Такое название перекликается с издевательским названием фильма Захарова “Формула любви”. Как нерасчётливый россиянин обскакал расчётливого итальянца с его формулами и тайными знаниями. И над отсталыми Россией и Италией тех времён (а над Россией – всех времён) посмеялся там Марк Захаров (см. тут). А я подтруню над собой. За пристрастие сводить всё к законам и формулам. Да ещё и к доморощенным, необщепринятым. Например, что самой общей формулой идеостиля импрессионизма является хвала абы какой жизни.

Я много раз её проверял. Она верна. Скучно – брать очередное произведение этого идеостиля и ломиться в открытую дверь.

Но, когда читаешь про импрессиониста, что он демонист… хочется драться.

Ситуация изменилась с 1904 года после выступления Ф.И. Шаляпина в роли “Демона”, с которым стал сотрудничать Коровин… Особенно актуальным было выступление Шаляпина в 1905 году в канун революции. В основе образа представлено не лирическое начало, а мятеж, богоборчество, вызов небу… Демон… вождь небесных революций…” (Попова. http://sias.ru/upload/ds-popova/dissert_popova.pdf).

И хоть дальше по тексту от демонизма коровинско-шаляпинского Демона Попова отошла, но отошла в чрезвычайный трагизм идеала типа благого для всех сверхбудущего… Что тоже не свойственно идеалу абы какой жизни.

Но. Нельзя ли за слезу из правого глаза

умерить трагедию и свести и это произведение к хвале абы какой жизни? – В конце концов, расхристанность живописи тут такая же, как и всегда у Коровина.

А уж зачуханность старинной крепости и безликость жителей, что приспособили её к какому-то проживанию (пристроенная сикось-накось деревянная веранда), конечно же, бесспорно переводят этот эскиз под формулу импрессионизма: хороша самая несчастная жизнь.

Вершу самоотчёт.

- Была ли прелесть перебороть доводы искусствоведов и отказать Коровину в идеалах, к которым его подводила Попова и Гозенпуд (на него Попова ссылалась)?

- Была. Хоть я вёл речь о давно мне в общем известном.

В чём-то подобном, наверно, состоит удовольствие и художника в выражении своего подсознательного идеала. Он наслаждается преодолением материала (грозной крепости, страшного Демона) формой (расхристанностью). До сознания художника каждый раз за таким преодолением не доходит содержание его вдохновения (его подсознательный идеал).

Впрочем, я поймал себя. Прежде (тут) Коровин меня утомил (13 репродукций) одним и тем же отусклённым контрастом противоположных цветов на цветовом круге (оранжевым и синим). И я ему там в наличии подсознательного идеала отказал (нельзя, мол, так долго и одинаково выражать одно и то же, чтоб оно не перешло из подсознания в сознание). Сейчас же (в “Береге Арагвы”) я этого же контраста не заметил, а в “Демоне” вообще другая пара противоположных цветов: жёлтый и фиолетовый. И – я уже одарил Коровина этим моим идефиксом, художественностью как подсознательным идеалом.

Непостоянен я?

Хочется оправдаться словами Флоренского:

""Фауст”, измышленный в своем плане сразу и написанный по этому плану, был бы невыносим, как невыносимы американские сооружения или аналогично построенные произведения Валерия Брюсова, сделанные волею, а не сложившиеся жизненно” (http://philologos.narod.ru/florensky/fl_space.htm).

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/formula-impressionizma-5f2eda513ed20d3bf8a53797