Есть такой эффект: само произведение искусства (если его так называют) не производит никакого впечатления, но когда о нём пишет и цитирует его критик, оно выглядит привлекательным. Как иные города на фотографиях выглядят гораздо лучше, чем вживую.

Вот скажите, вам интересно читать такое:

Вот эти абстракции – интересны? – Пришлось звонить… Не доводы писателя про абсурд, не реакция прокурора в прямой речи, а вот так – называнием: "Пришлось Баскакову звонить…”. Или: "…занимался альманахом…”.

Или читатель должен, - думает автор, - впадать в благоговение от одного перечисления уникумов. Музей бересты… Я таки поразился. Подумал, что речь о берестяных грамотах (я ж горожанин, не знал о существовании берестяного промысла, думал – враньё: грамоты только в Древней Руси были, а та не распространялась на Сибирь). Спросил интернет – такой музей таки есть в Сибири… Но считать полстрочки об этом в качестве чтения произведения, предположительно, что художественного… – Я жму плечами.

Причём, вспоминая, как воинственно вести себя стали православные экстремисты, я боюсь, не счёл бы моё пожимание плечами оскорблением национальных чувств какой-нибудь экстремист-националист. А перед цитируемым, в предыдущей главе, была, наоборот, прямой речью написана от начала до конца исповедь этого Баскакова перед неким отцом Львом. – Тут я тоже нехудожественно, так сказать, засомневался. А как с тайной исповеди? Я маловато читал… Так я не читывал, чтоб в литературном произведении давалась от начала до конца исповедь какого-нибудь персонажа. Не демонстрация ли у автора нарушения тайны исповеди, что не допустимо? – Я опять обратился к интернету. Там первой в списке стоит целая книга об этом. Какого-то Леонова. – Открываю. – Нет. Исповедь Мцыри не тот случай. “Юность” Толстого я не читал. А ну… – Там не оказалось изображения исповеди ни прямой речью, ни вообще никак. “Бесы” Достоевского… Читал, но не помню. А ну… – Там не исповедь, а "листки, назначенные к распространению” и "новый, неожиданный и непочтительный вызов обществу” неверующего человека. “Исповедь” Толстого я читал. Это слова философствующего человека, а не исповедь для отпущения грехов. Ладно. Леонов этот предлагает ряд рассказов так называемой им приходской прозы Шантаева. – Смотрим. “В праздник”. Да. Есть начало исповеди. И тут же оборвано. И потом – это ж прикладного толка произведение, призванное усилить знаемое: умиротворение религиозное. – Неужели и к “Фарту” (2017) Михаила Тарковского надо так относиться? – Я, подзабыв, как называется то, что я с такой натугой читаю, полез в оглавление смотреть. – Так и есть: подзаголовок (как я с самого начала не заметил?) – “Рождественская повесть”. – Вот чёрт. Заметил бы – не стал бы читать. – Я ж не религиозный… Впрочем, тут, наверно, другого рода произведение прикладного искусства – патриотическое. Призванное восторгать русскостью.

Вот только странно, что я не восторгаюсь. Писать статью начал оттого. (Это у меня старый способ. Наткнувшись на что-то нечитабельное, - брал в библиотеке – не знал же, что это будет, - я из осторожности {бывает же, что только дочитав до конца, тебя пронзает} я читаю понемногу и записываю своё “фэ” по ходу чтения.)

Но сейчас, после 42-х страниц, мне ещё 88 до конца надо дочитать. – Терпеть?

Терпеть можно только записывая впечатления.

Это вторая повесть Тарковского, которую я читаю. В первой (“Полёт совы”) был сюжетный обыгрыш того, как смертельно опасно жить в Сибири – и… какую это гордость вселяет в новичка, только прибывшего туда жить.

В этой же повести, в “Фарте”, перед нами не новичок. Но автор не удержался тему опасности повторить, хоть мимоходом.

Я всё больше раздражаюсь…

В первой повести автор хотя бы смеялся над своим персонажем, чересчур русофильским: ставил того в подозрительные положения по части словоприменения. А как отнестись к изображению, вот, насмешки этого литератора Баскакова над своей переводчицей? Ну хоть касательно слова “мотолаба". "МТЛБ – Light Armored Multipurpose Tracked Tractor”. – Машинный перевод: Легкий бронированный многоцелевой гусеничный трактор.

Нет, ну понятно, в общем (я так и относился), что не обязательно узнавать значение каждого слова местного сленга. Они введены для образа – какие сибиряки-де сверхлюди. Так, вспомнилось, поступил когда-то Владимов в “Трёх минутах молчания” (1969). – Тоже оппозиционное произведение, шестидесятника, ополчившегося на вещизм.

“Тоже” потому, что и Тарковский – оппозиционер перед либералами, всё ещё имеющими большую силу в России и способными Россию, как таковую, погубить либерализмом.

Но смеяться персонажу над переводчицей… Причём, дистанции между автором и Баскаковым не чувствуется.

В главе “Редколлегия” я почти увлёкся.

Спросил себя: почему, - и вспомнилось, как читал где-то о Шостаковиче, что он очень любил футбол. – Почему? – Потому что там ясный процесс.

В этой главе – разговор Баскакова с женой, Леной, о причинах непопулярности патриотических писаний Баскакова в издательских и иных публичных кругах.

(Тут, правда, надо бы знать, – чего в других специальных случаях из прежних глав: про продажу подпорченного автомобиля, про исповедь и др. - знать тонкости не было обязательно, – тут надо бы знать про то, как нынче делается популярность…)

Такая странность в этой главе есть, как рецензия на сборник патриотических рассказов Баскакова с некоторым цитированием тех…

Не менее странно, чем полное описание исповеди.

И строится рассуждение Баскакова, чем он как писатель хорош и нехорош.

Это меня тоже удивляет: ну как это – брать и рассуждать писателю о себе? Пусть и персонажному…

Или в случае с прикладным искусством (в котором нет ЧЕГО-ТО, невыразимого) самообсуждение таки мыслимо и не позорно?..

(Я ж ещё не знаю и того, о чём писатели друг с другом говорят…)

Страстная русская душа… От слова “страшная”…

Это – про следующую главу, мерзостную.

Смею ли я вообще выражать абы какое мнение, если я только несколько раз садился за руль грузовика, студентом?

Вот. Переборол меня Тарковский. Забыл я про эстетику и ЧТО-ТО, невыразимое.

"По сравнению с непривычной, почти непроницаемой иноязычной буквенной массой [переводом этого Баскакова на английский] родной вариант был настолько говорящим что русские слова буквально вскричали, бросились навстречу. Ожили знакомо и разнолико. Столько одушевлённого было в качнувшемся навстречу строе…”.

Надо же!

Видно, слишком надолго задержалось крепостное право в России. Из-за него русская литература стала идейной – за народ. Да с такой силой и страстью…

Когда я начал самообразование своё эстетическое, мне попалась классификация Луначарского, что искусство бывает прикладное и идеологическое. Было ещё 30 лет до реставрации капитализма. Слово “идеологическое” ещё не казалось чумным. И до меня очень не скоро дошло, что идеологическое-то – это то же прикладное. Тут оно призвано приобщать восприемника к идеям. Приобщать с эмоциями. Не сухо. Не чисто познавательно. А всемирная слава Толстого и Достоевского создали иллюзию, что они славны именно потому, что идеологическое искусство создавали. Высшего-де разряда.

И моё заблуждение, похоже, теперь вот разделяет Михаил Тарковский – мне так кажется, во всяком случае: настолько не видно разницы между ним и Басковым.

Сибирские слова им обоим не кажутся второсортными, раз они рождены от вполне осознаваемой идеи прославления русскости.

Проверить, что ли: какое образование у Михаила Тарковского? – "Окончил Московский государственный педагогический институт имени В. И. Ленина по специальности “география и биология”. Затем работал на Енисейской биостанции в Туруханском районе Красноярского края. С 1986 года [с 18 лет] — штатный охотник…”. – Может в этом дело: естественник? А литературу в школе известно, как преподают… С реставрацией же капитализма культура вообще вниз ухнула. Теперь же, с разгоревшейся информационной войной против России, от распалившихся страстей, неуловимое ЧТО-ТО, словами невыразимое, стало совсем мало кому нужным… Недопонятное, так я называть стал признак этого ЧЕГО-ТО.

И вот я натыкаюсь у Тарковского на недопонятность.

Но это не та, что есть след подсознательного идеала. – Я не уловил перехода от посещения Баскаковым "Первый раз” Боевского Свято-Никольского монастыря, разочарованным в литературе и женщине "чуждых взглядов”, когда он попросился в монахи, а в ответ получил недельный – перед годичным – испытательный срок… И нынешним посещением:

Не среагировал я на строку точек.

Это и не в монастыре оказалось: "С четырёх лежал…”. Так какого чёрта было про монастырь с начала новой главы? – Предварение такое? Хэппи-энда? Помирит Баскакова с женой монастырь? Исповедь. Ура русскости?

Вообще, жутко. В какой абсолют впадают люди, нацелившиеся в монахи… В Абсолют…

Меня пробил повтор про трудницу. (Это те женщины, кто проходят испытательный трудовой срок перед монашеством.)

Воистину верна обкорнанная мною формула русского менталитета по Феофану Затворнику: "Дело не главное в жизни, главное – настроение сердца”. А то, сердце, доводит до Абсолюта… Бр. Это было б ницшеанством, если б в данном случае не касалось монашества.

Я даже усомнился…

Ведь ницшеанство в моём кругозоре пользуется привилегией: оно настолько необычно для большинства, что при намёках на его наличие у автора, я сразу думаю, что такая невидаль не иначе, как в подсознании гнездится. И – считаю произведение художественным. (Ну такой я экстремист эстетический.)

Ну. А чем православие хуже ницшеанства? Ведь был же век его упадка до революции. А потом 70 лет нешуточного атеизма после революции. И теперь – какая-то (у большинства) потуга, а не настоящая религиозность. – Такая же редкость, как и ницшеанство! А?

Почему мне за Михаилом Тарковским не числить Абсолюта в том сверхчеловечестве, какое он видит в сибиряках? В сибираках, точно, как и ницшеанцы, живущих ежедневно на краю жизни и смерти…

Фабула рассказа “Фарт” – дорога к рождественской исповеди.

И "чуждых взглядов” жена Баскакова, шла, оказывается, честнее по этой дороге, чем он. – Если вдуматься: жуть же – исповедь… А и персонаж, и его автор это русскостью считают… – Почему не признать мне, атеисту, право так мыслить? – В качестве редкости, исключительности это позволит мне повесть считать рождённой подсознанием, ибо именно там где-то, представляется после лет и лет безбожия, и обитает то иномирие, с которым связано христианство новообращённых.

Даже и соответствующий образ иномирия написан:

Оказавшись совершенно во власти автора, дочитав до конца и помотав головой, как от наваждения, через минуту до меня дошло (и я не объясню, зачем так сделано у автора), что так и не показано, покаялся ли Баскаков, что продал машину без паспорта технического средства, т.е. теперь новый владелец не сможет ездить на купленной машине, а то же – с подмазавшей гаишников Леной, уехавшей с места сделанного ею ДТП. – И что: жизнь покатилась дальше, без раскаяния?.. Фарт?

Впервые опубликовано по адресу

http://newlit.ru/~hudozhestvenniy_smysl/6001.html