Может, повлиял выбор режиссёром актрисы, Екатерины Гусевой, женщины с лицом положительной, так сказать, героини. А оказалась героиня мазохисткой в любви в фильме Мирзоева “Человек, который знал всё” (2009). – Противоречие. И – действует. Как-то грустно от мысли, что человеку свойственно так ронять себя. Свойственно. А не просто способен он так падать, чтоб спасти свою жизнь.

Да и не угрожала ей смерть. Бандит пришёл просто узнать, откуда взялись деньги у её сожителя-босса. Узнал и уходил. А уходя, бросил ей визитку и сказал почти мимоходом: “Позвонишь”. Он, правда, в свойственной бандитам манере узнал про деньги: сперва его подручные жестоко избили сожителя (чтоб тот гарантированно правду сказал). Ей стало ясно, что бандит, и раньше посягавший было на неё, сделает это ещё. Но чтоб вспыхнула страсть быть изнасилованной им…

Или я мужчина и не понимаю?

Вон, человековед Ницше изрёк: “счастье мужчины - “я хочу”, счастье женщины - “он хочет””.

Но мало ли чего хочет? Эта Ира обнаруживает себя хотящей всё же, чтоб при сексе об неё сигарету бандит тушил… Не знала, что хочет, а сделал он это – и ничего… Сидит у него на даче и ждёт не дождётся, когда он вернётся. И сам бандит заставляет её то же сделать с собой. И ей тоже ничего. Садомазохисткой враз сделалась…

И вот даже и не он, а она его мучает (каким-то удушающим газовым приспособлением)… И тем он лучше зовущего её вернуться мужа, эмэнэса (младшего научного сотрудника): “Он может меня изнасиловать, а ты… а ты – нет. Ха-ха”. И тут нет даже дискриминации женщин мужчинами. Или это испытанный способ избежать оценки сцен сексуальных извращений как порнографических: “порнографический жанр преуспевает в трансформировании смысла доминирования в “естественный секс”, делая тем самым это доминирование невидимым” (http://www.medialaw.ru/publications/books/gender/3-4-7.html)? (Для тех, кто не будет ссылку читать: в США пытаются порнографию подвести под доминирование и тем запретить, как нарушающее равноправие.) И что: никакой в фильме нет глубинной психологии? Или есть?

И всё это есть в бездне человеческой души, мол. Экстрим. Вот есть такие люди. Свобода! - И грустно. Ибо есть и НЕ такие – этот эмэнэс – и вот он убит (такое впечатление создаётся в суматохе последних кадров фильма). Убит за то, в итоге, что не такой экстремальный.

(Если пересмотреть фильм в записи, останавливая показ, то можно прочесть титры перевода разговора телеведущего с ассистентами: “Инфаркт?” – “Не похоже” - “Звоните 911”. Если пересмотреть несколько раз поймёшь. Пока шла трансляция телепередачи с обвинением героем спецслужб в нарушении его прав человека, спецслужба быстро отрядила убийцу, молодую японку, чтоб она его застрелила при выходе из телестудии. Он – он же всё знает – узнал об этом тут же, на передаче, и инсценировал прямо перед телекамерами инфаркт. Тем он японку смутил. Она ожидала его идущим, а вдруг его везут на коляске скорой помощи. И – второй шок для японки. Жертва не без сознания, а, больше того, отодвигает кислородную маску, смотрит на неё умильно и говорит ей… по-японски, наверно: “Вам не идёт убивать”. И она засовывает пистолет обратно в сумочку. То есть “у попа была собака…” Всё повторяется. Герой опять остаётся в живых. Его опять будут травить, как дичь на охоте. Он ничего не добился гласностью. Он вечно гоним этим жестоким миром и достоин зрительской жалости.)

Так это отчего грустно? Оттого, что жизнь такая жестокая и, значит, идеал – не такая жизнь?

И потому фильм, в общем, нравится? За моральность. За нормальность. И где-то потому же (по принципу антитезы) актёру Суханову, за мужскую роль второго плана – бандита этого, – дали Нику-2010?

А за что именно дали? За садо-, нет, за мазохим, изображённый достоверно? Необычно-де… Бандит, а мазохист.

Женщина-мазохист – что? За такой женщиной – стереотип. (И Ирин садизм – перевёрнутый мазохизм же.) Тысячи и тысячи женщин крутятся теперь в сфере порно (а оно в отношении женщин преимущественно дискриминационно и, значит, для маскировки требует мазохисток) – и ничего: находятся женщины-мазохистки в великом множестве, и кроме заработка или другого материального обеспечения ещё и удовольствие получают. Так чем же Екатерина Гусева отличается? Немногим? Да? Поплакать сумела в роли героини, собравшейся уйти от бедняка Саши к богатому Сергею, УЖЕ (таков уж монтаж кадров в кино), вон, ждущему её с машиной внизу, у подъезда… Подумаешь, моральное страдание от продажности сыграла. Не ценно. Да? Продажность – в норме…

А может, тяжесть некоторая на душе оттого, что вовлечён, вовлечён всё же главный и положительный, скажем так, герой во всю эту мерзость.

Это последнее совокупление с физически ещё верной женой перед расставанием… Она Сашу заваливает. Он пассивный. Его и ещё какая-то баба потом затягивает. Он тюря. Он и уже изменившую ему женщину любит: где, мол, мораль, а где любовь. Звонит ей, зная, что она только что после совокупления, в ванной, и говоря ей, что хочет её, и зная, что и она – сейчас голая и нежащаяся - его захочет. И будет мысленно с ним в этой ванне. (Прозрачной, чтоб мы, зрители, видели.) И так и становится. (Тут идёт замечательная операторская работа: она – в свету – превращается в него – в темени, - и наоброт: он в неё, - и ещё раз наоброт, и ещё. Как в библейском: “и будут двое одна плоть”. Да только тут же только в воображении у них такая райская догрешная гармония. Как это понимать? Как недостижимость её?) И в реальности Ирина – та ещё верная (говорит, вот, что не может же спать с двумя, и что и ему не изменяла ж).

Эта верная за верность не ответную верность же хочет от Сергея, а сладкую жизнь. И не только за верность. А и за извращение, уже порномиром за норму почти навязанное. (Потому почти, что так снята эта постельная сцена – красиво: роскошная тахта, свет откуда-то падает на изголовье, Ирина вся под тонким узорным одеялом, комком по грудь, атлетическую грудь, закрывающим Сергея, копошится там, видна только правая рука её из-под одеяла, рука гладит выпростанную его левую ногу.) Дескать, “чем выше любовь, тем ниже поцелуи”. И не зря ж извращение предшествует просьбе (иносказательно) о сладкой вате вместо простой.

Морально грязно всё это. И авторской дистанции не чувствуется, ибо смакуется не только персонажами, а и режиссёром, постановщиком, оператором. (Я понимаю, что кино – не литература. Что в кино высказывание оператора и режиссера остается высказыванием от имени человека на экране. Но.)

И на сентиментальность фильм не тянет. Хоть главный герой и мизерит, вроде: хочет лишь спокойно жить. А он просто тюря. С ним делают, что хотят, а нам предлагается его пожалеть? Его всемогущим делает сценарий (ему достаточно задать любой вопрос о ком и о чём угодно, и он знает ответ), его играть удалому Бероеву режиссёр назначил, а он, герой, – не конкурент в жёстко конкурентном мире – и его гнобят сильные. – Так, может, грустно от мизера с моралью? Может, не из-за морали своей герой погибает? А из-за того, что лопух? И, может, потому и жалко, что не из-за морали.

Мирзоев сделал спектакль “Башмачкин” (2009). Это не иначе, наверно, как по “Шинели” Гоголя. А Гоголь ею хотел сказать (см. тут), что люди спасутся лишь – если в сегодняшнюю актуальность перевести – отказавшись от престижного потребления, от перепотребления. Так может ли быть, что и в этом фильме – “Человек, который знал всё” - та же самая идея? И грустно, - мне, чуткому к такой идее, - всего лишь оттого, что я натягиваю дорогую себе мысль? И это совсем тогда не эстетическое, а нравственное переживание у меня? И художественной ценности фильм не имеет всё же? – Так… проба заработать на модном показе извращённого секса, бандитов, сильных мира сего… И то, что он был номинирован на Нику-2010 и даже кое-что отхватил, лишь указывает на степень деградации российского кино?

В романе Сахновского “Человек, который знал всё” (2007) повествователь изгаляется над своим героем - не так самозабвенно, как Гоголь, но всё-таки изрядно. Да и надо всем вокруг изгаляется. Иногда.

Это герою стало ясно, что губернатор будет убит.

Это герою видно зама губернатора во всей его деятельной красе.

Это способность героя всё знать застукал представитель силовой власти.

Изгаляется повествователь. Лексика какая: “полководческим”, “ледовитым”, “гроссмейстерских высот”, “гибнущую цивилизацию”, “стал фактически вожделенной мишенью”.

Но в глубоких, социальных, как “Шинель”, произведениях “сюжетность и психологизм в них максимально ослаблены… и [они] обладают, как правило, простой композицией” (Есин. Принципы и приёмы анализа литературного произведения. М., 2000. http://www.alleng.ru/d/lit/lit29.htm). А в кино (роман меня интересует лишь как средство понять номинированное на Нику кино), в кино - триллер, да ещё и эротический, как некоторые его характеризуют. Сперва Ирина – по роману - “хочет немедленных вторжений, даже с оттенком грубости”, а потом хочет аж изнасилования и “порнографическую упряжь”.

Но и но и но!

Этот бандит и Ирина пропадают уже в середине романа, не в пример фильму. И обещание повествователя: “я теперь в меру своего разумения пытаюсь разглядеть причину случившегося. А случилось то, что Ирина очень скоро сделалась женщиной Шимкевича, его полной физической собственностью, причем без малейших мужских усилий с его стороны”, - обещание “разглядеть причину” повествователем нисколько не обеспечивается.

И романный триллер Сахновский гонит ради авантюрной проблематики, а не ради социальной.

И не ради идейно-нравственной.

Для той, идейно-нравственной, таки нужен психологизм, ибо интересен “процесс постижения личностной истины, открывающийся в движении мыслей и переживаний” (Есин), нужна сложная композиция, ибо обязано ж быть “сложное соотнесение разных идей и впечатлений, разных “точек зрения” на мир” (там же). И это, вроде, есть. Тут масса людей. Очень, казалось бы, разных.

Но, если вдуматься, – только на вид разных. На самом деле все ведут бешеную борьбу. Разведки – те просто всегда находятся “как бы в состоянии войны”. А именно к ним попал наш всезнайка. В изображаемой перестроечной России, в состоянии первичного накопления капитала одних и выживания при этом ограблении других, находятся просто все, все в войне всех против вех, в войне за выживание – себя лично или своего бизнеса, большей частью нелегального. Так показано в фильме. Ну разве что Ира борется за несколько иное – за престижное, как это преподносится, потребление в сексуальной сфере. И, наконец, такого сексуального рая в романе достигает и главный герой. В партнёрши ему вдруг, как рояль в кустах, подаётся некая на всё готовая англичанка. Из её воспоминаний следует, что с нею Саша достиг и половых извращений и предоставления такого удовольствия женщине, как изнасилование её. – Всё, чего достигла Ира. Всё, ибо в романе нет же никакого мазохизма у бандита, и поэтому не надо мазохизма и главному герою.

И ни о каком психологизме тут не может быть и речи.

А если я надеялся романом унизить кино, то ничего не вышло. В кино герой до рая не доведён всё-таки. В романе же - американский хэппи энд. И рай герою, и не убит он. Всё уладилось. Он пригласил товарища на чашку самого вкусного на свете кофе.

Вообще же и то и другое произведение есть почти “в лоб” выражение идеала американизации России. Скорей бы устоялось всё! С освоенным экстримом, привлекаемым по собственному желанию. Скорей бы всё стало, как для богатого среднего класса в Америке! В романе аж куски текста даны по-английски без перевода.

Моя корреспондентка, отрывок из письма которой я поместил в эпиграф, предсказала мне непристойность самого обращения внимания на этот фильм – “Человек, который знал всё”. Нет же художественности.

А я думал: ну Нику же получил. Как не заинтересоваться?

- Так зачем писать о нём, раз он ерундой оказался?

- Ну, раз уж начал… Пусть исключение подчёркивает правило, что тут на сайте только стоящие вещи разбираются.

Российское кино, наверно, всё-таки в глубоком провале, раз и премируется-то изрядная ерунда.