В этом году исполнилось 50 лет с показа на Каннском фестивале положенного в СССР на полку гениального фильма Тарковского “Андрей Рублёв”.

Контрики – это я про Андреев, Кончаловского и Тарковского, в их введении в фильм.

В сценарии – не снятая Куликовская битва. То, что определило всю дальнейшую судьбу России – централистскую. Которою, в СССР 60-х годов, эти двое не довольны.

И я был тогда не доволен. Теперь я могу это сжато объяснить.

Ядерный паритет с США достигнут. Централизм можно ослаблять во имя настоящего социализма, который состоит в ежедневном увеличении доли самодеятельности за счёт государства вплоть до исчезновения государства, что и будет означать организационное наступление коммунизма. Можно, но в реальности – шиш. Инициатива по-прежнему наказуема. – Вот я и недоволен. Слева.

А эти двое – справа. Об этом говорит то, образом чего является ихний финал Куликовской битвы:

Падают личности. На том, на попрании личности, состоит особенность в мире России, теперь и татар в себя включающей. Частной собственности нет, есть только личная и общественная. И держится это на централизме. Ату его!

Так это, думаю я, в подсознании авторов. А в сознании – ценность трезвого реализма, не боящегося жуткого натурализма: "шарит вокруг себя в скользкой холодной крови” и "Из груди татарина торчит стрела. Он давно уже убит, лошадь мертвым вынесла его”.

Невероятность, зато какой яркий образ наезднического умения именно этого татарина – так устойчиво сидящего в седле.

Жуткий натурализм, осознаваемый как ценность реализма… Даёшь искусство для искусства!

Здесь – искусство вымысла. Искусства слова в литературном сценарии, по-моему, нет. Или есть?

“Куликово поле, словно в обморок, опрокидывается в ночную темноту". – Оооооу. – Стон. Таков звукосмысл этого предложения.

А искусство вымысла состоит в искажении истории в пользу подсознательного идеала авторов: торжество в историческом или даже в сверхисторическом (настоящее уж больно плохо) будущем примата личности.

Какова история? – Пожалуй, тогда в Московии была гармония личного и общественного.

Авторы “Андрея Рублёва” не могли совсем уж этот исторический оптимизм и гармонию обойти – пострадал бы ими чтимый реализм. И они дали предложение и позитиву:

Эти шесть соединительных союзов и!..

В менталитет народа вошёл СОЮЗ. Потому страшном напряжении и возник Советский Союз.

Но социализм от этого погиб. И левые шестидесятники его намеревались возродить, а правые – добить. И правыми – не осознавая этого – были Кончаловский и Тарковский.

Инерция сохранения достигнутого сработала у предателей социализма во власти, и кто-то из них не дал Тарковскому снимать такое святое для централизма, как Куликовскую битву.

И тогда Тарковский придумал другое введение в фильм: личностный триумф и бесславие. Мол, некий дядя на Руси летал на воздушном шаре ещё в XIV веке. Выдумка так выдумка! Плевать на выдумку же про Крякутного в XVIII веке. Из одеял сделана полость для горячего воздуха от костра. Грубо. И всё вокруг грубое. И даже колокольня, с окна которой дядя влазит в верёвочное гнездо-не-гнездо воздушного шара, какая-то опустошённая внутри (наверно, из-за недавнего татарского налёта {хоть татары церковь не трогали}). Опускать так опускать возвышенное (внешняя отделка колокольни замечательная)! – Опускать и сам взлёт! Потому такая уброгость кругом. И в сутолоке среди помощников, и в неуместных криках, и в природе (осень), и в нелепых криках летящего. И в непрезентабельном булькании последних порций тёплого воздуха после приземления наполовину в реку, наполовину на берег этого несграбного летательного устройства, когда горячий воздух сквозь одеяла постепенно вышел. – Как неприличный звук, изданный кем-то в приличном обществе. – Вот, мол, какова гениальная и убогая матушка Русь.

А могла б быть… – И дан кадр, как катается по траве вольный конь. Не потерявший, в отличие от русского народа, своей красоты от веков эксплуатации.

Естественно, фильм не выпустили на экран. За, официально, натурализм.

Натурализм Тарковского отталкивался от Якопетти за его пустоту. Ну что-де толку от простой констатации "что в этом мире много ужасающих вещей” (Википедия). Другое дело – "в авторской убеждённости в своей правоте” (Суркова. Тарковский и я. М., 2002. С. 50).

То есть автор чувствует, что его подсознательный идеал адекватно выражен, что и утверждает его в "убеждённости в своей правоте”.

В чём состоит идеал, его сознанию не дано. Зато дано, что всё-всё говорит о ЧЁМ-ТО одном и том же и говорит верно.

То же чувствуют и зрители со вкусом. Что все ужасы – не зря.

Что они – ради воспевания личности путём осуждения безличностного СССР в образе ужасов средневековой Руси – то до сознания зрителей не доходит. Зато до их сознания доходит, что тут есть великое ЧТО-ТО, невыразимое словами. Что и есть художественность.

За что в Каннах фильм и наградили.

В чём урок этой истории полувековой давности?

В том, что до сих пор, несмотря на смену общественного строя в России, находится в загоне теория, способная обучить не имеющих вкуса людей во власти, от которой может зависеть судьба художественного произведения даже и при отсутствии цензуры. Это – теория художественности, изложенная в “Психологии искусства” Выготского. Та художественность внеполитична и внеморальна. Чувствуются следы подсознательного идеала автора (абы какого идеала) – вещь художественна. Не чувствуются – нет художественности. При идеократии, бывшей в СССР, эта теория предсказуемо не получила хода. (Я лично не знаю ни одного критика, осознанно ею пользующегося.)

Правда, теперь идеократия накатила на Запад. А геополитический раскол его с Россией сохранился, несмотря на возврат России в капитализм. И Запад ведёт с Россией информационную войну, опираясь на идейный раскол в самой России.

В этих условиях внеполитичности и внеморальности опять создаются плохие условия для существования. Но открытость России, по-моему, как требует повышения квалификации литературо- и искусствоведов. Чему впрямую соответствует освоение теории художественности по Выготскому. Она – как прививка.

Что из того, что осознанный “Андрей Рублёв” против отсталости России, чем и теперь Россию шпыняет Запад (да и Кончаловский, впрямую; например: "...для мужчины, скажу грубо, важен кошелек”). Так всё осознавший критик может парировать, что теперь спасение человечества от смерти из-за прогресса зависти от традиции, а не от прогресса. И Россия своей “отсталостью” годится быть примером человечеству. С другой стороны, само осознание, что произведение имярек направлено против ментального – централизма как гарантии непобедимости России, тоже ж рождает иммунитет к выпадам Запада и его сторонников внутри страны.

Впервые опубликовано по адресу

https://webkamerton.ru/2019/11/kontriki