В кои веки я получил письмо-отклик на свою статью. Статья о песне Высоцкого “Я ЯК-истребитель” (1968) Высоцкого (слушать тут). Человек понимал песню как раздрай между “хочу” и “могу”. Как сугубо личную проблему. Понимать надо, что он возражал против моего преувеличения, что Высоцкий вдохновлялся и пел не из-за проблем со своим здоровьем, а из-за проблем со здоровьем страны. Считал, что социализм заболел и надо его спасать.

Я возразил датой первого обращения окружения Высоцкого в скорую помощь (1969) и тем, что откликающийся основывается лишь на одном куплете песни:

Не доказал. Получил такое письмо:

Я отписался, что не понял вопрос. А потом взяло ретивое: ну какой же ты просветитель, если пасуешь?!. И – попробовал на песню глянуть, как ребёнок.

Какой мой инструментарий? – Засечь: 1) недопонятность в “тексте” или 2) противоречивость в нём (что тоже есть некая недопонятность, а “текст” я взял в кавычки, потому что в него входит и ненапечатанный буквами тембр голоса, интонация произнесения слов).

Что говорят слова процитированного (третьего) куплета? – Что “я” очень уж заботится о своём здоровье. Что он дурак: не понимает, что стремительное падение вниз по винтовой линии, хоть и медленнее, чем в пике, но в пике противник может предугадать траекторию падения и точно в “я” попадёт. Так хоть штопор – это медленнее, зато труднее врагу попасть. Нет, даже и штопор – это перегрузка (добавляется к силе тяжести центробежная сила) – А что: надо было не уворачиваться вхождением в штопор и продолжать лететь прямо и попасться на прицел врагу? В общем, “я” – дурак. – Но что-то тут режется с мужественным голосом певца. Мужественный, да, может быть дураком, но он не так уж заботится о своём здоровье. Может, из-за дурости-то и не заботится.

Какая равнодействующая этих двух переживаний: слишком думающего о себе (этика счастья) и совсем не думающего о себе (этика долга)? – Золотая середина (умное самоуправление).

Это ж решение! Всё уладится, всё устроится, всё на свете успокоится.

Но.

Почему тогда ТАКАЯ страсть?

Что если потому, что эта золотая середина не достигается всё и не достигается?

Тема песни – война.

Я раз спросил у одного, любителя истории Великой Отечественной войны: зачем осуществлялся, вроде бы, сталинский принцип ни дня без продвижения фронта на каком-нибудь участке вперёд? Не было ль от этого чрезмерности жертв? – Он ответил, что на фронте и без продвижения фронта есть жертвы. И большой вопрос, что лучше: ежедневное напряжение или с передышками. С быстро протекающей войной быстрее её конец и прекращение жертв вообще.

Хорошо. Однако зачем песня сочинена и с такой страстью поётся в мирное время?

Так умное самоуправление-то в стране и вовсе отсутствует. Есть лишь официальные призывы власти народу к гражданской ответственности, но фактически-то инициатива – наказуема. Властью.

Но, опять же. Так уж сильно наказание? Разве не слаще самоуправление?

Народу – не слаще.

Так отчего такая страсть: от негожести власти или народа?

Единовластие было нужно перед войной – чтоб подготовиться к ней. На войне – чтоб победить. После войны – чтоб достичь ядерного паритета с США. Но теперь, когда он достигнут? Почему теперь надо власти гнобить самоуправление? Почему теперь надо народу терпеть такое отношение? – Народ рассуждает: не война же – можно и потерпеть. А власть рассуждает: от добра добра не ищут – нечего ничего менять.

На кого у Высоцкого больше зла: на власть или на народ теперь?

Ответ в том, про какое время поётся – про военное. Жертвенность в бою – то же самоуправление, особенно с личной смелостью, глупостью, если хотите. И без них не был бы выигран ни один бой. – Так что если страсть теперь – от отсутствия воли к самоуправлению теперь? Отсутствию глупости? Ведь если в войну мог пропасть народ, не только страна, то теперь может пропасть социализм.

Для этого, правда, надо считать социализмом отсутствие тоталитаризма, по крайней мере – его ежедневное утеснение самодеятельностью вплоть до полного исчезновения государства, что означит наступление коммунизма. Ну так разве на словах, по крайней мере, мы не коммунизм строим? А какое ж это строительство, если каждый день тоталитаризм сильнее, а не слабее.

Такое, однако, трудно себе представить, чтоб было в сознании у Высоцкого.

Так зато это мыслимо представить в подсознании. Как инерция той власти советов, которую они набрали в самом начале Октябрьской революции, пока не началась в 1918 гражданская война и понадобился централизм а не советы. Да, да, гражданская война, угроза новой войны, новая война, угроза ядерной войны… Но теперь-то, повторяю, ядерный паритет достигнут. – Подсознанию вполне по силам “понимать”, что признания культа личности мало, что надо к самодеятельности переходить, что перерождаемся иначе в мещан, и где тот новый человек, что нужен коммунизму? – Подсознанию вполне соответствует та страсть, с какой хочется катящийся пол горку народ остановить. – Уж больно огромна задача, чтоб именно такую страсть потребовать. Простое самосохранение, вроде бы ТАКУЮ страсть не вызвало б.

А подсознательному уровню этих мыслей вполне соответствует тот "инструментарий”, о котором просил непробиваемый откликающийся: недопонятность. Это сознанию всё понятно, и оно выражается ясно и внятно.

Часто это подсознательное качество идеала называли: Бог поцеловал. Когда-то вообще не знали о самом существовании подсознательного. Даже о наличии мыслей именно в голове не знали. Некоторые негритянские племена уверяют, что мысли находятся в желудке, потому что они осознают только те мысли, которые действительно беспокоят: печень, почки, кишки или желудок.

А скоро придёт время, что сканированием мозга смогут отличать осознаваемое от подсознательного. Тогда подтвердится, что и восприятие подсознательного идеала автора происходит у восприемника тоже подсознанием.

Думаете зря человек, отозвавшийся на статью, словами написал мне о всего лишь раздрае со здоровьем у Высоцкого в связи с песней? – Не зря. Это он так перевёл воспринятый своим подсознанием идеал настоящего социализма в подсознании у Высоцкого и раздрай у него из-за отсутствия этой настоящести в практическом желании народа.

Человек, отозвавшийся на статью понял сейчас Высоцкого вполне в духе нынешнего времени, времени капитализма и торжества индивидуализма. И что индивидуализму ближе: раздрай с народом или раздрай со своим здоровьем? – Конечно, со своим здоровьем.

Более того, именно так, индивидуалистически, было общей тенденцией восприятия его большинством и во время его жизни. Хотя бы из-за того, что он был притесняем властью. А власть-то все понимали, как нечто, стесняющее жизнь. Поголовно все были несуны. Я, например, ни листа бумаги, ни одной ручки не купил в магазине. Всё брал с работы. А ведь вне работы – писатель же. И если я лично из чувства ответственности во время работы не филонил (или почти не филонил), то все, кто начальником конструкорского сектора мне был функционально подчинён, филонили напропалую (вязали, читали, болтали, в теннис играли и даже по магазинам бегали), и я с ними очень ругался. И представал стеснительной властью.

Сам Высоцкий сочинил эту песню, пишут, в связи со своими контрами с Любимовым, главой театра, где Высоцкий работал.

Но. Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон… А когда потребовал – хочется так написать, чтоб через века впечатляло. Страна же была инерционно-ещё-коллективистская и, чтоб впечатляло, надо, думалось, иметь в виду больше, чем себя. – Вот Высоцкий так и имел в виду. Он был рождён хрущёвской оттепелью, быстро показавшей, что самодеятельности дорога закрыта. Она была так закрыта, что усовершенствование социализма самодеятельностью было накрепко обречено замалчиванию. Например, я, провинциал, о существовании движения КСП (клубов самодеятельной песни) узнал только в 1969 году. А там даже тогда ещё сохранялась инерция преобладания левого диссидентства над правым (во главе с Галичем). О существовании же правых диссидентов то и дело говорили западные радиоголоса, и передавалось это в массы. И про Даниэля и Синявского я услышал в 1965 году. От человека, не уважаемого мною. Но услышал. А про левых диссидентов, как именно левых, в молодёжных движениях (поисковиков, коммунарства, интеров) я прочёл только в XXI веке. Поэтому наиболее злые на власть склонны были Высоцкого воспринимать правым диссидентом, про которых все слышали, а не левым, про которых мало кто слышал. Например, мой – младшие меня на 10 лет – двоюродный брат, столичная штучка. Для него в XXI веке было открытием узнать от меня, что существовало в СССР левое диссидентство. А было ещё и явление предательства левых и переход их в правые (Булат Окуджава). Которое тоже, чем дальше во времени, тем больше, уменьшало шанс левому восприятию Высоцкого. Так что, когда Высоцкого хоронили москвичи в 1980 году, хоронили его те, кто вскоре сделал в Москве в 1991 году первую цветную, так называемую, революцию, выплеснувшую из купели вместе с водой тоталитаризма и младенца – неконтрастное общество: управлявшая огромными средствами партноменклатура стала тогда – в лице быстро соображавших – и их собственником. И теперь совсем редко встретишь человека, адекватно воспринимающего Высоцкого – левым.

Но дадим слово и адвокату дьявола.

Разве не может страсть Высоцкого быть вызвана не неподъёмной задачей разбудить опустившийся в мещанство народ для социального творчества, не менее неподъёмной задачей убедить элиту в необходимости вернуться в капитализм?

Может, - отвечаю. Но, по-моему, у страсти шансы разгореться больше для более трудной задачи. И переубедить элиту было менее трудно. О её перерождении предупреждал ещё Троцкий. Перерождение всем продемонстрировал – но позже – Горбачёв. Да ко времени сочинения Высоцким песни была целая теория об этом. Она называлась социализм с человеческим лицом. В 1965 году Артур Хедли издал соответствующую книгу. А в 1968 огромная часть компартии Чехословакии взялась практически осуществлять этот мирный переход. – Не то, чтоб Высоцкий знал эту теорию. Но чуять-то он мог то, что носилось в воздухе и до её возникновения, если он гений.

Да вот задача разбудить народ была потяжелей. Хоть народ и не зря филонил на работе. Ведь идея о труде, как первой необходимости, была догмой. Вернее было положение об отчуждающем характере труда, если он не творческий. А где на всех напастись творчества? Мне, на посту главного конструктора по прибору, ещё доставалось немного творчества. Всё-таки я начинал разрабатывать прибор с состояния его несуществования. Каким бы подобием предшественников он ни был, он был и с новизной. Кусочек творчества, чтоб прибор породить, был необходим. И этот кусочек доставался мне. А всем моим временно подчинённым творчества не оставалось. Они делали то, что я задумал. И это было достаточно не интересно. Самоуправлению, если о нём помыслить, надо было вменить в обязанность управлению (мне) подумать о разнообразии работы исполнителей. А я не только не представляю, как это сделать, но немыслимо, чтоб люди это от меня требовали. – Если при коммунизме вообще работу возьмут на себя роботы, то – мыслится – человеку останется жить – ну чем? – искусством. Не спортом, не развлечением, а творчеством и сотворчеством, как высшим переживанием.

Если социализм с человеческим лицом ориентировал на большее удовлетворение потребностей, что ниже пояса, то сотворение нового человека – по противоположности – это акцент на потреблении выше пояса. В каком-то грубом приближении всё.

Даже и идея Справедливости материальной была для трудящихся сформулирована выходцами из верхов, а не рабочими. А тут – идея нового человека – чтоб продвигалась снизу! – Бред! – как упрекают меня некоторые читатели. – Так вот этот бред потруднее претворить в жизнь, чем переубедить элиту вернуться в капитализм, который в эру Потребления стал так симпатично выглядеть.

Вот Высоцкий и выбрал второе, более трудное. И потому так хрипел от напряжения, и кровь горлом у него шла уже в 1969-м.

Это даже и не совсем бред был. Он, в частности, предлагал массам всего – казалось бы – малость: быть сотворцами в качестве его слушателей. Не шутка ж – воспринять своим подсознанием его подсознательный идеал настоящего (с самодеятельностью) социализма, и перевести это в своё сознание правильно. – Но народ этого не мог, а просто понимал его как открытую форточку в душной комнате, где духота – работизм. Народ не мог сорганизоваться и заставить, скажем, начальство делать перерывы в работе на культурную программу высочайшего уровня. А Высоцкий что-то такого типа не то, чтоб хотел. Но. И он рвал голос от негодования, что его негодование не переходит в действия обожавших его людей. Они уходили с его концерта, и их жизнь продолжалась по-прежнему. Он, получается, зря старался. – Ну не всё так резко, но. – Можно захотеть умереть. Может это подействует?

А можно эту вожделённую мною недопонятность (от которой у меня всё и пляшет) узреть в другом куплете песни?

Дурак поумнел. Видит, что он не дорос до самоуправления.

Нет тут ничего недопонятного. – Зато оно появляется в следующем куплете. В выводе из своей дурости.

Он от дурости не отказывается. От самодеятельности. Герой гибнет – идея остаётся жить. Пусть не раскачали вас, люди, мои, - мыслится Высоцкий, - песни, так, может, смерть моя вас раскачает? (За 12 лет до смерти.) И он от своего имени повторяет без пения: "Мир вашему дому!”. Да будет у вас настоящий социализм!

Страсть равна своей задаче. Обе – великие.

Впервые опубликовано по адресу

https://webkamerton.ru/2020/01/bessilie?fbclid=IwAR0BKlEaAwEe_G0-iA69s69V1joqYcYm8Y-zwdwkf_1_whfTO6uCEakXfSw