Ахматова. Мальчик сказал: «Как больно».
Художественный смысл.

Это будет необычная заметка. Например, огромные цитаты из Коржавина, поэта, диссидента, "шестидесятника". Он разочаровался когда-то в так называемом реальном социализме, наверно, за то, что тот утратил гармонический идеал... Зато Коржавин его не утрачивал никогда.

Впрочем, даже самый достижимый относительно трудно достичь. На то и идеал. Вспоминаю 1991-й, выставку салонной живописи рубежа XIX-XX веков, воспевающей удовольствия, и особенно - портрет дочери императора Августа, Юлии. На дворе был закат советской империи, а на полотне - время начала за-

ката Римской империи. Несколько слов о последней. Аристократическая молодежь уклонялась от воинской и гражданской службы, все меньше мужчин и женщин желало иметь семью. Пиры, наряды, спорт, куртизанки. Август испугался за государство и провел три закона: 1) обязывающий римлян и римлянок вступать в брак, 2) карающий прелюбодеяния, 3) запрещающий роскошь. И первой нарушительницей и главой партии оппозиционеров была Юлия. Ее, в конце концов, сослали на безлюдный остров. А почти через 2000 лет сочувствующий ее идеалу художник написал сверкающий красками и красотой натуры портрет этой "узницы совести". Вот вам и "Да здравствует настоящее!", вот вам и достижимый идеал. Наверно, публика, любившая на рубеже веков салонную живопись, тоже испытывала какие-то все же затруднения в удовлетворении тяги к простым удовольствиям.

Коржавин очень точно заметил, что акмеисты, к которым принадлежала тогда и Ахматова, презирали такой идеал - за банальность, если одним словом. Их идеалом было ницшеанство, имморализм, да не такой, как при Августе, а из ряда вон выходящий. Впрочем, красиво (идеал всегда украшают) это звучало: претендовать на силу чувства, при котором все дозволено. Такой идеал - все признают - не гармонический, а экстремистский. Несгибаемому Коржавину он был не по душе (сам заявил). Поэтому он часто упрекал Ахматову за... "сочинительство", так он это называет. И - по Коржавину - то одно, то другое отпадают от ряда шедевров ее стихотворения. Прочтите цитату (в квадратных скобках я помещу свой комментарий):

<<Мальчик сказал: "Как это больно".

Это стихотворение тоже сочинено... Чувство, стоящее за ним, не сочинено, сочинен ореол вокруг него, трагическая значительность. Оно без всяких оснований [а если героиня все-таки знает, что она роковая?] раздуто до масштабов рокового и утонченно-сложного. И соответствующего амплуа - модного тогда амплуа роковой и сложной женщины, против воли [почему? руки-то гладить дает] приносящей несчастье. Правда, судя по стихотворению, несчастья пока еще никакого не произошло. Но есть надежда [она ж "знает", а не надежда], что оно зреет. Во всяком случае, так об этом говорится, таким тоном. Между тем в сюжете нет ничего рокового [а ее "знаю"?] и необычного. Хороший мальчик влюбился (а может, даже его нарочно в себя влюбили, интереса ради,- тональность позволяет и это предположить) в женщину, которая старше и опытней, чем он, но его не любит. Отчего он, естественно, страдает. Вот и все. Впрочем, беда здесь совсем не в теме... Но как об этом говорится здесь! "А теперь он знает ВСЕ (разрядка моя,- Н.К.) не хуже мудрых и старых вас". Неужели все нажитое за жизнь этими "мудрыми и старыми" сводилось к тому, что любовь может приносить и страдания? Впрочем, тогда было модно сводить все свои интересы к "миру страстей", ограничиваться им, углубляться в него [так почему бы не судить о них по их законам?]. Но чувства мальчика для этого амплуа, сочиненного и разыгрываемого в духе всех сложностей и красивостей "серебряного века",- только фон, повод, а "раскрывается" нелюбовь. Из-за стремления поднять ее на большую высоту получается чуть ли не наслаждение этой нелюбовью, упоение ею, к чему автор вряд ли [почему вряд ли?] стремился. И что в принципе противоречит вкусу, ибо читателю, к слову сказать, нет особой радости идентифицировать себя с подобным чувством>>.

А теперь, очаровательные карменситы, положа руку на сердце, признайтесь себе: не случалось вам быть роковой - чтоб из-за вас тот-то сделал то-то, из ряда вон выходящее, а тот - еще похлеще? И если случалось, то согласитесь вы с Коржавиным, что Ахматова вам не угодила, поднимая на большую высоту наслаждение от нелюбви?

С 1989 года, когда писал Коржавин, произошло слишком многое. Авторитет авторитетом, но мы стали думать сами. Убедит ли вас Коржавин, когда он Ахматову не упрекает, а хвалит? Смотрите:

<<Настоящую нежность не спутаешь

...Это тоже стихи на любовную тему, но, конечно, не о любви. Но это и не попытка раздуть отсутствие любви до уровня глубокого лирического чувства, как в приводившихся выше стихах о мальчике, узнавшем печаль неразделенной любви, а естественный и благородный ответ вечной женственности на посягательства вечной низменности, выучившей все высокие слова. В этом ответе - высокое представление, высокий образ любви, приобщение к миру вечных ценностей>>.

А ведь Коржавин неточен. Героиня Ахматовой сказала "Нет" всего лишь фальши, всего лишь приземленности, прикидывающейся небесностью. Герой банален. А если вникнуть в контекст всего сборника стихотворений, куда входит и обсуждаемый, в контекст акмеистский, ницшеанский (Коржавин акмеизм определил верно), то можно задуматься: а сказала бы "Нет!" героиня, если б герой выкинул бы нечто из ряда вон выходящее?

Одесса