовость дионисийских действ (убийства бога). Самое то для Блока. И на то, что главное для Ницше – возвращение к Дионису от Аполлона, Диониса отрицающего, - на то Блок закрывает глаза. Главное для Блока, что есть – разное и массовое. Как полифония. И то разное сводимо к синтезу. Как в полифонии же. – Вот и “музыка, что и у большевиков”.

Так и я, по совету Сарнова, прогулялся, доверясь Паперному, по мировоззрению Блока. И не увидел, как увидел Сарнов, “какими мрачными и страшными выводами может быть чреват эстетический критерий”. Ибо смотрел с точки зрения Блока. 30 января 1918 года большевики себя в его глазах ещё ничем не запятнали, Брестский мир ещё не был подписан, немецкое наступление, гражданская война и интервенция Антанты ещё не начались, все ужасы, творимые большевиками в ответ и во имя, ещё не существовали, кровавые ассоциации с Ницше – тоже, тем более – ассоциации Ницше с фашизмом, явно проявившие себя намного-намного позже.

А для Сарнова всё это уже было. И отвлечься от этого он не смог. Он в 2010 году грубо модернизировал Блока для нужд реставрации капитализма в России.

Можно же не извращая актуализировать Блока и его жертвенность российского мессианства, взглянув из сегодня на будущее, в котором человечеству грозит гибель от перепроизводства и перепотребления, от материального прогресса и духовного регресса. И заметив, что со своей недостижительностью в менталитете, россияне что-то не преуспели в реставрации капитализма. В то время, как для дела спасения человечества от прогресса, недостижительность как раз могла б быть ценна.

Как?

Национальной идеей ПОКА-модернизации. Где модернизация нужна России, чтоб не потерять свою идентичность в глобализующемся по-американски мире. А ПОКА – это разработка для каждой своей инновации сопроводиловки в духе Медоуза. Медоуз с 1980 года повёл обратный счёт десятилетиям игнорирования человечеством угрозы прогресса. Начни человечество с 1980 года бороться с прогрессом, оно могло б в будущем стабилизировать положение каждому человеку на материальном уровне небогатого европейца в 1980 году. Каждое же упущенное десятилетие снижает этот будущий уровень. И мера его должна отражаться в указанной сопроводиловке к каждой инновации.

Вот оно, блоковское “В последний раз - опомнись, старый мир!” и “Но сами мы - отныне вам не щит”, когда как раз – наоборот всё. Не предупреждение это лишь словом и не самоустранение это, а делом соучастие в общем самогубстве, чтоб поверили, наконец, народу, превозмогшему свою недостижительность, что этот акт его есть готовность к самопожертвованию и к смерти со всеми, раз он единственный понимает, что достижительность – это смерть.

Резко увеличенный военный бюджет России и возврат Путина в президентство – признак осознанной реакции России на угрозу потери идентичности и, может, неосознанное начало ПОКА-модернизации.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.lik-bez.ru/archive/zine_number4434/zine_critics4438/publication4463