Мне надо, чтоб понять Северянина две вещи. Первая – пусть временно, но согласиться, что он верно себя называл футуристом (правда, с приставкой “эго”). Вторая – объяснить себе, почему он не так разрушителен к языку ("Ветропросвист”, “Крылолёт”, “Лимонолистный лес Драприт”), как его оппоненты-футуристы ("бобэоби”, “вээоми”, “пиээо”). При этом мне надо учитывать собственное открытие (если сметь его так называть), что футуристы потому так уродовали натуроподобие и язык, что совесть была не чиста. Они, мол, да, правы в своём оптимизме, потому что они за прогресс, который объективен: индустриализация в Италии, скажем. Но это связано со страшными бедами населения, что в Англии и Франции произошло раньше и потому уже подзабылось в Европе ХХ века. Отсюда – угрызения совести у итальянских футуристов (явление коллективистского происхождения). А чтоб угрызения совести притушить – уродование натуры. Это как броситься вперёд, до боли закусив губу. И подобную логику можно проследить у множества футуристов.

Так если у Северянина ТАКОГО уродования нет, то, может, надо отказать ему в самоназывании эгофутуристом?

Это просто иноназывание солипсизма романтического. При нём автор бежит из плохого внешнего в свой прекрасный внутренний мир. Прекрасность его у Северянина восходит к такой общечеловеческой ценности:

А его, внутреннего мира, некое (экзотическое) отличие от внешнего (обычного) обеспечивается некоторой чрезмерностью, какой в обычном мире не бывает.

Некоторую чрезмерность (красивости или самовосхваления и т.п.) все спутали с большими деформациями футуристов и потому стал называть и он, и другие его – футуристом. И ругали. Как ругали романтиков сто лет до того.

“Не правда ли, что печальный станс превосходен? Вы, может быть, спросите: из каких цепей вырвался поэт? где он находился? Читателю нет надобности знать об этом; первые два стиха картинны, новы и, следовательно, чудесны!” — издевается критик. — “Далее вы, верно, скажете, что родные степи не могут быть ни начальною, ни среднею, ни конечною любовью, равно как любовь не бывает ни степью, ни лугом, ни полем. Согласен: да это по-старинному; мир романтический есть мир превращений: там небылицы являются в лицах” (http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/guk/guk.htm).

Два эти слова: “Северянин” и “романтизм” легко находятся вместе в интернете.

"Мотив забвения приходит в творчество Северянина из романтизма…” (Викторова. http://www.poet-severyanin.ru/library/severyanin-i-poezia-serebryannogo-veka15.html).

Только у первых романтиков была мировая скорбь от кровавых обманов Разума и Просвещения после Великой Французской революции, а перед Первой мировой войной бежать хотелось от скорых будущих ужасов. И литература…

"…как бы не решаясь глядеть прямо в лицо устрашающей ее действительности, уводила читателей в… далекое от проблем и тревог окружающей жизни” (В. Рождественский. http://www.poet-severyanin.ru/library/rozhdestvenskiy-severyanin.html).

Какой-то истошный оптимизм. (Что тоже делает Северянина похожим на футуристов.)

Впервые опубликовано по адресу

https://zen.yandex.ru/media/id/5ee607d87036ec19360e810c/istoshnyi-optimizm-60f845000c14cd3ca9ac7373