Извиняюсь за странность названия: множественное число и вопросительный знак образовались непредусмотрено, из-за неожиданного появления второй части статьи.

1.

Мне с детства нравился Айвазовский, а взрослым я прочёл у очень уважаемого человека, Бориса Асафьева, хулу на него и с тех пор стесняюсь своей любви.

Я был романтичный отрок, а картины Айвазовского характерны приподнятостью – ну как мне было его не полюбить? А раз полюбив, как разлюбить?

А что он бьёт на эффект… И только дурновкусие этому поддаётся… – Как себя оправдать? Сказать, что я, сколько ни прожил, так и не отделался от идеализма?..

Я пару лет тому назад увидел утренние горы Иордании с западного берега Аккабского залива – так только что не выл в голос от восторга.

И вот теперь, пробегая глазами по многочисленным репродукциям картин Айвазовского, я запнулся на этой.

Я был в Тбилиси мимолётно лет через 100 после этой даты, катался на канатной дороге и ничего такого раеподобного не помню. Хоть, вижу на современном фото, всё так же много островерхих башен в городе.

Ну понятно, что у Айвазовского – пейзаж души, а не реальный пейзаж… И понятно, что даже фотоаппаратом из того же Тбилиси можно сделать сказку.

Или серость.

Виноват ли Айвазовский, что всю жизнь не менялся?

Ещё где-то сразу после подавления восстания декабристов обществу было нужно унять возбуждение, и ему годилось эффектничание картины “Последний день Помпеи” (1930-1833) Брюллова. Но разве надо Айвазовскому не прощать, что он, пленившись этим полотном, так всю жизнь и занимался эффектничанием?

"Небывалый успех молодого художника в Италии, Франции, Голландии, Англии в 1840-х годах не был случаен — этот успех обусловили глубокая эмоциональность, романтическая одухотворенность его искусства. Эжен Делакруа, глава французской романтической живописи, отзывался об Айвазовском с высоким уважением, а знаменитый английский маринист Уильям Тернер посвятил ему стихи и назвал гением” (http://kupitkartinu.ru/article/tvorchestvo-i-k-ayvazovskogo/).

Психологически можно понять Айвазовского: ну так ценят его некоторые – как им изменять?.. Надо продолжить в том же духе. И он не пустил картины на передвижные выставки, как народолюбивые передвижники поступили, а продолжил персональные выставки по Западной Европе и Америке. Экзальтированной публики, занятой только собою, там, наверно, было предостаточно. Вот Айвазовского и затянуло.

Но нам-то какое дело, больше 100 лет спустя? Сегодня глянешь на голубые и синие горы – и сердце заходится.

А что он не стеснялся почти одно и то же рисовать…

"Он перешел… через все границы приличия и сделался прямо типом „рыночного“ художника, имеющим уже, скорее, что-то общее с малярами и живописцами вывесок, нежели с истинными художниками. Одно имя Айвазовского сейчас же вызывает воспоминание о какой-то безобразной массе совсем тождественных между собой, точно по трафарету писанных, большущих, больших, средних и крошечных картин. Все волны, волны и волны, зеленые, серые и синие, прозрачные как стекло, с вечно теми же на них жилками пены и покачнувшимися или гибнущими кораблями, с вечно теми же над ними пасмурными или грозовыми облаками. Если б была возможность собрать эту подавляющую коллекцию в одну кучу и устроить из нее гигантский аутодафе, то, наверное, тем самым была бы оказана великая услуга имени покойного художника и искусству, так как только после такой очистки можно было бы оценить в Айвазовском то, что было в нем действительно хорошего” (Бенуа. https://artchive.ru/publications/1951~Romanticheskie_shablony_i_realizm_s_oshibkami_na_kartinakh_Ajvazovskogo).

Но нам-то какое дело до его одинаковости! Мы-то видим их по одной. Чаще всего – одну и ту же репродукцию – “Девятый вал”.

Точно так же нам наплевать, что живописных открытий за ним почти не числится. Открыл украинскую степь как объект для изображения.

Пусть эта вещь какого-то вообще сомнительного достоинства (я не верю этой тени от мельницы не потому, что она светящаяся, а потому, что она зелёная; он же не доходил до крайнего, ницшеанского по идее, самовыражения постимпрессионистов, фовистов и др.). Но вообще: разве тема – уважаемый объект именно живописного открытия?

Тысячу раз открытие темы – не сравнить же с потрясениями от моря и гор.

А его ругают высоколобые искусствоведы России…

А задуматься: почему он нравился заграницей? В той же Западной Европе? Чем она, в общем, отличалась от России после первой четверти XIX века? – Революциями. Причём, революции те не меняли общественный строй, наоборот, он становился всё более приемлемым для угнетённых. То есть, в каком-то смысле, недовольные были несерьёзны. А в России революций не было, но сперва из-за крепостничества, а потом из-за веками накопившейся отсталости в обществе было – опять в каком-то смысле – всё серьёзнее. Вот несерьёзности и удовлетворял эпигонский романтизм (эстетика эффекта). И – Айвазовский на Западе ценился, а в России, наоборот, – нет.

Лично со мной похоже на Западную Европу. Жизнь, по большому счёту, меня жалела. Я был больше фрондёр, чем серьёзный борец. Соответственно, мне всю жизнь по душе была и есть эффектность Айвазовского.

2.

И так случилось, что, написав это, я включил радио “Авторская песня” и услышал там как бы насмешку над Айвазовским, песню Щербакова “Эпилог” (я красным шрифтом помечу явную и словесную насмешку; а есть же ещё ритмическая – как несолидно частит автор). Слушать тут.

В своей неистребимой страсти искать момент истории духа под текстом произведения, что я могу назначить ответственным за антимещанскую бравурность? Шутливую.

Совсем не несерьёзность фрондёров.

Почему?

Несерьёзному не нужно быть точным. Айвазовский даже и признавался в таком грехе:

И там же:

А в песне у Щербакова какая-то настоящесть мреет касательно дважды повторённой цифры "шесть”. Впечатление такое, что люди попали в беду, но вот как-то не унывают. Как у Высоцкого: вот-вот и взойдёт. Только Высоцкий надеялся нас заразить своим антивещизмом, чтоб мы спасли заболевший социализм. А Щербаков воспевает риск как противоположность, казалось бы, окончательно победившему капитализму. Ведь при нём кто выплывает наверх? Расчётливый. Ну так даёшь, наоборот, риск. Вопреки прямым словам: "Я всё учёл”.

Это как веками неизменчивый менталитет. Не может он у русских стать расчётливым от простой реставрации капитализма в России. И оттого – насмешка над рискованной ситуацией, в которую расчётливый, настоящий капиталист не попадёт (у него есть целая наука такая, расчёт рисков).

И в этой рисковости ментальной глубокая серьёзность, которой смешно фрондёрство любителей Айвазовского.

Репин не зря появился в песне.

А теперь посмотрим, благозвучен ли Щербаков?

Особое благозвучие достигается, когда слова соединяются гласными” (http://www.stihi.ru/2012/10/27/5251).

А ещё – просто скопление согласных затрудняет плавность.

Я синим помечу благозвучие в стихах, а красным – неблагозвучие.

Красного мало.

Это я проверяю такое высказывание:

"У Щербакова… повышенный интерес… к благозвучию. Быть может, Щербакова слушают из неосознанной потребности преодолеть хаос современной жизни” (Хазагеров. http://www.hazager.ru/scherbakov.html).

Конец – вероятно трагический ("умирание вращения”), не раз повторённый. А "Однако на душе ничуть не мрак”.

Обнаружилась какая-то точка конца раздрая в стране. Примаков с должности премьер-министра был отправлен в отставку 12 мая 1999. Интересно, до или после этого создана эта песня?

Хотя… Какая разница, если менталитет, оказалось, не приемлет капитализма и всё тут.

Так получается, что Щербаков в этой песне не ницшеанец ("Он нестесним. / Земля вращается не вместе с ним”, “Без роду-племени, вне кровных пут. / Ни сколько времени, ни как зовут”), а движим идеалом трагического героизма. Как Высоцкий.

Этот вывод надо бы как-то проверить?

Как?

Проще всего, рассмотрев абы какую песню того же автора, близкую по времени создания.

Выше разобранный “Эпилог” входит последним по списку в Альбом “Deja” (отдых – по-испански*) 2000 года.

Название альбома, кстати, не превращает ли Щербакова в таких же стесняющихся себя Айвазовского, любящего эффект, и меня, любящего Айвазовского? – Речь же в “Эпилоге” была об отдыхе в Испании золотой молодёжи, получается… – Нет. Я думаю, что Щербаков вынужден тщательно маскироваться, чтоб его не сравнивали с Высоцким. Но не до абсолютности: есть в его песне нота из “Пока земля ещё вертится”. Среди золотой молодёжи (раз "Он нестесним”) особенно нет тяги к самоограничению, образом чего можно у Щербакова счесть "умирание вращения”. Так Щербаков потому золотую молодёжь и взял в тему: он – на пути наибольшего сопротивления. Даже в этих русскость бурлит (раззудись, плечо…), а не престижное потребление и жажда предельного опыта, эти пики эпохи Потребления.

Вторая песня в альбоме – “Лунная соната” (слушать тут).

На соответствующем сайте видно, что и у Испании "статус крупнейшей “охотничьей” страны Европы”, и что там на волков охотятся.

Вот только лирическое “я” чужой на этом празднике жизни. Есть в этом трагизм и героизм? – Только ассоциацией с "огнями Эльма”. "Морякам их появление сулило надежду на успех, а во время опасности — и на спасение” (Википедия). Так что, при большом желании, можно в инакости лирического “я” видеть намёк на тоску по ним в месте, где особо заботятся о безопасности клиентов, приезжих охотников. Шуточность мелодии и название такому большому желанию способствует.

И всё это, с моей стороны, есть жалкая потуга вкуса. Как слепой котёнок находит-таки сиську матери. И я оставляю вышенаписанное в тексте лишь потому, что оно есть особо понимаемая амплификация – "когда автор сам себя поправляет” (Хазагеров. http://www.blackalpinist.com/scherbakov/Praises/xazagerov.html).

Настоящий анализ творчества Щербакова сделал Хазагеров, правда, сбившись в синтезе. Но я вынужден не просто отослать к его работам, а пересказать (в применении к процитированным песням). Ибо обычному слушателю авторских песен его текстов не одолеть.

Самое сердце приёмов Щербакова заключено в так называемой автонимической речи. Её хорошо описать примером из “Домика в Коломне” (1830) Пушкина. Поэма начинается так:

И так далее до шестого восьмистишия:

А почему так пустился поэт в филологию?

"С конца 20-х гг. Пушкин сделался предметом настоящей травли со стороны критиков и журналистов. Его новые произведения, выходившие в это время, не имели успеха у читателей. Критики упрекали Пушкина в мелкости содержания его поэзии, в отсутствии серьезной идеи или “цели”, как тогда говорили. Они отрицали какое-нибудь серьезное содержание и в “Полтаве”, и в “Евгении Онегине”, а позже — в “Борисе Годунове”. За этими упреками скрывалось требование реакционного общества (и правительства), чтобы поэт прославлял, воспевал существующий режим, военные успехи правительства, воспитывал своими стихами общество в духе традиционной казенно-обывательской морали…” (http://rvb.ru/pushkin/02comm/0793.htm).

А у Пушкина к этому времени сформировался новый идеал: консенсус в сословном обществе (см. тут). Это при том, что одно из сословий, дворянское, в жизни его травит. А он, по словам Белинского: "…не дает судьбе победы над собою”. И вот:

… Дело в том, что если поэт ведет, так сказать, "автонимические речи" <…> то, стало быть, он не адресант, не отправитель сообщения, а метанаблюдатель, тот, кто стоит над речью, над говорящим и слушающим, наблюдает за речью. Именно такова позиция поэта в филологической поэзии Щербакова.

И тем сомкнулся с Высоцким! Тот, можно сказать, был наивным оптимистом в своей уверенности, что омещанившийся народ можно раскачать – своим примером и спасти заболевший социализм.

А можно быть таким же по тому же поводу в наше время Щербакову? Оказалось, можно. Но настолько потаённо, что даже такому аналитику, как Хазагеров, это не удаётся открыть до конца. И я вынужден был оборвать последнюю цитату (там так: "И принес в неё трагизм, принес на холодные ее вершины смятение смертного человека”).

Ничего себе смятение при таком бравурном марше, как в “Эпилоге”, и в вальсе, как в “Лунной сонате”. Тут скорее – как не дающий судьбе победы над собою голубой воришка Альхен.

Менталитет – штука тёмная (из-за подсознательности он не улавливается простыми социологическими анкетами). И рассчитывать на него в своей оппозиции капитализму – авантюра ещё большая, чем у Высоцкого – заразить народ собою.

Но Высоцкому ещё можно было самообманываться: инерция Октябрьской революции в обществе ещё сколько-то потаённо жила, всем в душе хотелось настоящего социализма, с ежедневно увеличивающимся удельным весом самоуправления (даже власть самообманно была за гражданскую активность, ежедневно её гнобя). Поэтому Высоцкий и вообще "авторская песня… изначально была сориентирована на слушателя” (Там же).

Для этого Высоцкий применяет доходчивые ассоциации по сходству. Скажем, в “Спасите наши души” терпящие бедствие, как и в “Эпилоге”, или (слабее, но всё же) терпящий своё положение запасного стрелка, как в “Лунной сонате”. И – с подводной лодкой естественно связываются враги-локаторы, вражеская верфь, и даже невероятица тарана подводной лодкой этой верфи запросто понимаема, как "…не дает судьбе победы над собою”. И – Высоцкого любят миллионы, и его подсознание (о жажде самоуправления, но не ради потребительства) свободно общается с подсознаниями этих миллионов, хоть те и погрязли в мещанстве и через 11 лет пальцем не пошевелили, чтоб спасти СССР с пустыми магазинами. Пусть от них и таили, что пустота организована демократами, так называемыми.

Щербаков, ориентируясь на существующий таки менталитет, уже не может быть так же сориентирован на слушателя (хватит, что он просто обратился к инерции любви народа к авторской песне). И – он применяет менее привычные ассоциации по смежности. Связь – почта – письмо – чернила, которыми пишется письмо, – конверт, в который вкладывается письмо. Отсутствие связи – отсутствие чернил, конверта, самого эфира, если радиосвязь… И – главное: "пафос "метанаблюдательства"”. Каким-то невероятным образом всё всё-таки оказывается эпилогом. Тот существует же после пусть и трагедии. То есть "неуязвим для смерти”. – Что значит могущество "филологической поэзии”!.. Щербаков, как и Высоцкий "…не дает судьбе победы над собою”.

То же в “Лунной сонате”. Она, собственно, есть метанаблюдательство над тем, как (вопреки несчастности положения запасного стрелка) рядом с процессом охоты родился образ двуликой Луны, голубого воришки, обделывающего свои дела вопреки делам окружающих. Те, может, в последней глубине души тоже не чужды поэзии. Но…

Моя особо понимаемая амплификация – тоже продукт подобного рода. В самом деле, многие ль взволнуются моим волнением по поводу искусства?

Или всё же?..

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/428.html#428

*- Это не по-испански, а по-французски – "Déjà" (Уже).

- Уж и не знаю, как извиняться.