У гениев, по-моему, есть особенность: они реже, чем другие, скатываются в сочинение произведения прикладного искусства. (Надо ли повторять много раз повторенное, что прикладное – для меня – это заданное сознанием усиление {поддержанное подсознанием}, в общем-то, известного переживания. А произведение неприкладного искусства – это рождённое от подсознательного идеала {проявляющегося странностями для времени создания}.)

Из этого всего следует, - а также из инерционности подсознательного идеала, - что, если я какую песню Высокого ещё не проанализировал и не провёл синтез из этого анализа, то она вероятнее всего вдохновлена тем же подсознательным идеалом, что и большинство его песен. Эта – 1976 года. Можно ждать, что тогда Высоцкий ещё не впал в пессимизм.

Есть ещё особенность именно с разборами именно песен Высоцкого: у большинства разбирающих он получается антисоветчиком, а у меньшинства – с коррекцией: хотел вылечить опасно заболевший социализм. Что придаёт левый акцент антисоветчине.

Следующая особенность сугубо моя: я не разбирал песню “Про Кука”.

И вот я натыкаюсь на работу профессора из Университета Южной Калифорнии Жолковского “Наука, поэзия и правда: к разбору песенки Высоцкого о Куке” (https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/154_nlo_6_2018/article/20447/).

Судя по тому, что он из СССР эмигрировал, можно ожидать, что он антисоветчик не левого толка (левые были до чрезвычайности редки) и будет Высоцкого, понимаемого левым, где-то извращать невольно.

Это интересно заметить и раскритиковать.

Приступим к чтению?

Нет. Лучше сперва найти то, что и всюду у Высоцкого: неприятие народа за его нацеленность на мещанские ценности (идеал Личной Пользы).

Это, во-первых, прямые высказывания без явного интонационного подвоха:

Впрочем, поётся это почти со сладкой интонацией. Повествователь парит над обстоятельствами. Он знает, что есть не только морально-бытовой план жизни, не теряющий свою низость даже и при перескоке в якобы исключительность (командировка, например) с планом вседозволенности. В царстве вседозволенности та ведь распространяется не только на вас лично, но и на других людей. И как-то последнее скажется на вас лично? В плаванье мало ли на кого и на что нарвёшься… Вон – людоеды могут встретиться…

И понятно, почему кусочек этой песни вставлен в фильм “Ветер “Надежды” (1977)”. Парусный корабль с юнгами уходит из Одессы в Австралию. Плавание на паруснике это автоматически не шутка. Не мещанство. Ни обычное мещанство, ни необычное – со вседозволенностью для меня, в чём-то имеющего преимущество перед другими. Например, силу. Как один там, в фильме, парень. – Песня вставлена по противоположности мещанства и героизма. Вставлена тем, для кого ценность – героизм. Вставлена режиссёром (Говорухиным).

Такой извив не понятен мещанину Жолковскому, и он пишет:

В противопоставлении не только риторический смысл, но и идейный, вдохновлённый протестом против народа СССР, которого нельзя пробудить для возврата, - как на войне было с инициативностью, - к гражданской активности в мирной жизни.

Такое дальнодействие первого куплета открывается мне только потому, что я десятки лет углублённо занимался Высоцким. Совсем иное отношение у просто слушателя. Он просто чует ЧТО-ТО, словами невыразимое. А это – подсознательный идеал Высоцкого в настоящем социализме, который есть ежедневно усиливающаяся самодеятельность за счёт потакающего ей государства вплоть до полного исчезновения этого государства, что означит наступление коммунизма. Сознанию Высоцкого этот идеал не был дан. Но ЧТО-ТО дано было и ему и слушателям. И в том неисчерпаемая прелесть.

Жолковский и этого не понимает, правильно всё же называя это художественностью:

"Я могу слушать ОНЗ [Одна Научная Загадка] бесконечно, от повторений она своего обаяния не теряет, — верный признак художественного качества и, соответственно, вызов науке, которую я представляю”.

Не могу я полностью согласиться и с такой его сентенцией:

И не потому не могу согласиться, что не понял конца предложения (он опять о технической, литературной стороне), а по идейным соображениям.

Сам Зощенко был идеалист. И его возмущало, что советская власть чересчур материалистична. В результате – ей соответствует и народ (Зощенко лишь для маскировки называет страсти вокруг денег и бесплатного пережитками капитализма). Власть аж обещает в будущем коммунизм как неограниченное материальное потребление. (Образ его дан в первом рассказе “Сколько человеку нужно”: "Вот если подумать, что с завтрашнего дня трамвай будет бесплатный, то…”, - и рисуется совершенно ужасная и реалистическая картина низменнейшего поведения людей.) Причём Зощенко не врёт на господствующую идеологию в СССР. Она сразу приобрела извращённый, чересчур материалистический вид. Из-за чего закономерно постепенно пришла к реставрации капитализма через 70 лет.

Зощенко ёрничал против низменной власти, а не против народа, а Высоцкий глотку рвал против неслуха народа уснувшего, а не против власти.

Чем это можно доказать на материале песни?

Сменой повествователя после двух с половиной куплетов.

Ещё во втором куплете повествователь умильным тоном остаётся философом, мечтательно видящим сквозь даль (реконструирующим), как это плохо (и хорошо, когда зло провидишь издали) – царство вседозволенности, остающееся мещанским – объединившиеся в коллектив индивидуалисты:

Характерно это "Друга дружку”. Не хаос – все против всех – а все против сегодня выбранного в жертву вчерашнего своего. Как фашизм: лучшие против низкосортных. Или репрессии при так называемом социализме.

В начале третьего куплета повествователь вообще безразличный ко всему учёный:

И тут вступает ненавистный советский мещанин, непробиваемый Высоцким:

Повествователь аж голос радикально сменил с баритона – на противный такой, склочный тенорок. В низменном – тот, как рыба в воде.

Повествователь, вживаясь, аж глаза закрыл от удовольствия всепонимания этого мира: элементарно, Ватсон!

Представляете, КАК его ненавидит Высоцкий? Ведь для торжества его подсознательного идеала настоящего социализма нужны ж миллионы граждански активных, охваченных единой целью людей. А где их взять, когда кругом такие низменные сволочи?

Кто-то (опять баритон), не настолько низменный, как тенор, вживается в, как он, несчастный, думает, учёного:

Но вступает тенор:

С уморительной путаницей кок/Кук…

Разворачивается сцена, напомнившая ту, что несколько раз случалась на моём дзен-канале с двумя принципиальными противниками моей деятельности на этом канале.

Тут надо отвлечься в советскую политику образования.

Там, как и во всём, шла борьба материалистов и идеалистов. Материалисты считались с пережитками капитализма (и подпали под сложные насмешки Зощенко), а идеалисты с пережитками боролись, в частности, дальней установкой на поднятие всех на уровень аристократии. Ленин с его управляющей государством кухаркой, сперва подученной в профсоюзе как школе коммунизма, был идеалистом. Сталин – материалистом (в чём-то терпевшим курс на аристократизм всех). Настоящий социализм в этой области был в постепенном перевесе идеализма над материализмом. Что стало возможным вскоре после вступления Высоцкого на арену жизни из-за достижения ядерного паритета между СССР и США. И что стало невозможным из-за, громко говоря, предательства в верхах идеи коммунизма в виде идей социализма с человеческим лицом и конвергенции социализма и капитализма. Высоцкий стал этому курсу, как кость в горле.

Я на дзен-канале, как мини Высоцкий, стал проводить курс на превращение каждого человека в миниискусство- и литературоведа. И стал, как кость в горле, тем искюсствоведам и их почитателям, что занимаются на платформе дзена развлечением на тему искусства. По сути – оболваниванием людей, что так нужно, по большому счёту, капитализму. Таким оболваниванием, чтоб сами люди это за оболванивание не принимали.

Двое из таких (впрочем, не осознающих своей глобальности) принялись на моём канале стихийно вредить моей просветительской деятельности. Я хотел, чтоб обсуждалось, ЧТО в произведениях искусства ЧЕМ выражено. А они принялись друг друга (и всех, кто это читал) уводить, например, во всякие фантазии, еле или совсем не касавшиеся произведения, вроде того, как бы он, фантазёр, продлил “Евгения Онегина”. И я имел глупость требовать возвращения к теме. И злиться на их непослушание. И они меня с удовольствием троллили.

А Высоцкий, создав голосом таких же негодников (низводящих науку к нулю), их косвенно осмеивал. И вся остальная песня – это пир этих распоясавшихся негодников.

Ошибка самопального учёного (баритона) устраивает, и он начинает импровизировать подробности:

А более тёмный (тенор) – с вожделением (для убедительности сильно кивает) фантазию подхватывает:

С добавлением идиотизма отсебятине: как пустотелая палка из бамбука может убить?

Высоцкий, негодуя, готов придать ненавистному (раз так осмеивает ) персонажу самые плохие свойства.

И сцена продолжается: баритон и тенор, соревнуясь в дурости, по очереди безудержно фантазируют.

Не в пример обижавшему своих оппонентов мне, вообще лишившемуся обоих горе-комментаторов, хохот слушателей Высоцкого констатирует победу подсознательного прокоммуниста над мещанами (хоть слушатели, может, сами антикоммунисты; но такова сила искусства).

А как эту, прокоммунистическую, позицию описывает Жолковский?

Он согласен, что противопоставляется "законный научный интерес к этнографической проблематике” и "ее упрощенно “народный” извод”. Он согласен, что дискуссионной сфере противостоит сфера "пресуппозиции, то есть — якобы — достоверно известного. Это известный своей жульнической убедительностью риторический прием, и Высоцкий сразу же обнажает его, строя на нем заглавие своей песенки” (Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука).

Но для Жолтовского это "амбивалентный дискурс”, а не идейно-политическое противостояние тех, кто за коммунизм и тех, кто – в конечном итоге и практически – за капитализм.

Когда-то, ещё в СССР, я вычитал, что маскировка антикоммунизма под деидеологизацию вызвана силой идеи коммунизма. Читалось это, когда на самом деле эта сила страшно ослабла и где-то накануне поражения. Почему же теперь ("через три десятка лет после ее [песни] создания”), после поражения стороны коммунизма, Жолтовский не восходит до идейного смысла?

Из-за общей дискредитированности идей, свирепствовавших в искусстве в 19-м столетии и в СССР в столетии 20-м.

Требуется имманентность искусствоведения.

Подсознательный идеал автора, способный удержать имманентность и при внимании к идеям, наукой не принят. – Вот и…

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/esce-odin-risk-s-vysockim-6194e839ee891932144f9034?&