С. Воложин
Войтинский. Призрак. Чёрная молния.
Художественный смысл
|
Невероятицы потому и действуют на нас как нравление, что мы очень хорошо знаем, что в настоящей-то жизни всё не так… А комедийность всего на экране – лишь условие нашего на секунду приятия, что лучший мир в действительности – возможен когда-то, раз его можно помыслить. |
Раб автора
Это я – раб автора. Войтинского. Когда смотрел его фильм “Призрак” (2015). И даже после.
Ну полная невероятица там нагромождена. Абсурд, можно сказать. Или я плохие слова нахожу… Как назвать разнузданную выдумку, которую на полном серьёзе выдают за явь?
Вспомнил эпизод из “Приключений Шурика”, как Балбес лежит, накрытый одеялом, выпростав руки и вытянув ноги, торчащие из-под одеяла. И вдруг запустил одну руку под одеяло и почесал ею пятку (ног не согнув). Секунда – и действие, как ни в чём не бывало, летит дальше. – Весело всем. Режиссёру, артистам, зрителям… Ну что делать, когда радость жизни брызжет!
Я совершенно понимаю, почему я так отдался режиссёру – очень уж нравящуюся мне идеологию бесшабашности он проводит (которую я в жизни своей или совсем не проводил никогда, или жил так несколько секунд за всю жизнь).
Или это не то было?
Королёв, вроде, у Гагарина спросил перед полётом: “Боишься?” - “Нет”, - ответил Гагарин. – “Почему?” - “Уверен в вас”. И Королёв его, вроде, пожурил, что это – смелость за чужой счёт.
Хорошо. Когда я, доверяя руководителям, прыгал через обвал на тропе (да и все 50 туристов прыгнули, не раздумывая, когда внизу был километр, наверно, пропасти), - тогда пусть это была смелость на чужой счёт… Но когда я лез на втором этаже из окна в окно по карнизу сантиметра в четыре… - Это что было? Я не был пьян (как в другой раз, когда тоже на второй этаж взбирался по двухсантиметровым выступам в стене). Я просто был уверен в себе. Очень уж близко были окна друг от друга. Я мог одновременно вцепиться пальцами в рамы обоих окон. Я даже адреналина не почувствовал. – Я и над пропастью, помню, адреналина не почувствовал: очень уж много людей ничтоже сумняшеся передо мной и после меня прыгнули через те полметра отсутствующей тропы.
Адреналин я помню от горы Новый Свет, когда был влюблён и, кажется, любим.
Под ногами был не километр, а пару сот метров, и не отвесной стены, а склона, градусов под 60 (зацепиться, впрочем, там было не за что: и там ничего не росло, и каменистая гора, помнится, блестела от гладкости), но зато тропа была шириной меньше полуметра, помнится. Так что тяжеленный рюкзак за спиной цеплял за этот 60-тиградусный склон, и надо было, чтоб не цеплять, идти, слегка повернувшись туловищем к этому склону (это было тем лучше, что можно было не смотреть на море внизу; и нужно было не смотреть, чтоб голова не закружилась). Одна пара отказалась идти, и им было назначено, где потом встретимся, когда мы обогнём эту скалу. А я, если б отказался, потерял бы всю будущую жизнь, потому что руководительницей была моя будущая жена. И мне даже в голову не пришло тоже отказаться. А зато потом, до конца дня (там, за поворотом, был ещё и кусок обвалившейся тропы – опять), я чувствовал, что не хожу, а как бы летаю – адреналин…
А вообще, я расчётливый человек.
Потому, наверно, и впадаю в упоение, если мне предлагают посопереживать с героем, который трус, а поступает, очертя голову.
Ваня Кузнецов – последний человек в классе (каким и я был). И хождение по карнизу на каком-то этаже – это были у него ещё цветочки. Он, неделю поучившись, с самолётом справился… И заикаться перестал.
И как-то веришь, что из-за ТАКОГО перерождения от, как ему показалось, разделённой любви к первой красавице класса сама эта красавица к нему – ну совсем ей он не пара – что-то почувствовала и испугалась в конце, не стал ли он опять заикаться, и искренне обрадовалась, что не стал. И – они, счастливо взявшись за руки, уходят… И дождь им нипочём.
А я – покорён. Пусть там и призрак взял шефство над Ваней. Натуральный призрак. Пусть этого призрака играет брутальный Фёдор Бондарчук (всегда и в жизни играющий себя брутального, а режиссёр в насмешку над этим его-то и пригласил играть брутального персонажа).
Смех смехом, а проводится неслабая идея, что жить нужно страстями. Этика счастья. Ценен – миг. А что за ним – потом будем думать.
М! Как сладко так пожить хотя бы на время киношного действия… Фабрика грёз…
Почему я себя не презираю? Почему я счастлив сопереживанием?
Не счастлив ли я и эстетически?
Потому что режиссёр осмелился так нахально сказать, что для него ценно? Так неожиданно… Натуральный, мол, призрак…
Вот захотел, режиссёр, и сделал… И знал, что все ему подчинятся. И я – первый. Хоть это – глажение меня по шерсти. Я понимаю, что я – глупый кот. И – мне плевать. Я мурлычу.
Я в полной растерянности от себя: фильм для меня оказался, как монолит какой-то. Я никак не могу себя заставить начать применять свои обычные критерии хорошести: ни недопонятности никакой нет, что (недопонятность) для меня является признаком происхождения непосредственно из подсознания автора, то есть признаком настоящего искусства. Ни нецитируемости художественного смысла. Ни противоречивости “текста”…
Или противоречивость есть? Мальчик-победитель очень уж непрезентабельный.
Узкоплечий, тонкошеий, вид пай-мальчика. Некрасивый. Наверно, драться не умеет, раз терпит нескончаемые издёвки соучеников.
Да и взять на роль супермена Фёдора Бондарчука – это насмешка. Не знаю, над кем больше: над ним или над нами. (Вид у Бондарчука очень мужественный, а мне лично как-то не известно ничего, кроме внешнего вида, что б характеризовало его как мужественного человека; общее впечатление от него, что это человек, что называется “нос по ветру”.)
Или вот: Ваня учится бальным танцам. Что-что, мне представляется, а такое занятие уж точно обеспечивает раскованность поведения. Ан, нет. Не Ване. Он всё равно затурканный.
А что призрак из шалопая в жизни превратился в противоположное существо, став призраком?.. Это что: нормально по принципу наоборот?
Или всё-таки все эти невероятицы потому и действуют на нас как нравление, что мы очень хорошо знаем, что в настоящей-то жизни всё не так… А комедийность всего на экране – лишь условие нашего на секунду приятия, что лучший мир в действительности – возможен когда-то, раз его можно помыслить…
То есть идеал Войтинского – в сверхбудущем! – Вот мне и нецитируемость* художественного смысла.
Надо это проверить. Что там он ещё снял? – “Чёрную молнию” (2009).
_______________
Ну вот. Посмотрел. Не хочу ни слова написать. Смотрите сами.
Я был прав.
11 апреля 2015 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
http://www.pereplet.ru/volozhin/361.html#361*
- Нецитируемость. Не смешите меня. Римейк “Бэтмана” и “Человека-паука”.- Я попробовал посмотреть фильм “Человек-паук” (2002). Именно попробовал. Потому что дотерпел до середины и плюнул. – Скучно. Нагромождение.
Есть ли нецитируемость в “Чёрной молнии”? – Подумаем. (Если я найду, это будет лишним свидетельством, что тут поработало подсознание автора, раз мне через секунду после того, как я себе вопрос задал, ответ в голову не пришёл.)
Итак. Зачем сделано, что благородные подвиги, называемые “Чёрная молния”, приписываются Настей не Диме, а Максиму? – Чтоб победил принцип любви с первого взгляда. Настя и Дима заметили друг друга с первого взгляда, а богатый Максим вмешался, поспорил с Димой, что за две недели влюбит Настю в себя, и чуть не выиграл, потому что та думает, что это Максим такой благородный, плюс спас ей жизнь (подставился под падающую на неё огромную сосульку).
Но зачем автор взял любовь с первого взгляда? – Ответ самоцитатой: “в обществе нет более почти ничего, что могло бы сблизить людей. Любовь – с первого взгляда, как магическая сила, колдовство, которое нельзя вплести в ткань реальной жизни”.
Значит, идеалом Войтинского является сверхбудущее, когда с любовью станет наоборот (опять самоцитата: “Любовь – индивидуализированная, личная социальная сила; внешнее сближение – от случайности; на самом же деле – оно от общих высоких стремлений”).
Такой идеал – нецитируем в фильме. В фильме, наоборот, он вот-вот победит (и Настя полюбит Максима за, мол, благородство).
Потому и слёзы наворачиваются, что нецитируемый идеал автора – побеждает: И ЗА благородство (истинное) тоже любит Настя Диму (оно как бы с самого начала в его лице угадывалось, а потом всего лишь подтвердилось).
А что в “Человеке-пауке”?
Благородные поступки зачем-то сопровождаются нелогичными, по-моему, предположениями, что они не благородны. Вот Питер убил бандита, убившего его дядю. А гнавшиеся за бандитом полицейские того и гляди подстрелят Питера сдуру. Кто-то на восторги от продолжающихся и продолжающихся подвигов Человека-Паука в борьбе с преступниками говорит: “А, это просто псих какой-то, с придурью”. Другой про героя говорит: “Зараза. Он мне не нравится”. Газетный босс кричит: “Кто такой Человек-Паук? Да преступник он. Вот кто он такой. Линчеватель. Угроза и опасность. Как он попал в мою газету?”.
Это не та противоречивость, которая порождает катарсис переживания художественного смысла. Это нагромождение.
Отец парня Гарри, соперника Питера за любовь Мэри-Джейн, автор экзоскелета для армии, сделан оппозиционером и за то оттёрт от дел фирмы, бесится, из мести взрывает фирмачей, вообще всё вокруг, чуть не убивает и подвернувшуюся под руку Мэри-Джейн. Человек-Паук ему во всём препятствует. Мэри-Джейн почти влюбляется в Человека-Паука, подсознательно догадываясь, что это Питер, который ей и так подсознательно нравится. – Никакой противоречивости. Кроме того, что упомянутый отец раздвоен: то он нормальный, то хочет всесилия и всевластия, для чего ему нужен союз с Человеком-Пауком. – Это опять нагромождение.
Мэри-Джейн по инерции встречается с Гарри, раз Питер не активен с нею. Та идёт к Гарри, на неё нападают хулиганы, Человек-Паук её опять спасает. Он висит перед ней головой вниз в своей маске. Она скатывает маску с шеи до носа и целует его в губы, так и не увидев, кто он. – Нагромождение.
Я не могу преодолеть отвращение к непрекращающимся нагромождениям и второй раз прекращаю смотреть фильм.
Нельзя всё-таки никак прибегать к сравнению “Чёрной молнии” с “Человеком-Пауком”.
14.04.2016
| На главную страницу сайта |
Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |