Всё познаётся в сравнении, говорят. С другой стороны, аналогия относится к индуктивным методам познания…

А я пишу попытку познать.

И индукция "не гарантирует… истинности и обоснованности, но она порождает предположения, связывает их с опытом и тем самым сообщает им определенное правдоподобие” (Ивин. http://stavroskrest.ru/sites/default/files/files/books/ivin_logika.pdf).

У меня есть сын. Несчастный. Он уверовал, что жизнь вообще зла. И вот вчера, мне улыбнулась удача. Я – уж и не знаю, как сумел – испортил аккумулятор дорогого квадрокоптера, пытаясь аккумулятор зарядить дома после покупки. Снял с него обёртку. Зарядил. Он, не успев (как потом оказалось) высохнуть, ещё работал при домашней пробе игрушку запустить. Но когда я привёз её внуку, он уже высох, и квадрокоптер не полетел. Внук огорчился. Я, вернувшись в свой город, пришёл, как побитая собака, к продавцу и рассказал, что я наделал. Он пообещал что-то подумать и велел позванивать. Я позванивал месяца три (всё-таки дорогая игрушка), но нерегулярно. И после одного долгого перерыва он меня упрекнул, что появившийся было в его руках аккумулятор он на днях отдал, подумав, что я отступился. Я ахнул. И он предложил перезвонить через пару дней. Я позвонил. “Будет через час”, - сказал продавец. – “Так я еду”. – “Нет, перезвоните через час, вдруг принесут через два часа. Зачем вам ждать?”. А мне приходилось просить сына звонить, потому что я то и дело нарывался на продавщиц, а те не могли говорить по-русски. И сын был в курсе этой суеты. И каждую просьбу позвонить встречал в штыки, не веря в Добро на Этом свете. Даже и после предложения мне позвонить через час он не поверил.

Пушкин был мажорнее моего сына. Но одна за другой провалившиеся все дворянские революции в Европе после Наполеона его изрядно охладили (ещё до поражения декабристов), и он от оптимистичного гражданского романтизма (не путать с пессимистичным просто романтизмом) перешёл к трезвому реализму. Горе в нём находит свою оценку, временами и преувеличенную тоже. Но.

Движимый таким, надеюсь, смутным переживанием (потому “надеюсь”, что иначе не смог бы считать его роман художественным), Пушкин год за годом писал “Евгения Онегина”. Начиная с 1824 года. Восьмую, последнюю, главу он писал в 1829-30 годах. Уже разочаровавшись в трезвости реализма. Следующим у него был идеал Дома и Семьи (совсем низ общественного, так сказать), а потом (см. тут) – идеал консенсуса в сословном обществе (новое возвышение).

Обсудить я хочу слова из XXII строфы восьмой главы. Это про то, что было после первой встречи Онегиным Татьяны в высшем свете.

Всего строф в главе 51. Можно предполагать, что между идеалом Дома и Семьи и следующим идеалом Пушкин её писал. Уточнять нет смысла, так как можно ожидать, что он вживался в себя прежнего, ещё с идеалом 1824 года, который, надеюсь (опять), был подсознательным.

И я хочу обсудить правку Пушкиным беловика.

Заменено слово “другою” на “упрямой”.

Хоть следующая строка начинается со слова “упрямо”.

Двигал ли Пушкиным при этом усилении своеволия (отвергаемого им-реалистом) всё ещё подсознательный идеал (что жизнь, хоть и не управляема добрыми пожеланиями, но и не сплошь зла) или уже осознаваемый?

Я этим вопросом задался из-за таких слов:

"Порою нужные - незаменимые - слова приходят сразу, но чаще всего, как о том свидетельствуют пушкинские, например, черновики, лишь в результате долгого труда. Мы все мыслим словами, но не одними словами, и сплошь и рядом очень смутными словами” (Вейдле. Эмбриология поэзии. http://profilib.com/chtenie/103548/v-veydle-embriologiya-poezii-5.php).

Если смутность слов отнести к тому подсознательному которое есть автоматизм обеспечивающий выбор слов, рифм, поддержание ритма… Если это результат цепи установок…Которые (мы знаем от Узнадзе) подсознательны… Если смутность слов НЕ отнести к движимому именно подсознательным идеалом… А усиление “упрямой” вместо “другою” (уменьшение смутности) – счесть подсознательным… То я это натянул?

Ясно, что Пушкин, в момент правки уже знающий, чем он кончил роман (крахом упрямства Онегина), дает нам в обсуждаемой правке беловика то, что называется предварением. Усиливает яркость предварения: дважды упрямство (проникнуть в голову Татьяны), а не одноразовое, теперь столкнулось с "Сидит покойна и вольна”.

От удвоения, Пушкин знает, итоговый результат не поменялся: жизнь зла, в том числе.

Это удвоение – от реализма образца 1824 года? Вжился? Или от забрезжившей надежды на упомянутый консенсус образца 1830 года? Раз брезжит**, значит, можно теперь усилить когда-то осаживаемое упрямство в пользу трезвости!.. ТЕПЕРЬ… Когда этот консенсус сам ещё подсознательный.

Хочется думать, что я обнаружил не что иное, как след подсознательного идеала.

Можно ли это проверить?

Можно, если повезёт. – Надо уточнить, когда именно написал Пушкин начисто XXII строфу*.

В “Летописи жизни и творчества Александра Пушкина” (том 3) написано про 1830 год:

Это черновые наброски, судя по http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/isc/isc-243-.htm?cmd=2 .

Можно ли думать, что вчерне уже и XXII строфа была написана? – Не важно. Важно, что до беловика главы ещё не дошло. В сентябре – тоже не дошло, судя по такой записи “Летописи”:

Глава ещё писалась.

И вот, наконец:

"Сентябрь, 25. Четверг. Завершена работа над девятой [а не восьмой, какой она оказалась в итоге, это последняя глава после исключения из основного текста романа путешествия Онегина, мыслившегося сперва 8-й] главой романа Евгений Онегин — “Большой свет”; сохранившийся беловик озаглавлен “Евгений Онегин” Пес. IX” и содержит эпиграф из Байрона: “Fare thee well and if for ever Still for ever fare thee well!” <Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай>, глава перебелена в сшитой тетрадочке до строфы XLV”.

То есть правка “другою” на “упрямой” была сделана уже под влиянием идеала консенсуса в сословном обществе, на новом подъёме духа.

ЧТД (что и требовалось доказать)!

Впервые опубликовано по адресу

http://www.kontinent.org/solomon-volozin-ono/

- Ну а вдруг почти параллельно он писал черновик и беловик.

**- Почитайте Ларису Вольперт “Пушкинская Франция”, и она вас убедит, что трагедией для Онегина Пушкин решил кончить свой роман, ещё когда придумал, чтоб Татьяна вышла замуж. А это было для Пушкина в конце шестой главы, где он, автор, объявил, что кончилась лично его молодость, и когда он-в-жизни задумался о женитьбе и верной жене. Вот и решил сделать свою Татьяну верной женой. То есть несчастными обоих своих героев навсегда.

- А ведь я вывернусь.