С. Воложин
Зорич. Чрезвычайное положение.
Художественный смысл.
Разнузданность как норма и как объект насмешки, наличие насмешки и ее незаметность. Это рождает противочувствия. А их сшибка - пофигизм. |
С. Воложин
Постмодернизм?
Вообще-то я сторонюсь чернухи и порнухи. Не возбуждает мысль. Но с Александром Зоричем бес попутал. Зорич мне открылся как интеллектуал
: высокоумным искусствоведческим эссе об одном интересовавшем меня нидерландском живописце XV века. А потом оказалось, что Зорич это псевдоним совместно пишущих двух харьковчан: Яны Боцман и Дмитрия Гордевского. А потом я вздумал почитать какой-нибудь их рассказ. Выбрал такой – “Чрезвычайное положение” (писатели – русскоязычные, а в России ж сейчас, после бесланской трагедии, тоже почти чрезвычайное положение, актуально). А в рассказе том в первых строчках написано следующее:“
Когда я впервые требовательно обнажил свой правильный по здешним понятиям, без единой лишней складки уд, и попросил ее сделать что-нибудь с этим избытком, с этим напряжением и, чего уж там, с этой похотью, она сказала что-то вроде "ладно", а потом, близоруко сощурившись на предмет своего предстояния, сказала, что я буду разочарован” (http://www.zorich.ru/stories/a08.htm).Я почему-то сразу догадался, что “уд” это половой член. А ведь несколько десятков слов, что были между заглавием рассказа и ним
, ничего такого не предвещали. Разве что слово “обнажил”. Впрочем, может, меня навели последующие слова предложения: “избытком”, “напряжением”, а главное - “похотью”.Так или иначе, мне кажется, я и после прочтения всего рассказа не оплошал и догадался, что авторы, эти два доцента философского факультета, кандидаты философских наук, да еще и со вторым, математическим, образованием
просто поиздевались над любителями чернухи и порнухи.Однако признаюсь: был часок растерянности. “Ну как так?!!”. Смотрите:
“…
зато я видел ее, разомлевшую, лукавую и распутную до целомудрия, у себя на животе с лицом, перепачканным спермой, и это, наверное, судьба – вздрагивать от этого и только от этого”.Есть такая крылатая фраза: “Ничто человеческое мне не чуждо”…
Недавно наткнулся,- после многих лет ненатыкания,- на умную свежую марксистскую статью. Там такие слова есть:
<<
Разрыв полового поведения с его доминантной в прошлом репродуктивной функцией привел к существенным последствиям… Исключительная сексуальность человека в сравнении с животными способствовала трансформации полового поведения в сторону его большей усложненности и эмоциональности… Не вызывает сомнения социальная и культурная обусловленность различного рода извращений полового поведения, большинство из которых свойственны лишь человеку. Половая активность человека находится под сильным влиянием психокультурных факторов. Известны, например, случаи исчезновения регул и атрофирования яичников у женщин, поступивших в монастырь или приговоренных к смертной казни>> (http://www.russian-club.com/RING/ali1-letter.html).То есть ученый в принципе готов понять героиню рассказа, Ширли, разомлевшую от сосания этого уда? Или он не марксист, а какой-то проповедник всеобщего релятивизма? Понять значит простить… И потому, что ль, этот же автор пишет:
<<
Культурная среда, в которой живет и приспосабливается человек, меняется с каждым поколением, и было бы смертельно опасным [культур-генетическое] наследование благоприобретенных одним поколением признаков. Человек, которому перевалило за 50, уже не чувствует себя достаточно приспособленным к тому миру, в котором он живет, ибо этот мир со времен его молодости уже изменился. Что было бы, если бы он передавал потомству свои взгляды, убеждения, привычки? Итак, нет никакой адаптивной необходимости в>> культургенах, являющихся <<следствием воздействия культуры на генотип>>.И мне вспомнился уж точно бывший когда-то марксистом И.С. Кон, в “Социологии личности” хладнокровно констатировавший, что есть такая культурная наследственность, как канон, которому следуют мораль, религия, а когда-то – даже правопорядок и
искусство. Негибкий этакий механизм.Зачем-то человечество, выработав такой механизм, все никак не отказывается от него и не отказывается.
Атавизм?
Или он все же полезен?
Боюсь, что полезен, как показывает наиновейшая история России.
Вот захотели так называемые демократы привить россиянам западный менталитет, а россияне стали вымирать от этого. От этого в первую очередь, говорят ученые, от перспективы распада страны и утраты веры вернуть статус глобального народа, а не от ухудшения качества жизни в разы (как факт - в послевоенную разруху и голод население не сокращалось).
Этак размышляя, я вспомнил сцену из “Золотого осла” Апулея:
“…
тут я, вином разгоряченный и не только душой, но и телом, к сладострастию готовым, чувствуя беспокойство, весь во власти необузданного и уже мучительного желания, наконец приоткрыл одежду и, показывая своей Фотиде, с каким нетерпением жажду я любви, говорю:- Сжалься, скорей приди мне на помощь! Ведь ты видишь, что, пылко
готовый к близкой уже войне, которую ты объявила мне без законного предупреждения, едва получил я удар стрелы в самую грудь от жестокого Купидона, как тоже сильно натянул свой лук и теперь страшно боюсь, как бы от чрезмерного напряжения не лопнула тетива. Но если ты хочешь совсем угодить мне - распусти косы и подари мне свои желанные объятия под покровом струящихся волною волос”.Правда, похоже на цитату про “уд” из начала “Чрезвычайного положения”?
А ведь из истории литературы и литературоведения известно, что “Золотой осел”
- произведение сатирическое. Так что если и Яна с Дмитрием выдали нам что-то такое же? Мы же, простаки, думаем, что они всерьез. Что они, сами продвинутые, нас продвигают ко вседозволенности, этой квинтэссенции терпимости и свободы, знаменитым ценностям западного менталитета.Вот теперь вы прочтите рассказ и задумайтесь…
Ну хорошо. Пред нами какая-то банановая республика с чехардой государственных переворотов со стороны то одной, то другой хунты
. В эти именно места действительно ездит весь мир в отпуска, и именно здесь полюс, с иудеохристианской точки зрения, разврата. Но зачем же тогда древнеримский штрих введен:“
Стараниями чьих-то (я не следил за газетами) артиллеристов был поврежден величественный охряной акведук, который строил приемный внук Цезаря Юлия, сердечный друг нашей провинции, и теперь моя гостиница осталась засыхать без воды”.В европейском средиземноморье, через столько десятков лет после свержения в Греции черных полковников, не может быть хунт, а в африканском – из-за ислама –
настолько афишируемого разврата (“они, видите ли, слышали, что в таких гостиницах, как эта, самое то для эротики”).Ладно, можно отмахнуться от такого антиисторизма. Предположим, тут не подколка, а накладка. Но почему систему водоснабжения Яне с Дмитрием
нужно назначать современному городу быть взятой из древних времен? Читателей такого чтива что: считают недоумками? Или тут другого сорта читателям посылают авторы-харьковчане знак: чтоб не слишком близко к сердцу принимали их буффонаду с половыми извращениями, переставшими, мол, быть таковыми?Ну ладно. Пусть можно отнести на счет балагурства рассказчика (рассказ написан от первого лица) его нофелет, этот всегда один и тот же повод войти хозяину гостиницы на ночь глядя в номер к новоприбывшей женщине:
“задернуть на ночь шторы”. И то, что его впускают, пусть тоже можно принять: укладывается в правила игры в таком вертепе. Но не посмеялись ли авторы над своим рассказчиком и нами, по-видимому, серьезно описывая существенные различия между впустившими:“
С теми, кто говорили "ой, как стало темно!" нужно было вежливо прощаться, у тех, кто говорил "спасибо", можно было внаглую оставаться до утра”.Или и тут балагурство героя?
Или вот. Выведен же из зоны сознания и речи рассказчика сюжетный ход о замене
“кралечек” в качестве клиентов гостиницы штабными работниками. Ну это еще куда б ни шло. Но вот замена ими же (из-за того, что их много, и всех полководцу хочется ублажить гостиничной оранжереей и другими удобствами), замена ими же гостиничной прислуги в комнатах, где проживала эта прислуга… замена с передачей тем штабным функций той прислуги (то бишь ухода за скотом, готовки еды, уборки, стирки). Эт-то, знаете ли… Разве не подшучивание писателей над читателем?Или
– реакция “полководца F.” от хунты на сцену прелюбодеяния его жены (ею оказалась та самая минетчица Ширли) с хозяином гостиницы:“
– Выйдите, – потребовал я. – Вы что, не видите, она одевается?Но F. не сдвинулся с места, сверля меня своим алюминиевым взглядом. Он так увлекся, что, кажется, не понимал, чего я от него хочу.
Тогда я встал с кровати и, нисколько не стесняясь ни своей болтающейся наготы, ни заряженной винтовки в руках у полководца F., подошел к двери, вытолкал F. за порог и закрыл дверь на засов
”.Тут Зорич находится-таки в зоне сознания и речи этого “я”, рассказчика. Но разве не почувствуете вы в веселости героя еще и авторское нелицеприятное веселье? Хотя бы
- в натурализме “болтающейся наготы”?Если не почувствуете, то оцените хотя бы сюжетный ход: в разгар гражданской войны находящийся в силе полководец
F. всего лишь сажает в тюрьму своего обидчика.И, наконец, общий сюжет рассказа.
Хозяин гостиницы – рассказчик - просидел в тюрьме четыре года, до свержения хунты. Полководца
F. казнили. Рассказчика амнистировали. Он вернулся в гостиницу (шеф-повар ту сохранил). Пошел в десять вечера закрывать шторы. Обнаружил в одном номере Ширли в трауре и… Дальше то, что было раньше. Вот только начинался-то рассказ повествованием “я”, сидящим в тюрьме из-за… Ширли:“
Если только верно, что все имеет конец, то тогда точно: срок моего заключения еще не кончился, увы. Прокричать это "увы" из окна да во двор, где полосатым уроборосом гуляют другие зеки, мне не с руки. Кричать здесь нельзя, а кричать на языке немых – затея для безработных мимов, которые, как правило, лет на десять меня моложе. Все знают, что я здесь из-за женщины. И даже не скажешь "как обычно", поскольку обычно сидят из-за денег”.Ну зачем так было делать Боцман и Гордевскому? Чтоб посмеяться с нами, пребывающими в чрезвычайном для нас положении
тоталитаризма “денег”, над тем, во что мы влипли? Или чтоб повеселиться вместе с читателями, принявшими как свое это время “денег”, когда легкого веселья ради и забывать-то уже стали, что было что-то более серьезное. Идеологическое искусство, например. (Развлечение-то ведь – если в области чтения – это читать что-то с сюжетными трюками ради трюков, с психологической невероятицей; лишь бы веселило необычностью, с небывалым сексом, например.)Если иметь в виду, что написали это писатели, пользующиеся своей популярностью среди масс, купающихся в “свободе от”, то – одно. Если вспомнить, что авторы – философы и математики, едва могущие выживать на свои доцентские зарплаты, то – другое.
Как же быть нам, традиционным? И секса мы не чужды (и рассказ действует на наше ниже пояса), и видим, что смеются авторы изрядно над героем “скромной прелести буржуазии”, дорвавшейся, наконец, до своего торжества
: “судьба – вздрагивать от этого и только от этого”. – Нам, традиционным, кажется, что учесть надо и некоторую незаметность чисто авторских насмешек, и все-таки их насмешничество. Вероятнее всего, что разуверились наши писатели во всем. Это рассказом своим и выражают. Пофигизм.То есть перед нами произведение постмодернизма. Причем художественное произведение. Ибо соответствует признаку художественности Выготского: возбуждает сочувствие и противочувствие и рождает третье, нецитируемый катарсис.
До некоторых пор я не думал, что произведение, не имеющее в причине своего рождения идеал (пофигизм это отсутствие идеала, причем хроническое), не думал я, что такое произведение может быть художественным. Мда.
Надо проверить этого Зорича на чем-то еще.
*
Дальше мне не повезло. Впрочем, я не старался.
Может, я на порнуху более падок, чем на что-то другое. Но рассказ за рассказом не увлекали меня. И я ограничился двумя попытками. Впрочем, они, вроде, не опровергли открывшегося мне в “Чрезвычайном положении” пофигизма авторов. И если мне правильно кажется, то это “вроде” реабилитирует меня перед самим собой за падкость на якобы порнуху.
Что имею в виду?
По крайней мере в старой традиции художественного слова было принято автору любить хотя бы своего главного героя, пусть и – выражусь по-совковому – отрицательного. Например, как Гоголь – своего Хлестакова.
Такая любовь Зорича чуть не в каждой строчке чувствуется в “Чрезвычайном положении” к своему ловеласу-рассказчику. Смотрите на первую цитату
. “Предмет своего предстояния…” Какая свободная игра всех сил рассказчика! Этак важно о чем!!! Тут и насмешка над своей партнершей, и над собой, и бравада своим необыкновенным удом, и находчивость иносказания (и ради неповторения слов,- что тянет на изящную словесность - кого? – довольно низменного типа! – и ради уважения его к своим, может, щепетильным слушателям). Много-много чего!.. Чувствуешь эстетическое наслаждение от некого живо-писания.В “Торговце сладостями” я не любовь автора к герою почувствовал, а презрение.
“
Ближе к вечеру, по улице Риедора шествует, возвращаясь домой, старик Капилед – торговец сладостями” (http://www.zorich.ru/stories/a04.htm).А перед этим в двух абзацах начала рассказа мы введены в захирение всего городка. И вот величественное “шествует”. Зачем? Из дальнейшего видна вся ничтожность Капиледа, не умеющего из своего мастерства извлечь себе хотя бы прожиточный минимум. Он отвратителен в своей слабости и духа, и тела – всего-всего.
Такие же отвратительные два горе-грабителя, прицепившиеся к нему.
От известной частушки “Нищий вывесил портянки сушить, другой нищий портянки украл…” смешно от краткости, лаконичности, ловкого звучания. А тут… Хоть и короткий рассказ, скука не успевает одолеть. Но…
Но пофигизм сокровенного мироотношения Зорича не опровергает.
То же – в “Хэлоуине”.
И тут – пофигизм к описываемому. Как у безработных, пробивающихся режиссерством и исполнительством в телевизионных реалити-шоу. Халтура, возведенная в норму. Пипл схавает:
“
Было уже темно, когда на обочине я разглядел неподвижный "форд". Присев рядом с ним на корточки, курила женщина. Больше я не разглядел ничего, так как пронесся мимо нее маленьким торнадо. Через несколько секунд я понял, что не мешало бы вернуться, очень не мешало бы вернуться. И я вернулся.Ее звали Джил. Меня – Рекс, Тайри Рекс.
У нее была холодная кожа, славная холодная кожа, такая же, как и у всех нас
[герой ощущает себя нетеплокровным животным после вьетнамской войны и выхода замуж своей девушки, Элен, за однополчанина]. Свой первый рок-н-ролл мы танцевали на просторном заднем сидении ее "форда" той же ночью. Я скрывался от ФБР, Джил от своего мужа. И мы решили поиграть в прятки вместе” (http://www.zorich.ru/stories/a09.htm).Это, может и стилизовано под американскую эрзацлитературу, но для русской, все же еще не умершей, не годится.
Но пофигизма Зорича, повторяю, не опровергает.
На том кончаю.
29 сентября 2004 г
Натания. Израиль.
На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |