Рассказ Юрия Татаренко "Гоша" (http://www.lik-bez.ru/archive/zine_number220/zine_prosa223/publication256) не остросюжетный. Поэтому, если кто его не читал, не очень пострадает, узнав от меня, чем он кончается.

Кончается неожиданной смертью Гошиной бабушки. Но что к чему-то нехорошему идет, чувствуешь заранее. Ведь какая-то прямо инвентаризация безобразий во взрослой жизни разворачивается перед нами через восприятия еще мало что понимающего ребенка. Потом уже и мы перестаем кое-что понимать. Вот и начинаем тревожиться, вжившись. И – так и есть – смерть.

Ну интересно. Иносказание. Неидеальна жизнь.

Реализм?

Нет.

У меня лично экстремистское, - или как сказать? – отношение к тому, что можно считать художественным произведением. И я б не стал писать данную заметку, если б вдруг меня не озарило, почему среди инвентаризации взрослого негатива затесалось очень даже милое времяпровождение взрослых при встречах Нового Года. Они там как дети.

А ребенок в рассказе необычно умный.

Что если, подумалось, он, будущий артист, несчастным вырастет из-за этой какой-то приземленности взрослой жизни, неодухотворенности? Если господствовать в культуре в будущем, как теперь, будет Верка Сердючка, а не милый Гоше дуэт Никитиных.

Что если именно таким умонастроением движим был автор?

Ну в самом деле. Это имя – Гоша. Когда по паспорту он Григорий. Что имеет большее значение: что Григорьевичи - и дедушка и бабушка (что как-то бьет в глаза), или что в "Григории" ударный слог "го", тогда как "Гоша" это Игорь, милый маме, неприемлемый папе Боре и известный всем знакомым мамы и папы. Еще не известно, приходит в голову, чей Гоша сын: Бори или Игоря? Во всяком случае, что за брак перед нами? На чем основанный? На любви? (Если любовью называть что-то высокое, но не Дракона и Тучу, какими показались раз Гоше папа и мама. С разными фамилиями, заметим.)

А любовь ли у Анны Сергеевны и ее спешащего принца без цветов, если эта воспитательница детсадика не погнушалась воспользоваться Гошиным умением читать, чтоб запереться с принцем, пока Гоша займет детей чтением книжки?

А казенщина в музыкальной школе.

Я могу – после своего озарения – подумать даже, что бабушка из-за рыдания закрылась в ванне, а не от хохота, когда Гоша не "от лица восхищенного очевидца", а как зловещий триллер наизусть прочитал короткую поэму "Ленин и печник". Мальчик вундеркинд и вник в телевизорное веяние, что Ленин это какой-то Дракон. И идеал автора ясно какой, если бабушка в этом рассказе самая душевная и умирает.

Я даже могу соотнести с этим идеалом прорвавшийся недавно на телевидение бунт против засилья смехачей на телевидении. Жизнь, мол, теперь стрессовая, и людям важно стало балдеть и получать примитив, а не глубоко переживать художественные произведения. И потому, дескать, дедушка Гоши бунтует против новогоднего домашнего карнавала, одеваясь матросом, каким он и был в молодости на Северном флоте.

Все Григории и Григорьевичи (не Георгии Победоносцы) в рассказе терпят некое поражение, лишенцы эпохи. Гошу учат играть не на гитаре, о которой он мечтал, а на балалайке. Учитель его, Григорий Иванович, живет придушенный какой-то, недоговорив, что он по имени и отчеству тезка Котовскому. У Ильи Григорьевича, дедушки, не хватает чего-то для самовыражения, и он тоже на Новый Год скатывается ко взаимному увеселению гостей – электрогирляндами. И конфронтационная, видно, его одухотворенность когдатошняя терпит поражение от мудрого Гоши, отказавшегося выбирать, кого он больше любит – маму или папу.

Меня поразило в рассказе Татаренко, если разрешите, третьесказание. Вот есть просто-сказание (какими странными казались Гоше взрослые): "Все-таки в очень странных людей вырастают взрослые!" Есть иносказание, другосказание (каким нелепым предстает мир перед реалистом-взрослым): "Тетеньки без масок были Снегурочками и Снежинками". А от столкновения этих чувств рождается третье, что процитировать нельзя: "Слава идеалистам!" Какой-то сверхисторический оптимизм. То есть пессимизм.

Впервые опубликована по адресу

http://www.lik-bez.ru/archive/zine_number1454/zine_critics1458/publication1472