Как же часто нам ничего не говорит произведение живописца, Боже, как часто!

Не зря, - слышал я по телевизору от Пиотровского, директора Эрмитажа, - музеи приобретают живопись в расчете, что будущее покажет ценность новинки. То бишь, можно подумать, нередко и спецы плывут в "понимании" картин.

А что если объявить о своем непонимании, коль скоро довольно многое что из произведений изобразительного искусства – было дело - открывалось мне?

Ну вот Анна Ахматова. Акмеистка в молодости. Ницшеанка, если в философском плане.

А что если она и в 1924 году была ницшеанкой, когда написала "Лотову жену"? Что очень похоже, раз поэтесса взялась воспеть не абы кого, а женщину, восставшую против самого Бога.

(Кто не читал Библию: Содом погряз в грехе гомосексуализма, за что был уничтожен Богом; спасся лишь праведник Лот с семьей; кроме жены, посмевшей, вопреки запрету свыше, при бегстве из приговоренного Содома оглянуться на этот грешный город как на нечто позитивное.)

Хоть акмеизм родился в оппозиции мечтательной неопределенности символизма, Ахматова в "Лотовой жене" не прошла мимо символизма цвета, какой был в первобытном сознании: "белое как благо, черное как зло, а красное амбивалентно и может приносить как добро, так и зло" (http://shulenina.narod.ru/Classiki/Stefanenko/etpsy/08.html). Ее персонаж хотел примирить черно-белое отношение к миру ветхозаветного Бога. В 1924 году, сама живя в жестокое черно-белое время власти большевиков, хотела ли Ахматова воспеть мягкость, коль скоро революцию она не приняла? – Думается, что как ницшеанка не могла она спасовать перед вызовом времени и ответила резкостью на резкость. Во всяком случае, лирический герой стихотворения, вмешивается в оценку персонажа в последнем четверостишии с экстремистскими мерками, что соответствует ницшеанству.

А что делает Алымова [ http://www.interlit2001.com/alymova-02.htm ]?

Вопреки контрастным замашкам Ахматовой она применяет метод монотипии, для которого характерны "тонкость цветовых отношений, плавность и мягкость очертаний форм". Сама Алымова с этим согласна: "Работы, выполненные в такой технике, отличаются тонкостью цветовых переходов" [ http://www.interlit2001.com/alymova-01.htm ].

Ну можно, конечно, ее понять, если думать вообще про женщину, про чуткость, нежность, поэзию, как их отражение, про поэтессу, как этого выразительницу, про художницу, как родственную душу всей такой тонкости и изяществу.

Однако какое это имеет отношение к следующему заявлению Алымовой применительно к поэтессе крайностей, Ахматовой: "Мои работы — это попытка увидеть цветовые картины поэтических произведений. Становится очевидным, что цветовая гамма стихотворений усиливает картину словесную, смысловую"? [там же] – Не усиливает же, а ослабляет!

Или я ошибаюсь, и хватает контраста дополнительных цветов: красного с зеленым, а бледного (соляного столба) с насыщенным (всего остального), - в ее цветописи на ахматовскую тему?

Или. Предположим, что действительно имеет место статистикой и экспериментами находимое однозначное влияние цветов на подсознание.

Поэтесса, по определению, тоже не обходится без того, чтоб выражать свое подсознательное и подсознательно же воздействовать на наше подсознание. Но ясно ж, повторяю, что это, тоже по определению, меньше всего характерно акмеизму, стремившемуся к ясности и определенности в пику символизму. Поэтому вряд ли Ахматова использовала такие неуловимости [*ñм. в конец заметки]. Что ж тогда дает Алымовой "подсчитывание процентного соотношения цветовых пятен в стихотворении"? [там же] Или Ахматова была невольна НЕ использовать цветовые смыслы, например, букв?

Если "А", по Журавлеву, густо-красная… А в "Лотовой жене" у Ахматовой 27 букв "А" из 184-х гласных… 14%. У Алымовой же густо-красного четверть. Так что? Она и по этим меркам неадекватна Ахматовой?

Или иначе. По Белому "Р", "К" и "Ж" - красные. Их у Ахматовой 36 из 445 звуков. Еще меньше красного, чем по Журавлеву. Так что? Алымова тем более неадекватна?

Ерунда какая-то!

Вообще. Если у художницы идет такая операция как "подсчитывание", то мыслимо ли говорить о художественном творчестве?

Нет, я помню, что живопись это искусство, в котором техническая сторона в принципе здорово стесняет художественную свободу. Но все-таки. Особенно, если учесть признание самой Алымовой о монотипии, что "каждый раз краска сливается совершенно непредсказуемо" [там же]…

Вам не кажется, что что-то уж больно сомнительное и расплывчатое городится? На что зрительская реакция – совершенное непонимание и, как следствие, равнодушие.

А ""Жираф" Николая Гумилева" Алымовой, наоборот, вызывает грусть.

Вечер же изображен, солнце садится, тьма наступает. (Я могу засвидетельствовать, сам видел. В насыщенном влагой воздухе тьма наступает еще до заката, и можно даже Венеру увидеть над солнцем.)

Но такая передача впечатления от стихотворения – это передача "в лоб". Романтизм, мол, разъединяет людей. (Биографически: уехавший в Африку от молодой жены, Анны Ахматовой, Гумилев.)

На самом же деле Гумилев воспел свою жену. Она ж героиня. (Биографически: найдя оставленные им на виду письма любовниц, молодая жена не сломалась, а стала изменять направо и налево). Ценен – миг. А не грусть. Даже смерть может быть ценна, не только переживание измены. Это героизм своеобразный. Ценность черного, Демона.

Я не знаю, как это визуально изображать (помня, что художественный смысл живописи неизобразим "в лоб"). Но – не меланхоличным тропическим закатом солнца.

Алымова тут преодолела техническую трудность монотипии: мягкость очертаний и непредсказуемость оттенка. Достаточно резки контуры и жирафа, и пальм. Ровен сумрак их силуэтов. Но африканство ж лишь деталь гумилевского стихотворения, а не его художественный смысл, словами не цитируемый (визуально в стихотворении не представимый). Художница же – названием – претендует на целостность передачи.

Опять Алымова не адекватна.

Или возьмем еще ягодку с того же поля – демонистку Марину Цветаеву.

У Алымовой,

åсли наивнореалистически воспринять, нарисовано, как некий голубь стремится, как нырнувший человек, на поверхность воды. Солнце сквозь воду видно. Солнечные блики на волнах. Тьма глубины. (Все, кстати, вопреки неопределенности монотипии, за неопределенность призванной воздействовать цветом, а не фигуративностью.) И не было охоты аккуратно дорисовывать водную стихию до краев рамки. – Даешь абстрактную свободу!

А ведь у поэтессы свобода далеко не абстрактна: "Не спросившись лозы - отческой" (неслух такой, мало отец бил за грехи?), "Полыхание крыл - в скинии" (что такое скиния? – походный храм; вы видели, чтоб в незаброшенном храме божием летали птицы? значит перед нами – заброшенный; и об этом – с восторгом…), "Над мотыгами - и - спинами" (презираем труд? физический, по крайней мере… тот, что не из ряда вон), "Только узел фаты - веющей" (оставила ветреная муза-невеста-поэта, бросив жениха прямо на свадьбе; даже труд из не ряда вон - вон)… - Даешь экстремизм! Долой нормальность!

То есть, если придраться, то и тут не адекватность.

Или я ничего не понял у Алымовой?

Иллюстрирование литературы вообще чрезвычайно опасно. Хотя бы из-за того, что одним из значений слова "иллюстрирование" является отсутствие собственного открытия. То есть результат – ремесленничество, а не искусство.

Для искусства должно быть со-творчество. А оно предполагает, что со-творец окажется в русле творца. У нас же преобладает мнение, что каждый вправе понимать творца по-своему. И со-творчество не нужно. Тогда б и иллюстрацией (экранизацией в случае кино) не называли б такой результат хотя бы…

Но Алымова ж претендует на то, "чтобы адекватно изобразить поэтическое произведение в цвете" [там же]. И в названия имена поэтов вставляет.

Не знаю, право. Может, лучше было мне молчать? Всем, похоже, нравится…

Впервые опубликовано по адресу

http://www.interlit2001.com/kr-volozhin-22.htm

* Перепечатывая через 1,5 года эту заметку к себе на сайт, я должен признаться, что меня коробит эта фраза. Ибо Ахматова применяла-таки неуловимости. Я просто забыл. См. http://art-otkrytie.narod.ru/ahmatova7.htm А в "Лотовой жене", может, я просто неуловимости не улавливаю. И всё.