Констатирую, что посещаемость моего искусствоведческого сайта несколько лет тому назад была 50 каких-то единиц, а теперь – 20. Я отношу это к тому, что стал писать более политизировано. (Сам подход к анализу произведения и синтезу из анализа у меня аполитичны. Я вживаюсь в любой идеал, каким бы он ни выявился у автора, но после этого я не прячусь и обозначаю, кто я сам политически и какое у меня к этому идеалу отношение.) А мир разделён. И то, какой я политически (прокоммунист), явно не модно у тех, кто читает искусствоведческие тексты. Кроме того, выявление идеала автора (чем я нарочито и преимущественно занимаюсь) делает иногда обнаруженный идеал (он всегда скрыт в неприкладном искусстве) неприемлемым в связи с мнением читателя, которого до того идеал автора не интересовал, но он автора любил. И – на тебе: оказывается… Например, что Чехов в своих произведениях не гуманист, каким большинство его считает, а ницшеанец. Разве можно, мол, такого исследователя перенести? И – меня избегают читать впредь.

Меньше я подозреваю в падении своей непопулярности один акцент, на который я последнее время стал усиленно налегать – на то, что художественность я понимаю как след подсознательного идеала автора. – Что за муть? – отмечают люди, но потому не перестают меня читать, думаю. Может, я ошибаюсь.

А вот то, о чём я сейчас хочу писать, похоже, всё-таки вызовет раздражение и у этих: муть-перемуть. – О том, как Михаил Шишкин пытается возвеличить свой идеал Личной Пользы. Мещанский. В рассказе “Вильгельм Телль как зеркало русских революций” (2010) в книге рассказов и эссе “Пальто с хлястиком” (2017).

Этот “Вильгельм…” даже и не художественное произведение – эссе ("впечатления и соображения автора по конкретному поводу”).

Один из поводов – памятник швейцарским гвардейцам, не предавшим Людовика XIV при штурме революционерами замка Тюильри в 1792 году.

Памятник аллегорический. Лилии на щите, на которую положил голову лев, – символ монархии. Крест на щите пред львом – символ Швейцарии. Обломок копья в боку льва – символ жалких революционеров, не смилостивившихся над теми несдавшимися, кому король запретил стрелять в его народ.

Вверху написано: HELVETIORUM FIDEI AC VIRTUTI- “Верности и отваге швейцарцев”.

Что, мол, из того, что неправое дело (феодализм) защищали.

Русскому… Будто не было в России в гражданскую войну героев, умиравших за монархическую идею. Или сейчас будто не было Магомеда Нурбагандова с его словами: “Работайте, братья!”, - в ответ на предложение ему под видеокамеру: смерть или призови сослуживцев изменить присяге. Или будто не докатывалась сама Швейцария в XIX веке до гражданской войны, где было не до прежних присяг.

А в чём дело?

Русские в XIX веке, оппозиционно настроенные к царизму: Александр Тургенев, Салтыков-Щедрин, - тенденциозно снижали моральный уровень швейцарских гвардейцев. (О неунизившем их революционере Герцене – молчок.) Плюс сейчас Россию с 2007 года, с мюнхенской речи Путина, Запад считает исчадием ада. – Ну так ату её, Россию… Живя в Швейцарии.

Благо эссе – это красивое именование безответственности суждений. В нём можно себе позволить оттянуться во имя своего идеала. Благо, это принято – толковать произведения искусства сикось-накось.

Впрочем, этот памятник Шишкин истолковал верно, если распространить его толкование другого памятника на первый.

Другой – Вильгельму Теллю.

Изображён завершающий момент легенды. Но главное, мол, – в её начале.

Шляпа законодателя и исполнителя данных законов – символ порядка, правил, которые могут быть нам неприятны, но лежат в основе сосуществования, делают возможным частную жизнь, нормальное функционирование общества. Мы поклоняемся этой шляпе, например, тем, что платим налоги. Герой мифа нарушает порядок, преступает закон, вовсе того не желая, и готов понести за это наказание, то есть осознанно принести жертву ради сохранения порядка, который он невольно нарушил. Готовность по приказу Геслера стрелять в сына [в яблоко на голове сына] есть свободный выбор подчинения договору, готовность принять условности закона, существующих правил. Из пространства нечаянного нарушения договора герой хочет вернуться путем добровольного понесения наказания обратно в рамки закона, на прочную территорию договора. Свобода как осознанная потребность жить по установленным правилам. В этом смысле Телль, послушно выполняющий приказание стрелять в своего собственного сына [в яблоко на голове сына], и есть борец за свободу”.

Тут спрятан мещанский идеал Шишкина, выраженный словесно:

На что ни пойдёшь, чтоб этот идеал обеспечить. На договор – так на договор. И за него можно и умереть и во Франции за тамошнего короля, и под Березиной, спасая от плена Наполеона, и даже стрелять в яблоко на голове сына.

Не честь – главное, как выставляется на показ, а частная жизнь!

Тот случай, когда идеал выражен на пути наибольшего сопротивления (особенно с сыном): частная жизнь вопреки смерти. Мало, что это кто-то назвал эссе. Это ж художественное произведение!

То есть я-прежний должен признать это эссе художественным произведением. А я-теперешний бунтует: какое ж художественное, если тут рассудочность так и прёт! Где подсознательность идеала?

Вот она – сухость теории.

И это не должно интересовать читателя, но оно очень интересует меня.

Я, каюсь, даже болею за автора (хочется, правда, и себя проявить как умеющего чуять подсознательное). – Ну как я могу его спасти от называния нехудожником?

Единственное – принять во внимание неожиданность такого сюжетного хода, как путь наибольшего сопротивления. Неожиданность произошла-де с подачи подсознательного идеала. А? Сойдёт? Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт. Но художник – не умный, а наоборот – убогий (у-Бога).

Всё произведение начинается с насмешки над Россией:

Хорошо Швейцарии – она в горах. Там трудно воевать. Такую страну трудно завоёвывать. А Россия на равнине. Со всех сторон враги эту землю веками терзали. Потому и менталитет народа иной, не мещанский. А Швейцарии естествен нейтралитет. Во всех труднодоступных странах и демократии больше (Англия – на островах, США – за океаном, Швейцария – в горах). Швейцарии можно себе позволить даже конфедеративное, а не центральное, государство. Но изгаляться над Россией за её географическую судьбу…

Ну разве что ради принесения её в жертву художественности – пути наибольшего сопротивления, рождающегося в подсознании.

А сами скульптуры не стоят разбора. Прикладное искусство. В нём всё, как на ладони. Моё же амплуа – открывать скрытое.

Горько.

Это как быть отвергнутым любимой.

Любовь после этого какая-то… несладкая.

А так было хорошо: всё-таки втиснул я Шишкина в художники…

Но вот читаю следующий рассказ, “Кампанила святого Марка” (2011), и, чувствую, что он разобьёт удовольствие.

Потому что сколько ж раз можно относить путь наибольшего сопротивления к дару от подсознания.

Тут опять опьяняющая радость веры в социализм, к тому ж отталкивающаяся от мещанства, телепаю, есть тот самый путь к возвеличиванию мещанства.

Неужели изворотливый ум мой опять найдёт способ оправдать Шишкина в моих глазах?

Или я рано принялся комментировать: вон, автор всё чаще ледяной водой трезвости обливает письма-излияния социалистической любви (без общего дома, аж в разных станах, без детей…). Ого! Она даже не может себе позволить физическую близость…

Угадываю: Шишкин взялся опозорить социалистическую, мол, любовь в глазах нормальных, с его точки зрения, людей, мещан.

Ого, опозорить он взялся и любую деятельность немещан. Врачебную в дикой русской глубинке, отвергающей медицину. Террористическую чужими руками – аморальна. (Героиня – эсерка.) А главное – революция 1905 года идёт на спад, крестьянам же надо думать о выживании сейчас, а не счастье потом.

Медленное и неуклонное преодоление немещанства мещанством вырисовывается косвенно. Народный грабёж, своекорыстие, ненависть. Мещанство худшего пошиба.

Партия эсеров разгромлена провокаторами… Теперь и такой “семьи” нет.

И что, если тут настоящие письма, а не выдуманные автором? – Я тогда вообще зря это читаю.

Дальше – арест, ссылка, развод (не получается физически жить друг с другом). Провокатор её опозорил перед партией. – Полный крах немещанской жизни.

Как я смею заикаться о подсознательности мещанского идеала Шишкина?

И что теперь делать мне, привыкшему читать и записывать свои переживания при чтении, когда ясно, что идеал Личной Пользы у Шишкина вполне сознательный. Я ж должен вообще перестать его читать, раз он не художник.

Или вдруг?..

Нет. Дальше отчёт автора о чтении материалов об интернированных советских военнослужащих, бежавших из немецкого плена в Швейцарию. Отчёт использован как повод сказать “фэ” по отношению к менталитету бывших соотечественников автора.

Я бросил читать. Скучно.