С. Воложин.
Врубель. Микула Селянинович. Эскиз.
Художественный смысл.
|
Раздрай между символизмом и ницшеанством. |
Врубель, хвори и творчество
Нельзя угадать будущее и нельзя избавиться от прошлого. У Врубеля была тяжёлая наследственность, а потом он ещё и сифилисом заболел, да так и не вылечился, чтоб абсолютно. Оттого и умер, в общем.
Жил он во время царствования символизма, а тот – о благом для всех сверхбудущем, и мучил его, сверхвпечатлительного, своей невыразимостью. А то ли наследственность, то ли осложнение от вылеченной, вроде, болезни, то ли одно и другое швырнули его в противоположное мироотношение, выраженное очень упрятанной цитатой из Ницше:
"…всё материальное — это своего рода движение, служащее симптомом какого-то неизвестного процесса: всё сознательное и чувствуемое — это опять-таки симптом неизвестного” (Ницше Ф. Черновики и наброски 1882-1884 гг. // Ницше Ф. Полное собр. соч.: В 13 томах. Т. 10. — М., С. 640).
Оба обстоятельства понудили меня счесть верным такое соображение:
"…совершенно прав М. М. Алленов, в самой врубелевской технике усмотревший “драму невыразимости”, ощущением которой проникнуто все творчество Врубеля. Драматизм коренится в миросозерцании художника как “первичном условии”, и зрению в первую очередь дано пережить реальность как “драму невидимого”” (Даниэль. Сети для Протея. С-Пб., 2002. С. 107).
Зрение же, по Даниэлю, чрезвычайно сложный, подсознательно мыслительный, можно сказать, процесс. Он состоит из множества циклов: 1) предположения со стороны мозга, что это предъявила ему, мозгу, сетчатка глаза, 2) сравнения полученного возбуждения с образцом того, что, предполагается, предъявлено, 3) корректировки возбуждения, 4) сравнения полученного с первоначальным возбуждением, 5) корректировки вторая, - и т.д. То есть то, что мы увидим, зависит не только от того, на что мы смотрим, но и от того, как мы обрабатываем информацию. Будучи подшофе, например, можем получить такое…
У Врубеля со зрением было не так, как у других людей. Например, оно у него было эйдетическим – увиденное долго не теряло в памяти яркости после отведения взгляда. Может, он что-то из перечисленного выше подсознательного микромыслительного подозревал. И тогда оно работало на отчаяние от невозможности выразить неясное.
Даниэль написал о трагедии неясности:
"Как известно, Врубель особенно близко принял к сердцу систему своего академического наставника II. П. Чистякова, руководящий принцип которой состоял в следующем. Форма как бы высекается из пространства, определяясь сначала по общим касательным плоскостям, или “планам”, а затем по все более мелким, вплоть до исчерпания плоскости в точке. Соответственно, контуру как таковому здесь нет места; то, что разумеют под словом “контур”, здесь представляет собой предельное сокращение касательных плоскостей; таким образом, форма, будучи предметно определена, продолжает сохранять связь с пространством. Идеалом такого> аналитического метода было бы моделирование предметко-пространственной связи как совершенной непрерывности; это означало бы, по выражению Чистякова, “дойти до точки”. Изобразительная плоскость ставит на этом пути естественный предел, не мешая означивать саму бесконечность стремления к аналитическому исчерпанию видимой формы” (С. 103-104).
В бесконечности стремления уже чувствуется потенциал трагедии недостижимости и символизма, и ницшеанства. Но у Чистякова до трагедии ещё далеко. А у Врубеля…
"Врубель как будто попросту оставлял видимыми в рисунке рабочие линии построения, то есть грани, ребра перспективно сокращенных пространственных „планчиков" (как выражались чистяковцы), обычно не доводя их дробления „до точки". Следствием этого у Врубеля было не явление, а исчезновение или, лучше сказать, исчезание, ускользание предмета, сокрытие его в лабиринте пространственных интервалов между гранями пространственных планов” (С. 104).
Вот про Микулу Селяниновича. (Приписывается Врубелю.)
Странна эта былина неожиданными поступками пахаря. С какой стати Микула согласился бросить пахать и поехал с князем собирать дань с горожан, довольно бандитских и готовых ограбить слабого, того же Микулу давеча чуть не ограбили, пока он им силу не показал. Что ему князь? Он и ругнул того, когда тот просто его поприветствовал, подъехав. Отвлёк-де. А сам взял и вдруг согласился ещё больше отвлечься. Или он за Порядок: бандитствующих нужно окоротить. А чего он соху в борозде бросил, взявшись князю подсобить?
|
- Я оставил сошку во бороздочке Не для-ради прохожего-проезжего: Маломощный-то наедет - взять нечего, А богатый-то наедет - не позарится,- А для-ради мужичка да деревенщины, Как бы сошку из земельки повыдернути, Из омешиков бы земельку повытряхнути Да бросить сошку за ракитов куст. |
Это – чтоб продемонстрировать, как слаба дружина князя? Деревенщина-то сошку из земли выймет и унесёт, а дружинники ни впятером, ни вдесятером, ни все тридцать сошку вынуть из земли не могут. Так на что опираться Порядок будет? Не на силу дружины? А на что? На Право, которое князь олицетворяет? – Это символизм такой? То, о чём мечтается в сверхбудущем? Или это лишь в отчаянии на такое можно уповать? А Микула ведёт себя так, как ндрав велит в эту секунду? Абсурдно? И абсурд этот – образ вообще иномирия, куда бежать надо от того, что Этот мир плохой? То есть – ницшеанство это, прямо противоположное символизму… То есть душой Врубеля владеют противоположности. А он думает, что их ему нашёптывает "принцип непрерывной трансформации частей, как бы “нащупыиающих” свое место” (С. 99)? Тот самый ощущаемый Врубелем подсознательно мыслительный многоступенчатый процесс зрения?
Во всей былине постоянна только вежливость князя. Так потому, что ль, его фигура наиболее определённа? Кланяется Микуле, сидя на лошади.
Диво, этот изменчивый Микула определёнен, правда, при неопределённости, на быке рогатом он пашет или на лошади.
В общем, бедный Врубель…
20 октября 2022 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
https://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/7111.html
| На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |