В эту минуту мне кажется, что я понимаю завывающих от тоски собак. Или волков.

Минута эта – чтение таких слов у Александра Бенуа о художнике Герарде Терборхе (1617-1681):

"…живопись Терборха не французская. Лишь в XVIII веке французы, усердно изучая голландских корифеев, приобрели способность хоть отчасти подойти к той красоте тона, к той скромной, но абсолютно совершенной технике, которые отводят Терборху обособленное место даже среди величайших мастеров всей истории искусства” (http://fanread.ru/book/9485843/?page=42).

Не дано! Не дано ни чуять, ни ЗНАТЬ, что это значит: красота тона и совершенная техника.

Тем более, судя по репродукциям, которые какими только ни бывают…

Попытаться, что ли выискать подробности об этой красоте тона и совершенстве техники в статье Бенуа? Пусть и о других картинах он пишет… На мой взгляд, они все одинаковы в этом плане.

Так. "…восхищаешься передачей… мягкого сверкания ее палевой кофты…".

Именно кофты. Не платья. Потому что платье сверкает не мягко. И им Бенуа не восхищается почему-то (я б, наоборот, восхитился б, если б смел, именно ослепительным блеском платья).

Речь, наверно, о месте "а". Потому что сверкание кофты на правом (глядя от нас) рукаве тоже не мягкое.

Далее. "…восхитителен и общий тон; глубина тонущей в сумраке комнаты".

Почему сумрак комнаты восхитителен? Может, из-за слова "тонущей"? Тонут постепенно. Так, может, Бенуа видит в комнате градацию многих тонов сумрака? – Их, действительно, аж пять: 1) открытая в комнату дверь слева, 2) правее от неё тень от неё на стене, 3) тон стены вне этой тени, 4) тон картин, висящих на той стене и тон мебели, стоящей у той стены, 5) тон рам тех картин. Это – градация, можно сказать, резкая. Есть и плавная – на полу. – Но неужели это называть восхитительным?

Может, всё же пренебречь словами Бенуа "абсолютно" и "величайших мастеров всей истории искусства" (занесло-де его) и подумать, что он на другой строчке своей же статьи сравнивает Терборха с современными ему французами? Кого он там упомянул? – Братьев Ленен.

В самом деле, градаций сумрака меньше.

Но… Неужели можно всех обскакать на рисовании сумрака? – Вероятнее, что просто в ту секунду писания Бенуа захотелось о сумраке написать хорошо – он и написал.

И потом – там есть же ещё и "общий тон".

Он – если мыслимо его назвать словами – коричнево-зелёно-серый. Уход от него в чёрное (в сапоге) и в белое (в блеске платья) как-то, в самом деле, сродно этому коричнево-зелёно-серому.

Но. Ленены, если и пестрее (красные накидка, верх шляпы, пальто и ноги крайних слева детей), то настолько немного, что я не знаю, можно ли так Терборха превозносить.

Или всё-таки можно? У братьев как-то жёстко написано. А у Терборха как бы воздушной дымкой всё окутано. У братьев лица одинаково освещены, а у Терборха – по-разному.

Или я позволяю Бенуа себя убедить?

Или есть и объективное? Свет-то, и правда, у Терборха всегда "впереди — в противоположность Мирису, Гооху, Вермееру и другим, любившим изображать окна, из которых льется свет". Все трое голландцы. И у них, надо ждать, воздушной перспективы в комнате не будет? – Смотрим.

Ну верно.

Или всё-таки я себе внушаю?

Но – далее. "Наконец, верх совершенства техники представляет из себя белая атласная юбка… встречающаяся на многих картинах Терборха и доставившая ему наибольшую популярность".

Ага! Я ж говорил!

Или Бенуа тут смеётся над простецкими людьми, раз "популярность"?

Вот и всё. Маловато. Притом я знаю Бенуа, читывал его. Он входит в раж, пока пишет о каком-то художнике, который ему нравится. И не выдерживает общей меры для "всей истории искусства". Поэтому имеет смысл почитать о Терборхе у кого-то другого. Ибо, когда я смотрю на Терборха, моя душа не вспыхивает. Это ж имеет свою причину?

Что пишет Эжен Фромантен? (А пишет он о картине "Лихой офицер")

Обратите внимание на убегающую в перспективе линию плеч, на их изгиб, на длинную руку в ловко облегающем ее рукаве, покоящуюся на бедре, на высоко перетянутое поясом большое дородное тело, такое отчетливое в своей массе, но расплывчатое в своих внешних очертаниях. Обратите внимание на две гибкие кисти, которые, если придать им натуральный размер, стали бы удивительно похожи на слепки. Не кажется ли вам, что все это словно сразу отлито в форму, которая нисколько не напоминает те угловатые, робкие, неловкие или самоуверенные, неопределенные или геометрические штрихи, на чем построен обычно современный рисунок?" (http://www.e-reading.club/chapter.php/1026661/17/Fromanten_-_Starye_mastera.html).

Написано это в 1875 году. С гадливостью о современном рисунке – это об импрессионистах.

Субъективна эта гадливость, надо признать. Если дойти до понимания, что импрессионисты воспевали абы какую жизнь, пусть и самую ничтожную (что им, бедным, оставалось делать в этом трижды безумном мире?!), то так уничижительно о них не выразишься.

Конечно, победившим Испанию голландцам в XVII веке было радостнее в теме тоже абы какой, пусть и низменной, жизни. Это ж была победа не только военная, но и протестантской честности над католическим притворным благочестием.

Вот именно из-за пафоса победной непритворности (пусть и в низости) и получается, "что никогда и никто так не рисовал, не моделировал, не владел красками", не представлял собою "исключительного по своей естественности, правдивости" и заслужил у Фромантена все остальные похвалы.

Можно, наверно, даже Фромантена оспорить. Более ранние голландцы, рисовавшие скотину, трактиры и жратву, были ещё большими мастерами, потому что Терборх уже взял курс из крестьянской и мещанской низости по направлению к некой аристократичности. Вон, урок музыки уже стал рисовать. Не означает ли это "черту, контур, акцент, которые служили бы ориентиром, заранее заготовленной вехой"? Он уже заранее знал, что выберет темой высокое – искусство музыки.

За этим, в сущности, мещанским идеалом вдохновляемым искусством, следовали классицизм, романтизм (вдохновляемые высоким) и реализм. В последнем уже могла быть уловлена опять бестенденциозность, но и он дышал страстью социального открытия, что огромно. И только импрессионизм опять дошёл до абы какой жизни. Но уже на ужасном витке общественного строя. Вот и получилось со старыми мастерами и с Терборхом в частности, что "никогда и никто так не рисовал, не моделировал, не владел красками".

Восхождение до идеала, каким движим был художник, могло б меня успокоить. Но почему меня Терборх не волнует? А голландские натюрморты и импрессионисты – волнуют?..

Может, потому, что Терборх писал уже в конце освободительной войны (мир наступил в 1648) и после. А те натюрмортисты – в разгар (у Хеда уже в 1630-м была утвердившаяся репутация). У них ещё была страсть в утверждении своего мещанского идеала (Гегель аж ошибочно их искусство назвал романтическим). То же – и с импрессионистами (такой ужас кругом – они нищими жили, – а они…).

Страсть-то я, наверно, и чуял. Потому и нравилось.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/415.html#415