Простите меня, люди! Я принялся публично разбираться с тем, что мне не понятно, при чтении книги Смирнова “Смысл как таковой”, 2001. Можно было, конечно, писать в стол, чтоб не беспокоить публику. Но так теперь стало легко писать не в стол, что я соблазнился: вдруг кого заинтересует. И вот – вываливаю всем на обозрение кухню того, как я справляюсь с трудным чтением. Кто всё же станет читать, знайте: сто`ит ходить по ссылкам, какие я даю, и заглядывать в предыдущие статьи, вдохновлённые предшествующей непонятностью того же Смирнова.

Сейчас я пишу от непонятности мне, почему Смирнов сослался на Скрябина как на символиста.

"…стиховые фонологические последовательности взрывали те правила предсказуемости, которые действовали в отправной структуре (“заумь”) [наверно, что-то вроде “Дыр бул щыл…”]… (ср. показательную для символистской эпохи музыкальную теорию Скрябина”.

Смирнов же сам начал с возмущения символизмом (на дворе вот-вот революция {или впервые – до 1905 года, или повторно – после 1905}), - с возмущения символизмом за непохожесть их творений на жизнь, за искусственность, за условность, - с возмущением со стороны постсимволизма (акмеизма и футуризма), более действенных на публику, чем символизм.

Словом “действенность” меня озарило. Именно озарило, потому что хорошо объясняет, почему возмущённые футуристы дошли до тоже искусственности – до самовитого слова, до зауми – чтоб заставить проснуться мещан, революции симпатизировавших и предавших, как только она потерпела поражение. Ну или чтоб заразить революционеров, притихших после поражения.

Действенный Скярбин мне запомнился по тому, как подпрыгнула в одном месте звучания его “Поэмы экстаза” (1907) моя беременная жена, которую я повёл в филармонию на концерт. Не знаю, может, из-за того мой сын родился со слабым типом нервной системы (ему было несколько недель, когда он заплакал от “Полонеза Огинского”, звучавшего по радио {и переставал плакать, как только звук убирали}).

Саму отвлечённость символистов от жизни Смирнов противопоставлял романтизму, течению чуть не на сто лет более раннему, чем символизм, - романтизму как разочаровавшемуся в Разуме-крови Великой французской революции и наполеоновского военного несения прогресса в отсталые страны. И я это понял: несчастные лишенцы-романтики бежали из ужасной действительности в прекрасный свой внутренний мир. Который совершенно реален по самопереживанию. Почему б не изображать его реальным (разве что странным от приукрашенности). Я это понял. А символизм – от разочарования тоже в действительности – бежал не во внутреннюю жизнь, а в сверхдальнюю, какую-то, - образ благого для всех сверхбудущего. Естественно, что сделанность изображённого стала для них необходимой. Романтики были индивидуалисты, а символисты – коллективисты. Это хорошо объясняет разницу в их бегстве из действительности: в себя и вдаль.

Так, кажется мне, что Смирнов вот этого нюанса и не учёл со своими символизмом и постсимволизмом.

Что если коллективисты-символисты были не одиноки в факте бегства из действительности. Что если одновременно с ними из действительности убежали и индивидуалисты и образовали собою течение неоромантиков.

У тех изображаемое должно быть таким же натуроподобным, как и 100 лет назад у солипсистов-романтиков, ибо похоже на внутреннюю жизнь. Она ж субъективно воспринимается как настоящая.

Я на минуту забуду, что через 100 лет те из индивидуалистов, которые совсем-совсем во всём разочаровались, во всём Этом мире, бегут уже не в прекрасную внутреннюю жизнь, а в метафизическое иномирие, принципиально недостижимое, чтоб тем больше отличаться от того света христианства, принципиально достижимого. Это ницшеанцы. Они мрачны и не боятся смерти. Злое у них иномирие (хорошо оно только тем, что можно дать его образ).

Но, что если про ницшеанцев всё же вспомнить. А вдруг Скрябин – что-то среднее между неоромантиками и ницшеанцами? И он боится смерти… И он строит иномирие, но не злое…

Ницшеанцы жизнеподобие (изнуряющий реализм {Чехов}) используют, чтоб довести восприемника до предвзрыва, предполагающего, что взрыв разнесёт весь Этот мир и наступит метафизическое иномирие, “над Добром и Злом” {так его осознают, оставляя собственно иномирие в подсознании}. Такое иномирие не доброе.

А Скрябин свой взрыв понимает как прорыв в иномирие доброе. А?

Послушайте - https://www.youtube.com/watch?v=wudbNL0ZgaA

Я представил себе, что это процесс созревания человеческого плода. Непрерывные победы!

Ждал того толчка, что заставил маму моего сына подскочить на кресле. – Наверно, это в начале 18-й минуты, когда бьют литавры. А на 19-й с половиной вдруг наступает тишина.

"...в последние дни перед родами, ребенок затихает…” (https://yandex.ru/q/question/health/chto_proiskhodit_s_rebenkom_v_utrobe_3b02255e/?utm_source=yandex&utm_medium=wizard&answer_id=bd502edb-47a2-4ae7-9bfd-89e4dbe365aa#bd502edb-47a2-4ae7-9bfd-89e4dbe365aa).

И – торжество рождения.

Аж плакать захотелось…

А вот, что представилось Борису Асафьеву:

"…Достигнутое блаженство выражено глубоким захватывающим вздохом – именно так, как если бы человек, никогда не видевший солнца, по кручам и узким тропинкам вскарабкался бы на вершину высочайшей в мире горы, и там перед ним открылась бы вдруг страна, залитая солнечными лучами…” (https://www.labirint.ru/screenshot/goods/518816/1/).

Впрочем, это всего лишь романтическая картина. Всё знакомо, но странно красиво.

А вот живопись, навеянная Скрябиным.

Это уже иномирие, возможно, счастливое.

То есть, как видите, читатель, пониманием для меня является отнесение автора куда-то конкретно социально-психологически. Скрябин, как и футуристы, это индивидуалист, которого революционная обстановка невольно для него самого, втягивает его в коллектив индивидуалистов радикалов. Если у них убудет индивидуализма, их потянет в коммунизм. Если убудет коллективизма – в фашизм. – Скрябина тянуло, наверно, в коммунизм. Дорога к нему, правда, извращённая, силовая, должна была уже скоро открыться в России. Но он умер в 1915 году. А то возроптал бы.

Это мнение соответствует мнению о нём Лосева:

"…мое “я”, эмпирико–психологическое и субъективное, есть не что–нибудь самостоятельное и творящее мир как свое состояние [как было по мнению романтиков], но — производное от другого сознания, “сознания вообще”. Если разрушится мое субъективное “я”, то вселенная тем самым еще не разрушится. Она будет пребывать в “сознании вообще”, будет составлять с ним нечто единое” (https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%9B/losev-aleksej-fedorovich/forma---stilj---virazhenie/9).

Так с принижением индивидуального такой Скрябин не согласился б. СССР же именно так и пошёл.

А вот куда тянет Лаврухина, я понять не могу.

Да. Я совсем забыл о своей идее-фикс: об определении (кем, в данном случае, - мною! Не имеющим музыкального образования) от сознания или от подсознания сочинил Скрябин “Поэму экстаза”? Судя по тому, какие философские рассуждения цитирует из Скрябина Лосев, ни о какой подсознательности того, что побуждало его сочинять так, а не иначе (например, лишая музыку трагичности и мрака), говорить не приходится. Это типичное произведение прикладного искусства, призванного, тут, выражать музыкой идею такую – как пишет Лосев – "вариация метафизически–психологистического солипсизма на гносеологический аргумент об универсальном сознании” (Там же).

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/prostite-menia-liudi-5f4b978b4ccdb914fb31c4e7