Накануне 76-й годовщины со дня рождения Высоцкого я был уличён в существующих и не существующих ошибках в одной моей статье (статью читать тут):

“Нет совершенно никаких оснований утверждать, что лирический герой “одобрял” политику властей в 56 / 68 годах – лирический герой был, безусловно, безразличен к этим событиям {Будапешт не оставил “занозы”), но от безразличия весьма далеко до одобрения”.

Основание у меня было, если процитировать следующую строчку стихотворения:

Речь о вторжениях советских войск в суверенные страны Варшавского блока: в Венгрию и в Чехословакию.

Гиперболы и про Будапешт, и про Прагу. Поэтические фигуры, так называемые, отступления от нейтрального способа изложения с целью эмоционального воздействия.

Но про Прагу – как-то особенно экзальтированно. Издёвкой попахивает.

Но пора привести всё стихотворение.

Издёвкой гипербола о Праге попахивает, в частности, из-за предпоследней строки стихотворения. Это – почти цитата из стихотворения Блока о начале Первой мировой войны (о его художественном смысле см. тут). В России ж в первые дни и месяцы был взрыв патриотизма. А Блок, из позиции над схваткой, видел, что это просто хапание, переведённое из экономической политики в войну. (России нужны были проливы Босфор и Дарданеллы, чтоб Германия руками Турции не мешала б вывозу российского хлеба на продажу.)

Вот такими же, как тогдашние патриоты, выглядят “теперь” в глазах лирического героя спустя что-то около 10-ти лет после вторжения в Чехословакию те диссиденты в СССР, что открыто выступили против него (не выступили б – сердце б разорвалось). Их, сторонников социализма с человеческим лицом, в последней глубине их душ тоже вело хапание, которое есть иное выражение главного закона капитализма – максимальная прибыль. Из исторического далёка, теперь, видно, что ничем иным, кроме как сползанием в капитализм, социализм с человеческим лицом не мог быть. А Высоцкому это ясно уже в конце 70-х, перед смертью, когда и написано это стихотворение.

Оно, да, экзальтированное. Высоцкий в нём объясняет причину своей скорой смерти: “Безвременье вливало водку в нас”.

Но это безвременье не только для правых диссидентов (сторонников капиталистического будущего страны) – из-за того, что всё не падает это извращение – советский социализм. Безвременье это и для левых диссидентов (сторонников излечения извращённого социализма самоуправлением) – их уже почти не осталось, левых, а лжесоциализм медленно сползает в проклятое хапание, в капитализм то бишь. И оставшиеся стали перерождаться в правых: коммунизм невозможен. Ни путём правых уклонистов (“Обогащайтесь!”), бухаринцев, ни путём левых (всё – через государство, чуть не военизированное), троцкистов, сожранных “возле Магадана”. В конце 70-х, в экзальтации отчаяния, лирическому герою даже кажется, что он “никогда не верил в миражи”. В коммунизм. Но это залёт, конечно. Он просто в хрущёвский, что наступит-де к 1980 году, “не ладил чемодана”. Потому и о чемодане речь, что близко – через пару десятков лет. И очень точен этот образ: “миражи”. Что такое мираж? – Это “Оптическое явление в ясной, спокойной атмосфере при различной нагретости отдельных ее слоев, состоящее в том, что невидимые, находящиеся за горизонтом предметы отражаются в преломленной форме в воздухе” (Толковый словарь Ушакова). То есть коммунизм-то, да, будет, но не из этого лжесоциализма. Последний не исправишь. Именно об этом “С бесстыдством шлюхи приходила ясность”. Так оправдывает ли это приспособившихся к лжесоциализму прокоммунистов? – Стоп-стоп, каких приспособленцев? – Тех, кто убежал в себя, в полужизнь. Что “души на засов”. Что живут, “поднять не смея глаз”. Что просто пьют “водку”. Да, уже не “путаники”, да, уже не “мальчики”. Но всего лишь “дети страшных лет России”, лет хапания, которое не остановишь, как ни “шумели в жизни и на сцене”.

Так что “Безвременье”, может, оправдывает? Понять значит простить…

Нет! Оттого и экзальтация.

В конце стихотворения от “я” происходит переход к “мы”. Это так называемая коммутация (см. тут). Как лжепрятание в научном выступлении в анонимности из-за скромности. Автор ТАКОЕ открыл, что аж стесняется коллег. – Так лирическое я стихотворения ТАК лупцует несчастных, затурканных, приспособившихся прокоммунистов, что ясно, что для себя лично он нашёл сверхвыход – в сверхбудущее. Умереть во имя сверхбудущего коммунизма, как в трагедии: герой умер – идея его остаётся жить в зрителях. – Вот так он и победит безвременье немедленно!

От такого радикализма и экзальтация. Иначе: экзальтация является образом крайнего радикализма прокоммуниста. И она разлита по всему стихотворению. Оглянемся ещё раз. Эти слова крайности, преувеличения повсюду: “миражи”, “рай”, “Занозы”, “сердце разорвала”, “С бесстыдством шлюхи”, “запирала”, “страшных”, “Безвременье”. – Повсюду один и тот же радикальный лирический герой.

И вот я справедливо уличён, что в той статье нет никаких двух лирических героев: 1) 50-60х и 2) конца 70-х годов.

Действительно! Скрытый-то смысл, да, есть (вон, сколько пришлось его прояснять). Но образный смысл, а не художественный. Экзальтацией выражен радикализм. Как в обычном лирическом стихотворении, которое можно счесть произведением прикладного искусства, трактуемого – здесь – как прилагаемое к коммунистической идее. Призванное усиливать совершенно определённое, заранее знаемое, переживание – любовь к коммунизму. (Как не хапанию.)

А художественный смысл, это не от других скрытый смысл, а и от собственного сознания, и не скрытый только подсознанию. Как сознанию подсознание выразить? Словами? Не получится. – Только противоречиями. И этого в данном стихотворении нет. А я ошибался, что есть.

Другое дело, что упрекнувший меня в ошибках, считает, что лирический герой стихотворения есть прокапиталист (единственный-де разумный строй на теперешней земле – капитализм), - прокапиталист, полностью прошедший через перерождение прокоммунистов, что было широко распространено в СССР. И ему, оппоненту, брызгающему слюной горечи и злости на меня, оставшегося прокоммунистом, дорога` экзальтированность Высоцкого, как, мол, тоже полностью переродившегося в прокапиталиста.

Что Высоцкий этим стихотворением облагороживает собственную скорую смерть, будучи именно прокоммунистом, моему оппоненту наплевать и вообще не видно. Наоборот, ему льстит, что есть-де такие трагические герои, сознательно умирающие за капитализм, раз нельзя, как оказалось, дождаться падения советского социализма, не ставшего лучше от того, что перестало пользовать “расстрелы”. Ему, оппоненту, льстит, что так остро – до отказа жить – воспринято прошлое этого социализма от Магадана до Праги и настоящее с “Намнём ему бока”. Ему б хотелось, чтоб смерть страстно злого на советский социализм Галича от, по большому счёту, пьянства, тоже б зачлась как героическая во имя капитализма. И если есть сомнения с Галичем, так вот, пожалуйста: Высоцкий-де уж точно – сам образно сказал. И эти гневливые слова на себя-прежнего, “очень мало” отличающегося от “невежд”, и на себя-теперешнего, живущего до некоторой степени “не поднимая глаз” (во всяком случае остроты Галича себе не позволявщего), вместе с уничижительными словами в адрес коммунизма: “миражи” и негрядущий, по сути, “рай”, – все эти слова очень приятно читать прокапиталисту и думать, что и такой гений, как Высоцкий, есть его, прокапиалиста, единомышленник. Моему оппоненту так радостно, что был и навсегда останется герой, - не ровня ему, оппоненту, который умел “чувствовать опасность”, - такой герой, что аж жизнь свою бросил против ненавистного строя. Насколько ненавистен строй – настолько и экзальтированно стихотворение. И ура ему.

И мой оппонент не прав.

Ибо хапание-капитализм совсем не романтическая штука, чтоб за него умирать.

И глаза оппонента закрываются, что хапание вместе со скрытым восстанием Блока против хапания – гвоздь стихотворения.

Можно даже принять его возражение (а он возразил), что лично он знал слова Блока до того, как читал стихотворение Блока. То есть эти блоковские слова можно применять и не в ассоциации с хапанием. Да что там, я сам, разбирая стихотворение Высоцкого впервые, тоже про Блока ничего не знал.

Так можно и без Блока. Надо просто взглянуть на трагедию духа лирического героя абстрактно: у кого она более, если можно так сказать, трагична? У исторического оптимиста или у сверхисторического оптимиста?

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/198.html#198