Александров, помню, его фамилия. Председатель научной Пушкинской комиссии при Одесском Доме учёных… Я пришёл на заседание этой комиссии рановато. Он пришёл ещё раньше. Ему уже открыли ореховую, так называемую, гостиную, и он рассматривал очередную экспозицию картин на стенах. Там практиковалось так знакомить с новостями живописи в Одессе. Я присоединился к рассматриванию. А он говорит: “Очередной художник рисует один и тот же камень в море”.

Сейчас вспоминаю, и чуть ли не сердце сжимается от Безвестности… От Бесполезности жизни… Спустя несколько тысяч лет помнят ещё образованные люди, очень многие, по-моему, имя Гомер. Но кто из них его читал? И не исключено, что ещё через сколько-то тысяч лет образованные люди, большинство, уже и имени его не будут знать…

Фамилию того художника, перед которым каркал Александров, я, пожалуй, и не прочитал, и едва помню тот камень в море, что он изобразил и счёл нужным показывать другим.

А на днях я открыл почти 40-летней давности искусствоведческий альманах. Попробовал читать, заглядывая в репродукции словесно упоминаемых скульптур с помощью интернета. – Фиг. Нету их там. Одной. Другой. Гремели когда-то и… Пшик. Даже в российский интернет не попали (а российский, по-моему, не считается с авторским правом – всё публикует).

Не ницшеанские ль у меня мысли? Пессимизм запредельный… Сумасшедшая глубина мерещится… Видится, что единственным позитивом может явиться выражение недостижимости метафизического иномирия, небытия, которое пожирает всё-всё на свете сущее. Ценность мига как представителя Вечности, - представителя по противоположности. Эта ценность отличается от импрессионистами тоже выражаемой ценности мига. Только импрессионисты его ценят как образ абы какой жизни. А ницшеанец – как представителя Вечности. Или Вневременья.

Я не умею выражать. Написал, вон, про Александрова, а вы ничего не почувствовали. Правда? Иное, мне кажется, дело, когда я берусь вскрывать художественный смысл картины, написанной с вдохновением, если то возбуждалось подсознательным идеалом ницшеанского иномирия.

Это такая глубина, что можно голову дать на отсечение, что в сознании художника такого не было.

Нет, конечно, можно сказать, что и нигде у него этого не было, а просто я себя накрутил. Манин, крупный искусствовед, кажется, об этом писал:

Возможно, вскоре он получит универсальное применение, ибо при долгом вникании в произведения искусства обязательно что-то померещится и ответ будет найден” (http://www.artpanorama.su/?category=article&show=sectiondes&id=3).

Сам он зря думал при этом только, мне кажется, об абстрактном искусстве. С примарным – так он его назвал – советским послевоенным искусством, по-моему, иногда возможен тот же эффект (до которого Манин не додумался).

Не углубился Манин:

Реализм 1960-х годов с его ярко выраженными социальными и национальными склонностями имел свою интонацию. Смысл ее сводится к тому, что забытые русские ценности – периферийные городки, памятники архитектуры, северные деревни и их быт, еще сохранившиеся пересеченные русские пейзажи – были опоэтизированы в облике, лишенном былой приукрашенности. На этой позабытой территории жили русские люди, удаленные от цивилизации, но чуткие к красоте зримого мира и “останков” былой отечественной культуры. В эти области устремились в поисках сюжетов молодые художники. И там, очарованные открывшимися им красотами и обескураженные нищетой и стародавним бытом населения, ощутили себя словно бы в пропавшей Атлантиде или граде Китеже и открыли для себя много нового, забытого и, казалось бы, давно исчезнувшего. Это был не освоенный советским искусством континент, которого художники слегка коснулись в начале XX века, чтобы потом напрочь забыть о нем при поддержке советского правительства в 1940-1950-х годах. Это российское полузабытье не считалось достойным отображения, внимание к нему перекрыли великие стройки коммунизма” (http://www.artpanorama.su/?category=article&show=subsectiondes&id=6).

Вы видите, что не видно лиц на картине. И не только потому, что уже смеркается (зажглись уже два фонаря по бокам правой магазинной вывески), или потому, что лица мелкие. В федоскинской миниатюре и мелкие видны, и ночью без фонарей.

Велосипедист на первом плане имеет даже профиль. Но зато он взят против света тех фонарей и отражения зари от стен домов. И можно сказать, что лица почти не видно.

Но про велосипедистов ясно, что они возвращаются с загородных мероприятий. Воскресенье, видно. Ставнями закрыты окна магазина с вывеской “ВИНО”. Двое везут огромные букеты цветов. Один – рыболовный сачок с абы какой приспособленной для ловли палкой и с маленькой дочкой на перекладине велосипеда. Ясно, что велосипедист в белой рубашке заигрывает с девушкой-велосипедистской с белыми бантиками на голове. Кажется, что знаешь, о чём болтают сидящие в глубине двора на лавочке и встретившиеся на тротуаре девушки (одна с причёской хвост), и что высунувшаяся в окно женщина от нечего делать слушает их.

Всё, да, уютно и мило. Традиционно, как столетние, если не более старые, дома. Но. Преходяще всё. Как этот вот миг именно такого освещения вечером. Повторяется только каждый вечер одинаково горящая заря, отсвет которой виден в стёклах окон вторых этажей, и вечно голубое ещё ранним вечером небо. Впрочем, не в этом повторе чуется вечность. А в преходящести всего. За которой… Что? – Космический мрак промелькивает в отражении в стёклах…

Так это, оказалось, единственная картина, в которой можно увидеть такую глубину.

Меня это не обескураживает, а радует: остальные я отнесу к деятельности сознания, а только эту назову художественной, то есть вдохновлённой подсознательным идеалом.

Сознательно художник был просто ироничен к стране, которую через лет 20 Рейган назовёт империей Зла, а я для себя, вслед за ним, но против него – империей Лжи.

Наиболее саркастична картина на стене дома слева,

против такой он рисовал свои картины. Там изображено то, что написал Манин: "Искусство соцреализма тяготело к вымыслу”. Вернее, то, что называло себя соцреализмом. Потому что, если реализм – это образное открытие художником того в социуме, что почуял он один пока; то у соцреализма – соответственно – “то в социуме” сужается до чуяния прогрессивного. А какое может быть прогрессивное (особенно это из будущего хорошо видно), если в 1965 году начался период, названный застоем? Через 20 лет кончившийся перестройкой, переназванной катастройкой. И все “соцреалисты” это чуяли в 65-м, а рисовали противоположное, оптимистичное на заказ сильных мира сего.

Тутунов не рисовал на такой заказ. Но и его – такое – искусство я считаю прикладным. Оно приложено к идее оппозиционности власти. Оно идеологическое в худшем смысле этого слова: лишённое подсознательного.

До карикатуры срывается художник (куцый автобус).

А валенки, ватники и платки на головах женщин вполне документальны. На 5 лет раньше я был в командировке в Славянске, ранней осенью, так, выйдя вечером из центральной гостиницы погулять, я увидел парней, поголовно одетых в ватники. Не исключено, что и в Борисоглебе и через 5 лет ватники всё ещё были нормой.

Но главное – безликость людей. Она нечаянно характеризует то, против чего Тутунов и не был при всей своей оппозиционности к власти. Его злит массовая бедность. А я хочу сказать, что безликость означает, что не социализм в стране. Ибо социализм это ежедневное увеличение доли самодеятельности, самоупраления за счёт государства вплоть до исчезновения государства, что обозначило б наступление коммунизма. А при такой безликости возможен только тоталитаризм, а не самуправление. Против чего Тутунов явно не восстаёт тут. Он уже готов утвердительно откликнуться на предложение реставрации капитализма. Как успокоила меня одна знакомая в 1988 году на мою жалобу, что к капитализму дело катится: “Так хоть наедимся!”

Впрочем, почему он не восстаёт против тоталитаризма? Со временем и против него он восстаёт.

"Форма становится экспрессивней, рисунок и цвет несколько примитивизируются, обрисовка персонажей проводится колченогим рисунком, а цвет благодаря мазку суетится, создавая нервную неустойчивость" (http://www.artpanorama.su/?category=article&show=article&id=10).

Примитивен ядовито-зелёный цвет пивного ларька и забора около него. Но примитивна и зелень садов, и серо-синий в тени асфальт, и такого же оттенка деревянные столбы (ведь не бетонные они). Суетящиеся мазки, по-моему, видны в облаках. Очень там нехорошо. Впрочем, и на асфальте первого плана нехорошо. Плавится уже? Можно себе представить, что так же и в толпе ожидающих на остановке автобуса. Уж наверно, что тот долго не идёт – иррадиирует настроение и от неба с асфальтом, и от названия. Впрочем, на брюках человека в белой рубашке мазки тоже суетятся. И мама детку из коляски подняла на руки не от хорошей жизни. Плачет. И тому, кто пиджак на одно плечо повесил, наверно, тоже нехорошо. Я не понимаю, чего эти двое пьющих пиво из больших кружек отошли так далеко от пивного ларька к автобусной остановке. Они ж не успеют вернуть кружки в ларёк. Или у них уже ум за разум пошёл от духоты и долгого ожидания. Колченогость рисунка, возможно, видна на брюках тех двух, что с пивными кружками. А может, и на велосипедисте и заднем колесе – очень уж неравномерна толщина линии обводки. А может, и на столбах – они волнисты.

Ненависть так и пышет. – На кого? – Не на погоду же? – На тех, кто отвечает за обеспечение народа транспортом… Кто его регулирует в движении – тут как тут: милиционер. Но у всех нет лиц. Все нули. Значит, перед кем-то нули. И тот за всё отвечает. Не Бог. Церковь хоть и не разрушена, но пуста – народ атеист. Даже церковный сторож читает не Псалтырь, а газету. Значит, Бога нет. Виновата власть, вряд ли народная.

То есть на приманку 20 лет спустя о демократии Тутунов тоже готов уже клюнуть.

И во всём этом видно только распоряжающееся сознание и ничего от подсознания. Я лишь одного товарища своего помню, готового защищать власть от всякой критики.

Впрочем, вину свою за подверженность самообману художник после всего-всего признаёт.

Но тут уж он докатился до просто иллюстративности. У разбитого корыта…

Впервые опубликовано по адресу

http://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6150.html