С. Воложин
Сиротин. Потерянный рай
Иллюстративный смысл
Развоплотил приятие старушкою этой жизни в США в неприятие. Неожиданной смертью ее. |
Не той дорогой идете, товарищи!
Хорошо, когда тебя не слушают. "Иди, куда влечёт тебя свободный ум, Усовершенствуя плоды любимых дум". Никакой ответственности. И – можно проповедовать идею русскости в застое, в недостижительной морали - в пику прогрессу и регрессу, в пику техногенной и традиционалистской цивилизациям… Но ужас, когда окажется, что ты неожиданно для самого себя талдычил под стать русскому ордену, сперва настроившемуся против умников (против Берии, например, наметившего перестройку), а потом и вовсе постперестройкой 90-х взявшемуся "сбросить свое общество с верхнего индустриального уровня на доиндустриальный этап, передать целеполагание (высшую власть!) американцам и кому угодно еще... НО ОСТАТЬСЯ НАДСМОТРЩИКАМИ. Властью над собственным омерзительным деградирующим стадом" (Кургинян. События в Кондопоге и то, что они означают в плане большой политики. Аналитический манифест http://www.rosbalt.ru/2006/09/26/268339.html). За так представленный русский менталитет не попроповедуешь.
Благо, я вспомнил, что каждый идеолог мастак своих оппонентов пригвоздить наихудшими словами… типа: "власть – это возможность сосать кровь подвластного животного и справлять ему нужду на голову" (там же). Когда Лев Толстой "придумал", что альтернативой безнародному декабризму в ликвидации крепостничества может быть единение лучших дворян с крестьянами, то он не такие слова нашел для описания в "Войне и мире" общения Ростовых с крестьянами в Отрадном после охоты.
Мне вспомнилось, как начальником конструкторского сектора стал мой школьный соученик, карьерист в хорошем смысле этого слова. Он вскоре попросил моего совета, брать ли ему на работу одного бывшего нашего одноклассника, двоечника, и сколько ему положить зарплаты. Так я отказался советовать и был счастлив, что не я начальник.
У пастырей свое удовлетворение от своей доли, у паствы – свое. И если те и другие - с русским, недостижительным менталитетом и не без НЕГО русский орден недавно предал страну, строй и народ, так это еще не резон мне – перестать держаться такого менталитета.
И теперь я могу спокойно перейти к выявлению хвалы оному в рассказе "Потерянный рай" Виктора Сиротина (http://www.pereplet.ru/text/sirotin30jan06.html), хоть он об американской жизни.
Не зря Россия и российское там упомянуты по два раза… Не зря - варваризмы… "hitch-hike", "red neck", "simpletons" и т.д. С переводом, отстоящим довольно далеко от места употребления. Чтоб неудобно было, чтоб негативизм у читателя зародился. – Чужое. Чужое, заражающее собою свое. Вон, и Россия потащилась вслед за так называемыми цивилизованными странами.
Но в России еще остается надежда:
"И если наши ограбленные "реформами" пенсионеры и глубокие старики в подавленном молчании надеются на милость прохожих…"
Это надо объяснить.
В России еще есть память, что такое добро. И прорвавшиеся еще помнят, что прорвались они не без подлости. По отношению к непрорвавшимся. Пусть и не вот этим, просящим у них тут и сейчас милостыню. К другим. Но не без подлости некой. Потому и подают.
Одно применение слова "ограбленные" говорит о наличии еще памяти о добре. То же и с применением кавычек - "реформами".
Авторы реформ знали, что опустят большинство. Но им вряд ли приходится оказаться на расстоянии вытянутой руки от просящих. И не о них в рассказе речь. А о сориентировавшихся.
Однако, каждый, кто был взрослым в то время, знает, что ориентирование на уровнях ниже организаторов реформ было тоже своеобразным ограблением.
И именно потому, что еще свежа память о добре, ограбленные "надеются на милость".
То, что они "в подавленном молчании" может, чисто логически, означать, что они винят себя за неумение сориентироваться. И тогда они – приемлют капитализм. Но что если причина подавленности другая? Если они подавлены поражением Добра.
Что причина именно в последнем, вытекает из того, ЧЕМУ противопоставлены "наши":
"…то эти [американские нищие] молодые да ранние едва ли не весело, а то и нагло выпрашивают подаяние".
Эти приняли за норму, что человек человеку – волк. Но "я"-повествователь не принял.
Смотрите, как описывает Карамзин парижских нищих, принявших капитализм как СВОЙ строй:
"Здесь-то бедность, недостаток в средствах к пропитанию доводит человека до удивительных хитростей, истощает и разум и воображение! Здесь многие люди, которые всякий день являются на гульбищах, в Пале-Рояль, даже в спектаклях, причесанные волос к волосу, распудренные, с большим кошельком на спине, с длинною шпагою на бедре, в черном кафтане, не имеют копейки верного дохода, а живут, веселятся и, судя по наружному виду, беспечны, как птицы небесные. Средства? Они разнообразны, бесчисленны и нигде, кроме Парижа, неизвестны. Например: человек, изрядно одетый, который сидит в Café de Chartres за чашкою баваруаза, говорит не умолкая, с видом благородным, приятным, шутит, рассказывает забавные анекдоты — знаете ли, чем живет? Продажею афиш, или всякого рода печатных объявлений, которыми здесь бывают облеплены стены. Ночью, когда город успокоится и люди по домам разбредутся, он ходит собирать свой корм, из улицы в улицу, сдирает со стен печатные листы, относит их к пирожникам, имеющим нужду в бумаге, получает за то несколько копеек, ливра два или целый экю, ложится на соломенный тюфяк в каком-нибудь гренье и засыпает покойнее многих крезов. Другой человек, который также всякий день бывает в публике, то есть в Тюльери, Пале-Рояль, и которого вы по кафтану сочтете клерком, есть... откупщик; но прошу угадать, какой? У него на откупе... все булавки, теряемые дамами в итальянском спектакле. Когда занавес опускается и все зрители выходят из залы, он только что является в театр и с дозволения директорского, между тем как гасят свечи, ходит из ложи в ложу подбирать булавки; ни одна не укроется от его мышьих глаз, где бы она ни лежала; и в то мгновение, как слуга хочет гасить последнюю свечу, наш откупщик хватает последнюю булавку, говорит: "Слава богу! Завтра я не умру с голоду!" — и бежит с своим пакетом к лавочнику".
Какие слова для нищих у Карамзина? – "удивительных", "веселятся", "беспечны", "приятным", "шутит". А как они выглядят!.. – Франты. Балагуры. Довольны жизнью.
А в рассказе Сиротина? – "уставшие от жизни люди", "дичают", "теряя человеческий облик", "полупервобытное состояние", "стаи" и т.п. А их слова вслед не подавшим милостыни: "Желаю Вам приятно провести день", "Господь благословит вас". – Дипломаты? – Да. Но в том смысле, что дипломатия – язык врагов. И как факт: "Иногда, правда, у бродяг просыпается ощущение реального мира и они, вдруг, воспаляются агрессией ко всем, кто хоть чуть отличается от них".
И, как контраст этим отбросам общества – старуха Элизабет.
Автор заставляет "я"-повествователя впрямую не понимать ее:
"…я пришел к выводу, что дело здесь было, по всей видимости, в неком нерастраченном запасе чистоты в приятии людей", "Растеряв своих близких, она сумела сохранить в себе ровное настроение, в котором светилась доброта, приходящая лишь с долгими годами жизни. Но не всякими годами и не всякой жизни, а той лишь, которая умудрена приятием хорошего и отторжением всего злого и лицемерного".
Я ограничился цитированием кусков со словом "приятие".
Старушка ж настолько не принимает американскую жизнь, что живет буквально мимо нее. Она умерла, но не сдалась. А оставшиеся после не цветы – символ оптимистического сверхбудущего, в котором капитализма не будет.
И это подсознательно-специально сделано, что ошибся повествователь. Ибо автор не сверхисторический оптимист, а реалист, ИЩУЩИЙ путь в лучшее будущее. Он осторожненько противополагает Америке Россию. Да, идущую ЗА Америкой. За Америкой весь мир идет. Такова правда жизни. Но правда и то, что идем в пропасть. А Россия все же отстает…
Или вот – там есть некий Адам. Выходец из какой-то традиционалистской цивилизации, судя по одежде, обуви, палке, величавости и иронии к окружающему приятию цивилизации техногенной. Как какой-то пророк. Пророкам положено ж выводить народ на путь спасения, - как бы намекает повествователь.
"Может?.." - осторожно говорит своим рассказом Виктор Сиротин.
Автор очень осторожен. Он ищет. Он реалист. И потому его стиль – очерк. Физиология, как называли во времена Белинского. Не мешает даже символический пейзажный отрывок в начале, призывающий вернуться к непобедимой природе, и новеллистическая неожиданность в конце, дающая символическую же победу природе на незаасфальтированном куске в городе.
10 октября 2006 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
http://www.pereplet.ru/volozhin/12.html#12
Не той дорогой идете, товарищи! (Продолжение)
А что если Сиротин таки читателя обманул, и вовсе не характерны для Соединенных Штатов Америки скрыто и открыто агрессивные нестарые попрошайки на улицах? Что если не реальность он отражал, а свои мысли? И не объективное тут, а субъективное? - так мучался я после присланного мне упрека Сиротину. – Тогда у Сиротина не очерк. А нечто символическое. Вон, Сиротин намекнул же за рамками рассказа, что тога у Адама, и что пурпурная она, мол, не зря. - Что если это первочеловек воскрес перед наметившимся концом света и пришел на Землю посмотреть, что ж это наделали его потомки, что конец света приходит?"
Мой корреспондент меня на счет попрошаек успокоил. Его резануло, что адвокату ""текли" в карман громадные проценты". Это, мол, немыслимо в США – проценты адвокату с чужой ссуды.
А мне, признаться, плевать, что немыслимо.
Вспомнился какой-то роман какого-то американского писателя. Героем там - тоже писатель, и пишет тот о неком борце с чем-то там в американской действительности. Борца должны убить за то. И он таки погибает, но… от случайности какой-то. Подруга героя-писателя недоумевает: почему надо было случаем убить борца, а не врагами. Герой-писатель ей объясняет, это-де было бы вульгарным социологизмом. А вот случай… Он выявляет закон: борцы с американской действительностью – гибнут. Сама атмосфера, мол, произведения, трагическая атмосфера, должна работать, а неожиданный сюжетный ход – подчеркивать трагизм.
Так я подумал, что Сиротину, может, могла быть даже полезной необычность жульничества. Это все равно, что случайность в том романе. - Какая разница, как спихнута Элизабет и ее лучший сын в разряд отбросов цивилизации. Какая разница?! Важно, что энный процент населения такая цивилизация спихивает в отбросы. И все! И рассматривается внимательно один субъект из этого разряда. А не процесс спихивания. О процессе достаточно что-то якобы подробное написать. И достаточно. (Такая расхлябанность может субъективно даже не осознаваться автором ни как расхлябанность, ни, тем более, как вранье.)
Это как в стихе раз поймал Александр Раевский Пушкина на незнании военных реалий… - Имеют для нас значение неведомые и нам военные реалии, когда перед нами магия пушкинской поэзии?
А у Сиротина таки магия. Он развоплотил (термин Выготского) приятие старушкою этой жизни в США в неприятие. Неожиданной смертью ее.
Случайность, казалось бы, что умерла она через день, когда расцвели цветы, предмет ее долгих-предолгих стараний. Но мрачный тон окружения этой старушки снимает случайность. Тут закономерность. Смерть, если кто-то выступил против американского образа жизни: человек человеку волк и энный процент населения – в отбросы. И отбросы, вообще-то, не выступают против такого мироустройства – потому и не гибнут. А не потому, что еще молоды.
Отбросы, может, изрядное пособие получают. Страна богатая. Попрошайство, может, спорт такой, арена самоутверждения все же кое-какого. Потому и весело просят. В обществе конкуренции очень важно присутствие духа и мужество перед лицом обреченности и утраты перспектив. Сама агрессивность – знак, что ты свой в этом мире.
Бомж без агрессивности, это человек с недостижительной моралью. Зачем, мол, напрягаться. Это чужие американскому достижительному образу жизни. Чужие, но не осуждающие и не борющиеся. Таких автор не рассматривает. То ли дело – агрессивность.
А противоположные черты Элизабет – знак борющегося чужого. Ее же исключительность – знак редкостности неприятия в США жизни в США. Большинству в Америке нравится там жить. При всех условиях.
Итак, рассказ и глубинно правдив и художествен. А мой корреспондент в претензиях Сиротину по большому счету не прав.
Но я благодарен ему. Он заставил меня на минуту усомниться в реалистическом методе автора. И я теперь, пожалуй, заберу обратно свои слова: "Он ищет. Он реалист. И потому его стиль – очерк. Физиология, как называли во времена Белинского. Не мешает даже символический…"
Нет. Мешает. Автор не ищет. Он изначально знает. Что спасение мира – Россия. Его Элизабет аж неамериканка в своем все же неприятии того мира. Такая скорее исключение, чем тип.
Затем. Будь Сиротин очеркистом, он не занимался б украшением речи: "словно тучи", "уподобляясь лианам", "как будто угрожают", "как бы в чаше", "потуги камней-лиан", "немощные "современницы" её", "стеклянные взоры", "белой старицы", "ядовитый тлен бунта", "сорными проявлениями бытия".
Затем. Реалист не станет, например, применять амплификацию, развернутое иногда на целые абзацы варьирование одного и того же:
"Тот день выдался особенно ярким. Лазурное небо излучало величественное спокойствие и чистоту".
"…по недвижной глади океанской лагуны. Воды её, разделяющие горы и город, из моего окна казались твердью вымощенной из драгоценных камней".
"Монументальность гор - спокойная и величавая в своей неизменности".
"…скучными небоскрёбами и прочими невнятно разбросанными повсюду городскими строениями. Суетно громоздясь друг над другом словно тучи и уподобляясь лианам джунглей".
"…весь облик Элизабет оживляло неподдельно искреннее желание соучаствовать в человеке… лицо её светилось сердечностью и добротой исходящими из глубины души, время от времени озаряясь памятной нам с детства улыбкой любящих нас бабушек".
"…полностью распустившиеся цветы. Красота их была необыкновенной! Высокие крепкие стебли уверенно держали твердые бутоны невиданных и будто впервые созданных растений. Казалось, сама затаённая с ветхих времен жизнь выразилась в их первозданной роскоши".
Амплификация нужна для внушения. А внушающий знает, что хочет внушить.
Автор какой-то символист прямо. – Этот Адам… Есть даже нечто мистическое в его исчезновении:
"В задумчивости пройдя ещё какое-то время я опять оглянулся. Адама "на паперти" уже не было..."
И паперть же относится к элементу архитектуры церкви, а не банка, где пребывал Адам…
Или символ разрушительной суеты в уличной музыкантше: "…соло на скрипке. Странные звуки с визгом и скрежетом соскакивали с инструмента, словно стараясь сбежать от своей хозяйки. Прыгая по улице и поневоле царапая все, на что натыкались, они не то чтобы травмировали слух, но уже самим фактом своим вызывали немалое изумление".
Или вот:
"Удивительным было и то, что в этот момент [когда распускались цветы] приостановился обычно неумолкающий шум городской трассы и затих шорох машин неподалеку от дома".
Ну и символичность вида из окна в начале рассказа, прекрасной погоды в день торжества Элизабет и испортившейся погоды назавтра после ее смерти, символичность самой этой смерти, борьбы за цветник, распускания цветов, красоты этих цветов.
Наконец, это наличие новеллистического единого, острого и быстро разрешающегося конфликта: неожиданно распустившиеся цветы и неожиданная смерь героини. Назидательный намек, что американский хэппи-энд невозможен. Не тем путем идут товарищи.
Нет. Это все же не реализм.
А то, что тут такая аналитика, как в "физиологиях" в 19-м веке…
"Московские улицы узки и редко наполнены народом - широкие улицы Петербурга почти всегда оживлены народом, который куда-то спешит, куда-то торопится. На них до 12 часов ночи довольно людно и до утра попадаются то там, то сям запоздалые" (Аксаков).
"Местные нищие, не в пример нищим России, здесь, как правило, молодого или среднего возраста. И если наши ограбленные "реформами" пенсионеры и глубокие старики в подавленном молчании надеются на милость прохожих, то эти молодые да ранние едва ли не весело, а то и нагло выпрашивают подаяние".
Из-за наличия в рассказе изрядного символистского слоя зарождается мысль, что автор очерковостью хотел призакрыть свое российское мессианство. Я и в прошлой заметке применил к Сиротину слово "осторожен". Но там я его применил для искания. А искания ж нет, при ближайшем рассмотрении. Есть желательность совсем иного мироустройства. (Название – "Потерянный рай" - намекает на желательность рая. Появление Адама – тоже.) И есть очень-очень осторожное связывание этой желательности с Россией. Определенно доказать это на базе рассказа нельзя. Четырехкратное Россия в маленьком рассказе об Америке… Но если взглянете на хотя бы названия статей его публицистики… "О том, где мы в истории, и есть ли она в нас", ""Кто виноват?" и "Что делать?""… - Другое дело, правда? Не зря те четыре повтора. Однако, - всем ясно, - что реально Россия сейчас от мессианской роли очень далека. Потому для осознающего это, но желающего противоположного, и нужно очерковое прикрытие. Реализм, мол. А не витание в символистских облаках.
Я извиняюсь перед публикой, что не сразу дошел до истины (да и сейчас не дошел, собственно, а только чуть больше приблизился, чем сперва). Но. Открытие художественного смысла есть процесс бесконечного приближения. И возможны ошибки и ошибки.
Однако не отказываться ж от попыток все же открыть!
Важно, чтоб неизбежно ошибочные утверждения интерпретатора все ближе и ближе к истине оказывались бы.
После того, как я эту заметку написал, захотелось тоже, как и моему корреспонденту, выйти за рамки эстетики.
Я заказал интернетному переводчику перевод слов "агрессивные нищие Соединенных Штатов", ключевых в том противопоставлении в рассказе, которое открыло мне художественный смысл этой вещи. Потом результат загнал в поисковик. И вот – первый же по списку результат:
"Даже выносливым горожанам, обычно терпимым к "незначительным" проступкам: надписям на стенах, мусору и зловонию мочи в подворотнях, выпивке в общественных местах, агрессивному попрошайничеству, лежанию на тротуарах, - кумулятивно это становятся невыносимым. Все вместе и в контексте более серьезных преступлений это создает атмосферу страха, которая может убить большие города, потому что люди не хотят делать покупки, работать, играть и вообще жить в такой окружающей среде"
Так хоть с момента опубликования приведенных слов прошло 13 лет, и большие города в Америке сохранились, а в каком году написал Сиротин свой рассказ я не знаю, но я разрешил себе ограничиться единственным внеэстетическим экскурсом как достаточным.
24 октября 2006 г.
Натания. Израиль.
Впервые опубликовано по адресу
http://www.pereplet.ru/volozhin/13.html#13
На главную страницу сайта | Откликнуться (art-otkrytie@yandex.ru) |