Может ли кто согласиться со мною, что это неприятно, если ты читаешь роман или смотришь на живописное полотно и тебе понятны движущие автором силы? И наоборот, если читаешь, смотришь, и тебе не понятно, а только что-то смутное родилось в душе, и не можешь от него отделаться, и перестав читать и смотреть, а всё те или иные куски всплывают в памяти, и нельзя ни изгнать это из души, ни успокоиться, - если всё это с вами случилось, то не согласитесь ли, что это есть хорошо?

Гляньте на такую вот картину:

Гляньте на фрагменты:

Гляньте на эту гордую посадку головы побеждённого.

На этот комфорт – ковёр – победителя.

Гляньте на год создания этого полотна. Это за два года до дефолта 1998 года, трахнувшего по мозгам и тот средний класс, ради которого, мол, и делалась очередная катастрофа в России. Гляньте на эту гору раненых, на которых собрались жировать победители. А кто из поверженных слишком стонет, тех добивают.

Гляньте на это всё. И правда ведь, вы соотнесёте…

Это график (http://www.e-reading.link/bookreader.php/12873/Vishnevskiii_-_Rossiya_v_mirovom_demograficheskom_kontekste.html) изменения численности населения России в тысячах человек. Через год после голода 1932 – в минус вошли, во время войны нет сведений и в результате реставрации капитализма – минус почти по миллиону в год. Чем не аналог нашествия Батыя – действия демократизаторов России? Тех, с чьей лёгкой руки пошло выражение: “красиво жить не запретишь”. И пусть неудачник плачет, как пел у Чайковского ещё не поверженный пушкинский Германн, поборник в России капитализма, настолько несимпатичного Пушкину, что он своего героя убил.

Всё это или что-то такое вы мгновенно соотнесёте с картиной “Калка”: реставрация капитализма хуже нашествия татаро-монголов, которое не отбили с самого начала из-за раздрая на Руси.

И это, как мы договорились с самого начала, есть неприятно.

Нет подсознательного, - резюмирую я. – Нет того, без чего не бывает неприкладного искусства. (Прикладное – это ковёр, как под тем ханом-победителем: для лежания он плотен, чтоб не ощущались бугорки земли, а для висения он же – с узором, чтоб веселить глаз лежащего рассматриванием. Или вот такая картина, как “Калка”, – якобы историческая живопись, а на самом деле – нет. Она – для усиления чувства досады народа на самого себя за историческую ошибку.)

То, что сделал Рыженко, называется литературностью и в зачёт достижений не ставится живописцу.

Для примера приведу, что у исторического живописца оценивается как живописное достижение, нарочно не давая репродукции (вы это как бы увидите по словам):

"В пышном соцветии красок толпы, сложенных в плавный певучий узор, остроугольное пятно черных одежд Морозовой воспринимается как диссонанс, погребальный аккорд среди праздника - эхо чужого, прошедшего мира. Раскол для Сурикова - не только отошедшее в прошлое историческое происшествие, но повторяющееся* событие русской истории - событие, в котором всякая новая эпоха может узнать себя” (Алленов. История русского искусства. Кн. 2. М., 2000. С. 221).

Впрочем, можно дать один из первых эскизов (в них яснее виден живописный замысел). По нему ясно увиденное Алленовым, но, уверен, не увиденное никем из нас, кто на картину или репродукцию смотрел.

Ещё резче это видно в копии с изменённой освещённостью.

Суриков хоть и был передвижником, которые были за народ, за сельскую общину и в последнем счёте – крестьянский социализм и против капиталистического пути развития России после отмены крепостничества, - Суриков выдал западническое понимание раскола**: приятие реформ Никона, сближавших церковь с греческой, как движение сближения России с Западом. Суриков, хоть и исторический живописец, извратил историю и дал живописное отторжение*** Морозовой от народа.

А неизменное и святое было. И россияне привыкли этим гордиться. Были князь Владимир, крестивший Русь, уведший ее от старой языческой веры, но не огнем и мечом. Была княгиня Ольга, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский. Разве они думали о себе? Поступали против совести? А ныне заступившие на престолы были корыстолюбивы, жадны к деньгам и власти, пеклись лишь о себе. Это народ видел, понимал, и поэтому никакие доводы в пользу <новой> веры им не принимались. Могли смиряться перед обухом, которого не перешибешь, но обух-то все-таки ненавидели. Ненавидели <жесткую руку> Никона” (http://aravidze.narod.ru/s8/morozowa.htm).

Тем не менее, Суриков справедливо считается великим мастером исторической живописи. Ибо ЖИВОПИСИ. А Рыженко? Хоть и совпал с народным отторжением и раздробленности Руси в прошлом, так и с демократической реставрацией капитализма в России… Во всяком случае – в “Калке”? – Вряд ли. – Банальный иллюстратор.

Помогает ли Рыженко нынешнее сопряжение, - из-за того, что Калка таки на Донбассе, - с нынешней бедой Донбасса, что произошла от отказа ориентироваться на Запад с его комфортизмом (как у того хана-победителя)?

Как живописью публицисту – да, как историческому живописцу – нет.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/273.html#273

*- Я не заметил, что это – нудно повторяющееся. Я не заметил, что потому и "В пышном соцветии красок толпы”. То есть Суриков потрясён несоответствием чувств народа и его поведением. Всё – очень и очень плохо. И ведь все – христиане. Настолько всё плохо, что мечтается вообще об иномирии, нехристианском. И приведённое мною иллюстрирование именно это-то и доказывает: все – одним миром мазаны: взаимооторжением. И это ненавистно. А Суриков над схваткой, как и полагается… ницшеанцу.

** - Суриков не западническое понимание раскола выдал, а оба – и славянофильское понимание тоже. Суриков – над схваткой.

*** - Не столько отторжение, сколько противный его душе вечный раздрай, свойственный жизни вообще. И потому лучше – не жизнь.