Это будет статья про один рассказ Толстого (1881 года) про то, как сапожник Семён спас от смерти голого человека зимой. Надел на него, что на самом было. Привёл домой. Жена, Матрёна, накормила. И каждый – Бога вспоминая. Назавтра сказочно быстро научился Михайло сапоги шить. Пошла о нём слава. Семён разбогател. Явился раз барин с дорогой кожей – сапоги сшить. Михайло взялся и сшил тапки. А барин умер, и жена его прислала сказать, что не нужно сапоги, нужно тапки на мёртвого. В другой раз, через шесть лет, пришла купчиха заказывать сапожки близняшкам, одна из которых хромая. Купчиха спасла их от смерти: их отец и мать умерли в одну неделю, а купчиха выкормила. И тут Михайло посветлел, сделался ангелом. Его Бог наказал семь лет тому назад. Тот не вынул душу из только что родившей близняшек женщины. Пожалел. Бог отправил душу всё же вынуть и не возвращаться, пока не узнает, "что есть в людях, и чего не дано людям, и чем люди живы". Так у ангела отпали крылья и он, голый, упал на землю. Семён и Матрёна ему показали, что в людях есть любовь. Барин – что: "Не дано людям знать, чего им для своего тела нужно”, - своего будущего то бишь. А живы люди – умилением на чужих детей, "что жив всякий человек не заботой о себе, а любовью”. – Мораль: открыть надо, "чтт им [людям] всем для себя и для всех нужно”. – Коллективизм толстовства.

Не амикошонство у меня, а раж. Я заметил, что, если загоняешь себя в тупик, то находится выход.

Я страдаю от того, что мне мало попадается произведений, которые я б назвал художественными. (У меня особый критерий: должно быть ЧТО-ТО, словами невыразимое. Иначе – только эстетическая ценность может быть {неожиданное или только так и больше никак не выразимое}. Как олицетворение знаемой {выраженной словесной формулой} идеи коллективизма толстовства – искусство вымысла)

Оттого я беру книгу какого-нибудь литературоведа и читаю до появления в тексте названия произведения знаменитого автора. Вдруг оно будет художественным. – Я взял Басинского и дочитал до такого:

Я и стал читать этот рассказ.

И зацепился за предложение:

Получается, возок в шубе… Корявая речь.

Это зачем? Ведь Толстой – классик. Он, да, известен, как коряво пишущий. Но (см. тут) до "безумия” своего, в “Войне и мире”, ему корявость была нужна для выражения (он в это верил, что поделать, и даже в какой-то мере угадал) того, что первочеловечество – это крестьянство, что оно делает историю, что оно, во главе с хорошими дворянами, пустит Россию не по капиталистическому, а по социалистическому пути. И он корявость в “Войне и мире”, подтекстово имеющей в виду крестьян, почти отсутствующих в тексте эпопеи, сотворял длинными предложениями и каким-то немецким построением фраз (так меня уверяла знакомая, отлично знавшая немецкий язык).

Но тут-то – короткое предложение…

Неужели это от перемены мировоззрения: крестьяне, да, повернут Россию (да и весь мир) от капитализма прочь, но не силой (с хорошими дворянами во главе), а моральным примером: любовью, как первоначальное христианство предлагало?..

Ладно. Однако в “Войне и мире”, где крестьян почти не было, нужна была корявость. А зачем она тут, где, пусть и не крестьянин главный герой, а ремесленник, сапожник?

Впрочем, и длинное и запутанное тоже есть в рассказе (мне аж два раза перечитать потребовалось):

Казалось бы, тавтология. Еле усёк, что первое – "каждому для себя” (индивидуализм), а второе – "всем для себя и для всех” (коллективизм, собственно – коммунизм).

Вот только вопрос: какое ж это "не открыл”? Что Матрёне смерть, если индивидуалисткой останется? Что барину смерть за вздорность? То есть какое-то далёкознание индивидуалистическое не открыл. Далёкознание даётся только как коллективистское. Но ведь и не знание ж оно, не рациональность, а… иррациональность.

То есть передо мной акт нарочитого искажения смысла! Написано не совсем то, что внушается! – Ура: я наткнулся на вожделённую мною (для чуяния подсознательного идеала) НЕДОПОНЯТНОСТЬ.

Или это часть так называемой градации. – За этой недопонятностью следует уже более понятное:

И рано мне радоваться. (Я ж художественным не назову этот рассказ, хоть он и Льва Толстого, если не найду хоть одного следа подсознательного идеала. А называть нехудожественным – страшно. Вон, Басинский тоже не посмел {в первом из двух эссе о Толстом}.)

Дело в том, что градация – это одна из фигур речи. А те призваны в прикладное искусство для усиления заранее знаемой эмоции или мысли. Или для лучшего внушения знаемого же. Тут – любви к чужим, как главного принципа жизни с Богом.

А есть же ещё произведения неприкладного искусства.

Значит, перед нами произведение прикладного искусства – притча поучительная. То, что рождено от сознания. Образчик тех произведений искусства, которые НЕ "приняты в “нормальном” обществе”.

У Басинского нет смелости от себя прямо заявить, что Толстой пал в художественном отношении.

Я могу Толстого оправдать, только касательно упомянутой краткой корявости речи. От неё до крестьянства, как примера всем людям, - далековато. Такой нюанс отдалённо указывает, что идея всеобщей любви пропитала всего Толстого. Его подсознание тоже. Оно и породило ту корявость.

Но её слишком мало – даже для такого короткого рассказа – чтоб назвать его художественным.

Амикошонство это по отношению к великому? – Думаю, нет.

А Басинский сработал на пользу людям, неприкладного, первосортного, скажем так, искусства не чувствующих. Он даже несколько извратил для того историю русской литературы. Смерть Достоевского совпала с разгромом народничества. А то создало целый слой литературы, которая была не неприкладной, а прикладной: идеологической, воспевавшей сострадание к несчастному народу, усиливавшей заранее знаемое переживание. Именно в такое, прикладное, русло и перешёл Толстой со своим толстовством, "с точки зрения литературной среды”, ещё не отошедшей от народничества, в очень даже нормальное, мол, искусство. А до народников был Некрасов с такой же установкой. И он же был властителем дум.

На что ни пойдёшь (это я о себе), чтоб протащить свою подрывную идею, подрывную в "нормальном [без кавычек] обществе”, - в обществе высокой культуры. Которой в России как раз дефицит сейчас. Сейчас – при капитализме с его культом потребительства, распространившимся и на искусство. Куда ни ткнись – прикладное. То либеральное, то патриотическое.

А если я наткнусь на неприкладное (с элементами, рождёнными в подсознательном идеале)… – Недавно в России впервые издали роман Геббельса. “Михаэль. Германская судьба в дневниковых листках” (1919-1929). Вещь в 2013 осудили как политически экстремистскую. И верно. Там есть ужасные куски. Но там много и особенностей, рождённых не иначе, как в подсознании. – Я за это книгу назвал художественной. Похвалил. – Так мне, вот, пришло сообщение, что статья попала в список запрещённых и предложение изъять её с сайта. Воспитание Басинского сработало. – Ну я изъял.

Остаётся теперь, чтоб вот эту статью запретили – за эстетический экстремизм: посмел произведение Льва Толстого отнести к искусству второго сорта.

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/amikoshonstvo-5f14607331a3502624e8074b